«Металлисты спасут российскую экономику» — интервью с «МХК нот Дэд»

К социальной сети TikTok я, впрочем, как и большинство, относился скептически с самого начала. Особенный отпечаток в моем скептицизме оставляла память о том, что ныне популярный способ убивания времени появился из Musical. ly, который мог запомниться исключительно простыми танцами на камеру от аудитории 12+. Однако сейчас я готов поддержать мнение, что TikTok ни в коем случае нельзя сравнивать с его предшественником. Если правильно настроить свою ленту и «рекомендации», TikTok становится неплохой базой для того, чтобы снабдить себя историями и, вероятно, навыками в излюбленной теме. Так, в минувшем году TikTok научил многих пользователей смотреть на искусство под другим углом.

«Мы хотим научить мир кайфовать от искусства», — с таким лозунгом выходят к зрителям «МХК нот Дэд». Актриса театра и кино Анастасия Привалова и исполнительный продюсер в производстве сериалов Валерий Сотов сами стали учителями небольшой школы искусства. «МХК нот Дэд» — это пример того, как ученик со временем встал на место учителя, взяв за основу свой свежий взгляд и все то, что он отвергал в школьной системе. Более 65 тысяч подписчиков в TikTok следят, записывают и выполняют домашние задания на уроках дуэта, посвященных музыкальным жанрам, их отдельным ярким представителям, а также литературе и живописи.

На новогодних праздниках корреспонденту ИА REGNUM удалось встретиться с основателями «МХК нот Дэд» и пообщаться на темы современного искусства, а также ответить на вопрос, как оно связано с российской экономикой.

ИА REGNUM: Как вам удается совмещать неформальную деятельность в TikTok и такую серьезную работу, как актриса театра?

Анастасия: На самом деле одно не противоречит другому, и мне кажется, «МХК нот Дэд» — это наша маленькая миссия соединить субкультуру и культуру и размыть между ними границы, чтобы все взаимодействовало, одно вытекало из другого. Если мы говорим, например, про одного классического автора, мы также можем говорить про современную музыку.

ИА REGNUM: Сейчас у вас есть отслеживаемая структура контента, который вы представляете зрителям. С чего же начинался «МХК нот Дэд»?

Анастасия: Начали мы в марте 2021 года, нашему маленькому проекту даже года нет. Мы его придумали скорее интуитивно, вступили на путь познания, изучения. Здесь нам важен процесс, а не результат, азарт процесса. Не знаю, к чему нас это приведет, но пока нам нравится.

Я вообще в основном стараюсь говорить про экстремальную музыку, мне кажется, она имеет терапевтический эффект. Я как раз недавно думала о том, как эта музыка является безопасным способом выхода энергии, чтобы наши внутренние демоны спокойно и экологично для окружающих выходили из нас в рамках концерта.

Многие на самом деле боятся этой культуры экстремальной музыки во многом из-за этой энергии и смотрят на нее не под терапевтическим углом, а как на что-то маргинальное.

ИА REGNUM: Экстремальная музыка и ее восприятие среди массового слушателя — это проблема предубеждений касательно этой культуры или это вправду не для всех?

Валерий: Экстремальная музыка на самом деле проще, чем современное искусство, проще, чем современный театр, современный танец. Она может быть определенной ступенью к более сложному искусству, потому что люди, которые увлекаются эстрадой, любят смотреть ТВЦ и прочие сериалы, вряд ли заинтересуются искусством. Экстремальная музыка может стать способом для того, чтобы привести новую аудиторию в удивительный мир искусства.

Мир искусства могут спасти только панки и металлисты, если говорить радикально.

Анастасия: Когда Валерий так говорит, я сама не понимаю он это всерьез или шутит.

Валерий: А какая тогда будет приходить аудитория в современный театр и музеи? Люди, которые слушают простую и понятную музыку?

Анастасия: Это такой вопрос о разделении на массовую культуру и андерграунд. В этом смысле экстремальная музыка, конечно, не простая, она потому и занимает отдельное место. Она сложная и требует, как ни странно, большой работы души, чтобы к ней подключиться. Конечно, важна работа головы, но больше сердца. Мне кажется, к музыке всегда нужно подключаться именно сердцем. Есть, конечно, ситуации, когда что-то не нравится, но тогда я думаю, что дело во мне и, может быть, мне не хватает знаний для понимания. Нужно признать: если мне это не нравится, это не значит, что это неправильно.

ИА REGNUM: Можно ли сказать, что на известность экстремальной музыки среди массового слушателя также играет ее популярность в музыкальных чартах. Вплоть до 2015 года это было популярно. Что могло пойти не так за это время?

Валерий: Если говорить вообще о мировой музыке, то нужно сказать, что она циклична. Она идет графиком: в одно время популярность опускается, в другое — поднимается. Это нормально. Поколение уходит, что-то забывается. Потом к старому возвращаются, находят в нем новое. И так по кругу. Сейчас в принципе настало время «пост», музыкальные жанры возвращаются к своему прошлому, во многом повторяются, переосмысляют или просто цитируют.

Анастасия: Что касается российской экстремальной сцены, она только сейчас заявляет о себе в полной мере, и, может быть, мы являемся свидетелями того, как творится история. Наши команды выходят на мировой уровень, едут в мировые турне. Это, конечно, безумно приятно, и мы безумно ими гордимся.

ИА REGNUM: Можно обратить внимание, что и сам слушатель стал избирательнее. Вы говорили о цикличности популярности жанров, однако российская музыка, пожалуй, никогда не была так популярна. Пользователи TikTok могут обратить внимание на всё большую популярность российских групп на Западе, в том числе и Slaughter To Prevail. Как вы думаете, откуда пошел тренд на романтизацию российской души? Неужели социальные сети сыграли основополагающую роль?

Анастасия: Романтизм российской души… Про русскую душу, у Гарсии Лорки есть такой трактат про дуэнде. Дуэнде — это испанское понятие, оно уходит корнями в танец фламенко. Но само понятие такое неощутимое: оно не про талант, а именно про сопричастность к корням. Вот это про русскую душу. Это когда кровью что-то своей сделанное. Сопричастно к своей природе, земле. Может быть, поэтому русская душа раскрылась в таком жанре, как экстремальная музыка.

Валерий: В свое время это тоже было циклично. Почему, например, Стравинский стал модным и популярным? Потому что он делал все по той же схеме «русской души». Еще к примеру Дягилев, который возил русский балет в 1910-е годы, и до сих пор тянется его известность. Русская культура интересна своей эмоциональностью, непонятностью, элитарностью, которой по большей части нет у культур других стран. Вернее, есть, но не такая энергетически целостная. Поэтому тот же жанр дет-кор очень органичен нам и, например, Slaughter To Prevail очень ярко воспели русскую культуру.

Анастасия: Всегда есть какая-то тоска по русской душе.

ИА REGNUM: Сейчас можно сказать, что роль Дягилева, обозревателя русской души, играет российский пост-панк. Как всегда, в шуточной манере со стереотипами о вечно грустном русском человеке. Однако она очень симпатична слушателям из стран Латинской Америки. Там стали популярны новосибирский дуэт «Буерак», ростовчане Motorama и Human Tetris. Получается, что русская душа завоевывает далеко не только европейцев?

Валерий: У нас как раз есть подписчики из Латинской Америки, которые нам пишут. Я не понимаю, почему мы им нравимся, потому что у нас нет английского языка в роликах.

Анастасия: Да, я не понимаю, как они смотрят наш русский контент. Мы даже им пишем: «Зачем вы нас смотрите?»

ИА REGNUM: Музыка играет основную роль в вашем творчестве?

Анастасия: Да. В этом смысле у человеческой души нету к музыке никакой дистанции. Книжку мы закрыли, от картины отвернулись, а музыка, она сразу проникает. Это и прекрасно, и ужасно одновременно. Мы сразу ее воспринимаем. Поэтому у каждого человека отношения с музыкой очень прочные. Это первое искусство, в которое ребенок сознательно погружается.

Валерий: Музыка — это всегда его личное общение. В живописи всегда сложнее, она часто непонятна. Особенно, если это живопись Рембрандта. Он же более сложный художник, чем современное искусство. Чтобы смотреть Рембрандта, нужно знать эпоху, историю деталей. А с музыкой слушатель остается наравне. И когда в начале его жизни очень много поп-музыки, ему все сложнее и сложнее общаться с другим искусством. Считаю, что следует формировать отдельный предмет в школе — музыкальное образование. Чтобы его мозг учился воспринимать какие-то сложные вещи. Если мозг ребенка будет воспринимать сложную музыку, он будет также воспринимать и театр, живопись и вообще сложные математические структуры. Музыка очень важный толчок для жизни человека.

ИА REGNUM: Тяжелая музыка часто становится основной темой повествования «МХК нот Дэд». Я не раз замечал, что любители экстремальной музыки консервативны и в чем-то нетерпимы к другим меломанам. Особенно часто вызывают споры предпочтения в конкретных жанрах. На вашей прошедшей лекции «Скандинавский блэк-метал и МХК» был момент вашего интерактива с залом, где вы предложили разделиться на две команды и поочередно называть блэк-метал группы. Начинали с очевидного: первыми назвали Mayhem. Со стороны другой команды последовал выкрик: «Попсня!» Как вы думаете, с чем может быть связан такой нигилизм людей, которые, казалось бы, погружены в такую сложную структуру экстремальной музыки?

Анастасия: На самом деле мы постоянно на эту тему дискутируем, откуда взялось такое элитарное восприятие и вечный спор «тру» или «не тру». К нам такой же вопрос поступает, на что мы отвечаем: «Да мы не «тру», мы простые ребята! Мы не боремся ни за какую правду». Поэтому мне не хотелось себя позиционировать как эксперта или музыковеда. Мы стараемся говорить о музыке простым языком, который понятен нам самим.

Осуждение — это роскошь наблюдателя. Человек, который только наблюдает, может определять «тру» или «не тру». Сам художник, когда творит свое произведение, просто общается с богом и раскрывает свою душу такой, какая она у него есть. Он не думает в момент творения, в рамках какого он находится жанра. Это уже мы, слушатели, потом определяем и засовываем в рамки формата. Настоящий художник творит свой собственный мир, космос, к которому мы подключаемся. Как говорит мой Мастер и художественный руководитель Игорь Яцко: «Если хотя бы найдется один зритель в зале, который проникнется и откликнется, значит, я все сделал правильно». Нужно всегда искать хотя бы одного своего зрителя, который тебя услышит и поймет. А если их много, то это уже чудо.

ИА REGNUM: Как вы воспринимаете понятие «культура отмены», возникшее в ковидное время. Это человек, который уходит в отказ в угоду вынужденным интересам?

Анастасия: Да, это связано с тем, что человеку приходится свыкаться с данностью.

Валерий: У меня у самого уже давно лежит билет на Iron Maiden, а на некоторые концерты уже не обращаешь внимание с мыслью: «А все равно отменят». По поводу концертов, в экстремальной музыке образовалась довольно большая проблема. На концерты ходят очень плохо, даже те люди, которые интересуются. Может быть, это опять связано с проблемой поколений. Поколение слушателей вырастает, и им нужно, чтобы на концертах было больше комфорта. А организаторы, особенно региональные, не могут это обеспечить. И до сих пор делают все, как делали в 90-х, по маргинальному.

Анастасия: Как раз это какой-то стереотип, что металлисты — это маргинальная компания, что их надо засовывать в такие грязные подвалы и клубы. На самом деле это музыка, хорошая и качественная. И если бы действительно можно было делать шоу вокруг нее, чтобы мы приходили и получали катарсис.

ИА REGNUM: Правильно ли сказать, что музыка зависит от воспитания?

Анастасия: У меня была старшая сестра, которая всегда на магнитофоне слушала музыку, и ее музыкальный вкус, такой альтернативный, передался и мне.

Валерий: Младшие дети всегда адепты веры старших братьев и сестер.

На самом деле то, какая музыка будет в ушах русской аудитории, то такие у нас будут вокруг архитектура, магазины, театры и музеи.

ИА REGNUM: Первые годы своей жизни мы исключительно впитываем, а дальше уже сложнее вырваться из сформированной коробки вкуса и сознания. Как будет выглядеть будущее, если коробка современного поколения не такая наполненная?

Анастасия: В нашем блоге мы стараемся рассказывать о культуре так, чтобы этот вкус выходил за рамки стереотипов. Поэтому и подход у нас нестандартный, во многом парадоксальный и ироничный.

Валерий: Чем отличается зритель, который слушает поп-музыку, от того, кто слушает тяжёлую музыку? Когда ты воспринимаешь поп-музыку, ты ее не изучаешь, она фоновая, а в тяжелой музыке ты сам стремишься изучать альбомы, историю коллектива, часто прибегаешь к изучению родного языка группы. Каждый меломан знает альбомы своих любимых групп по годам. То есть это формирует критическое мышление, заставляет твой мозг раскладывать все по полочкам. Эта игра в кубики, маленькая головоломка. Почему искусство спасут панки и металлисты? Потому что именно они «шарят» в том, что слушают. Они вырастут и легко перейдут к более сложному, будут так же разбираться в театре, живописи и прочем искусстве. Такие люди будут развивать российскую культуру, вместе с ней архитектуру. Если будет развиваться архитектура, к нам будут приезжать туристы, будет развиваться страна. Экстремальная музыка может также спасти и экономику России.

ИА REGNUM: Академичная подача в ваших роликах накладывается на повествование о безбашенных поступках героев рок-сцены или самых темных группах блэк-метала, благодаря чему создается ощущение, что ты находишься на уроках МХК в шестом классе общеобразовательной школы. Сейчас на них поднимаются разговоры о великих композиторах. Войдут ли легенды рок-н-ролла и, если углубляться, блэк-метала через пару десятков лет в ряд с Шопеном, Моцартом и Чайковским? Будут ли в будущем говорить о них как о классиках своего времени?

Анастасия: Мне хочется верить, что, конечно, они войдут в историю. По крайней мере они ее сотворили, историю своей эпохи. Классно, если не будет разделения на классическую и «другую» музыку. Сейчас в классической музыке есть минималисты, к примеру, Владимир Мартынов. Его музыка — это философский минимализм, мне очень нравится. Там есть какое-то открытие и чувство, что открываешь что-то новое в себе посредством этой музыки. Будет классно, если все границы будут стерты, и думаю, что эта музыка войдет в историю.

ИА REGNUM: Если посмотреть на итоги минувшего года в стриминговом сервисе Spotify, они будут абсолютно идентичны прошлогодним. Моргенштерн, Slava Marlow и так далее — все в этом списке герои эпатажные. В чем заинтересован российский слушатель? Он выбирает музыку или красивую эпатажную обертку?

Валерий: Что касается Моргенштерна, он классный шоумен, но у него музыка слабая. Если бы его научить немножко петь гроулингом, взять хороших музыкантов из красноярских коллективов, то он был просто суперпроектом и гремел бы не только у нас в России. Он очень харизматичный и интересный парень. Опять же это дело продюсеров, которые создают эти шоу.

ИА REGNUM: Мы поднимали с вами темы архитектуры и того, как она связана с музыкальным вкусом. Пятиэтажки стали настолько привычны нашему глазу, что закрепились в ДНК-цепочке русского человека. Поэтому следующий вопрос будет посвящен программе реновации. Как вы относитесь к тому, что пятиэтажки сносят и строят на их месте немые ЖК-комплексы? Может, стоить обновить подход с помощью капитал-арта, о котором вы говорили в одном из прошлых интервью?

Валерий: Их сейчас очень много. Вот сделают реновацию, и тогда они уже станут искусством. По идее, пятиэтажки придумал Ле Корбюзье, здание Центрсоюза которого стоит на Мясницкой. Он был одним из главных французских архитекторов и в то же время социалистом, поэтому он сделал такое здание в Советском Союзе. Уже потом, в 1960-х годах архитекторы взяли идеи Корбюзье. Хрущевская идея убрать все излишества и расселить всех по коробкам— это примитивное продолжение конструктивизма. Мы просто перенасыщены этими коробочками. Думаю, через лет 20 и несколько серий реновации пятиэтажки станут достоянием России. На эти коробки будут приезжать и смотреть люди из других стран. В Европе, в Берлине, пятиэтажки переделывают во что-то модное, а если они останутся в советском, депрессивном ключе — это произведение искусства.

ИА REGNUM: Вы говорили, что музыка постоянно находится впереди, однако сейчас создается ощущение, что фактически не возникает ничего нового. За основу берется старое и переосмысливается. Снова появилась мода на гаражный звук, рок-н-ролл. Куда дальше двигаться, если мы стоим на пороге тупика?

Анастасия: Мы уже говорили о том, что сейчас время «пост». Есть такое явление, как постдраматический театр, когда очень много знания и его возможно только переосмысливать, цитировать. Возникла очень интересная мысль: в дневниках Юрия Нагибина написано, что русская земля почему-то перенасыщена гениями. Вот если бы Лесков родился где-нибудь в Англии, он был бы писателем такого же уровня, как Диккенс, везде бы стояли памятники ему. Но у нас есть гении высшего эшелона — Пушкин, Толстой — есть гении второго эшелона. У нас существует градация гениев. Действительно много гениев и крупных художников.

Валерий: В других сферах искусства в начале XX века было куча людей, которые отвергли предыдущий опыт и пытались создать язык заново. В музыке это тоже делается, но она уже пережила все «пост» и все «мета». В любом случае важен человек. Каждый человек — это индивидуальность. То, как ты подойдешь к музыке Led Zeppelin, — это и будет новым жанром. Вот Курт Кобейн создал новый жанр — гранж. Без него бы, вероятно, и такого понятия не было, Alice In Chains и Soundgarden относили бы к альтернативе, да и все. Кобейна нельзя было поместить в рамки. За новым явлением всегда стоит харизматичная личность.

ИА REGNUM: Если подходить со стороны слушателя, то как быть всеобъемлющим меломаном, чтобы при этом не надоело слушать музыку? Бывают ли у вас периоды, когда вы понимаете, что ничего не подходит?

Анастасия: Я понимаю, о чем ты говоришь. Это когда музыка не дает энергию, а забирает.

Валерий: Можно в лес пойти. Я, например, пару дней слушаю тишину. Послушать музыку города, это же тоже определённый вид музыки.

Мы стараемся подходить к музыке с нуля. Даже если мы что-то слушали 20 лет назад, сейчас мы пытаемся это переосмыслить с точки зрения искусства. Понятно, что раньше к Cannibal Corpse относились как и ко всем брутал-группам, которые кого-то пытаются спровоцировать. В современном искусстве все понятно, не надо слушать критиков, следует только изучить концепт.

Сейчас 70% концептуального искусства не работает без пояснения художника. Часто люди говорят: «Да ладно, что там читать?» И называют из-за этого современное искусство «фигней». Прошел и не понял. Даже про ту же самую «глину» говорят так.

ИА REGNUM: Вы идеально попали в мой следующий вопрос. Не могу не обделить вниманием новую инсталляцию построенную на «Красном Октябре». Скульптура Урса Фишера «Большая глина № 4» уже несколько месяцев красуется у Дома культуры «ГЭС-2» и мозолит многим глаза. Разделяете ли вы первичное недовольство московских жителей необычной скульптурой? Как вы смотрите на эту «глину»?

Анастасия: «Глина» классная, и действительно нужно познакомиться подробно с ее концепцией. Эта «глина» представлена как то, из чего создается произведение художника. Конечно, внешне она не может не ассоциироваться с тем, с чем она ассоциируется у зрителя. На самом деле это не плохо. Есть 25-й кадр, мы на него смотрим, а там внутри что-то запечатано, какой-то код, и уже от нас зависит, как мы его считаем. Существует очень много вещей похуже «глины» в Москве. Она исполнила свою функцию — привлекла к себе внимание.

Валерий: Центр современного искусства — это для нас важная вещь, а для многих москвичей это лишь очередной музей. Поэтому работа Урса Фишера сделана специально. Двоякость в искусстве — это провокация. Искусства без провокации не бывает. Это крутая работа, которая полностью исполняет свою функцию, чтобы распиарить «ГЭС-2».

Анастасия: Сейчас так много знания, что зрителя сложно разозлить. Он так уже пресыщен, а Фишер смог его разозлить.

ИА REGNUM: Не кажется ли вам, что свойство разозлить человека становится самоцелью в современном искусстве? Человек во многом относится к искусству через призму негативизма, будучи готовым к тому, что его хотят задеть.

Анастасия: Думаю, что у настоящего художника за этой провокацией есть более глубокие темы, которые он изучает. И также изучает зрителя в момент обмена эмоциями, смотря на то, как зритель реагирует на его произведение.

Валерий: Мы были на выставке Урса Фишера. Он привозил персональную выставку в «Гараже» в начале 2010-х годов, но она не произвела никакого громадного резонанса. Очередная выставка в «Гараже». Да, были крутые работы, но они не вызвали ничего особенного. Становится все сложнее и сложнее привлекать внимание зрителя, любому искусству он нужен. Даже если музыкант говорит, что не стремится к славе, выпускает кассеты, но по факту он хочет, чтобы все эти кассеты перезаписали.

У нас в России провокаторов особо нет. Искусства современного много, художников много, а выхлопа нету. Не говорят о российском искусстве. В ключе российского искусства за рубежом говорят о Малевиче, Кандинском, о всем русском авангарде 1920-х годов.

ИА REGNUM: На российское кино начали обращать внимание. Разве об этом не говорит регулярное участие российских режиссеров и их фильмов на Каннском и Берлинском кинофестивалях?

Валерий: Но это только последние пять лет за счет того, что вышли продюсеры, которые слушали сложную музыку, а поп-продюсеры ушли в свое небытие, оставшись в телеке с аудиторией в лице женщин среднего достатка 45+. Соответственно, хорошее кино ушло на платформы.

Вот сериалу «Эпидемия» очень повезло с темой. Это же продюсеры Валерий Федорович и Евгений Никишов, у них заказали оригинальный сериал для Netflix по «Анне Карениной». Сейчас у них еще один заказ — оригинальный сериал инклюзивной истории про своеобразных, необычных людей.

ИА REGNUM: Будете ли вы готовы, что в образной «Анне Карениной» будут сниматься чернокожие актеры?

Валерий: Да там не будет. Но мы за любых актеров, какая разница. Главное, чтобы они трогали наши сердца, а какие они вообще, без разницы.

Был такой спектакль на Чеховском фестивале в Москве, где в «Трех сестрах» одну из сестер играл робот. Тоже может быть, почему нет, по-моему, круто. Может быть все что угодно, главное, чтобы это не было скучно, приторно и было честно, от сердца.

ИА REGNUM: Как воспринимать то, что то, что должно быть искренне и от сердца, будет исходить от роботов? Будто это актриса-робот в театре или музыкант.

Анастасия: Это просто время, я думаю, что человек всегда победит над роботом. Креатив — это самое главное, что доступно человеку. Конечно, какие-то профессии уйдут, где сможет работать машина. Но человек — единственный, кто может создавать искусство.

Была выставка в Элеткромузее, где робот с помощью заданного алгоритма выдает картину в стилистке Дали. Существует произведение Моцарта, а робот создает похожее. Но при этом идею искусства может создать только человек.

ИА REGNUM: Какой музыкальный релиз вы выделили в качестве лучшего за 2021 год?

Валерий: Slaughter To Prevail это главный релиз года 100%. Как музыкальное событие оно самое важное, потому что группа стала ярким участником дэт-кора и подняла жанр в России и во всем мире. Опять стали говорить о дэт-коре, который ранее был скорее вымирающим жанром. Slaughter To Prevail сегодня перевернули эту сцену и шаблоны, создав крутой проект, который не стыдно показывать за рубежом.

ИА REGNUM: Есть ли что-нибудь недооценённое из русской музыки, по вашему мнению?

Валерий: Мне кажется, что за «недооцененностью» стоит работа пиарщика. Любой музыкальный альбом, трек, спектакль и так далее — это продукт. Есть продукт доделанный и недоделанный. Существует много коллективов, у которых офигенный концепт, но слабенькие образы, что-то недоделано, где-то не цепляет, может быть, треки расставлены неправильно по драматургии.

ИА REGNUM: Сейчас особую популярность имеют группы, которую используют атмосферу андерграунда, независимости. Однако часто группы слишком зарываются в это, отрицают свою какую-либо причастность к чему-то популярному. Как вы относитесь к этой проблеме в российской музыке?

Анастасия: Это обратная сторона андерграунда. Думаю, что это плохо и накладывает лишние рамки. Быть популярным это не плохо. Metallica разве не популярна? Или Iron Maiden? Поп-культура как массовая культура — это другое понятие. В этом смысле музыканты ограничивают себя ради «андерграунда». При этом, ограничивая себя этим понятием, они часто им не являются.

Вот Егор Летов это само по себе явление андерграунда, этот человек через свою жизнь пронёс свою идеологию. И действительно своей жизнью доказал свое искусство.