Сложная игра Алиева с иранскими азербайджанцами
Депутат Гудрат Гасангулиев на заседании азербайджанского парламента выступил с кричащим политическим заявлением: «Шаги, предпринимаемые в Азербайджане в направлении государственного строительства, делают необходимым принятие новой конституции. Первым шагом, который мы здесь предпримем, должно стать переименование Азербайджана. Название нашей страны должно быть Северный Азербайджан. Точно так же, как в названиях других разделенных народов присутствуют выражения Северный и Южный. Думаю, это также будет стимулом для соотечественников из Южного Азербайджана».
По этой логике 11 статья азербайджанской конституции должна быть выписана в такой редакции: «Азербайджанская Республика (Азербайджан) состоит из Северного, Южного и Западного Азербайджана». Гасангулиев, в прошлом видный деятель «Народного фронта», и раньше выступал с подобными заявлениями, предлагал дать юридическую оценку Гюлистанскому (1813 год) и Туркманчайскому (1828 год) соглашениям, согласно которым входившие ранее в состав Персидской империи закавказские ханства отошли к России. Но тогда такие пассажи воспринимались, скорее, как маргинальные. Сейчас все выглядит иначе, они видятся прямым вызовом территориальной целостности соседнего Ирана. Положение усугубляется и тем обстоятельством, что президент Азербайджана Ильхам Алиев, ранее очень осторожно комментировавший положение проживающих в Иране азербайджанцев, на международной конференции «Вдоль Среднего коридора: геополитика, безопасность и экономика» заявил: «Мы сделаем все возможное, чтобы защитить наш образ жизни, секулярный вектор развития Азербайджана и азербайджанцев, включая азербайджанцев, проживающих в Иране. Они часть нашей нации».
Вот почему «выпад» Гасангулиева в сторону Тегерана не выглядит случайным и воспринимается как попытка реально ввести в региональную геополитику «азербайджанский вопрос». Конкретно это связано с подавлением иранскими властями вспыхнувшего протестного движения, охватившего иранские Азербайджан и Курдистан, в ходе которого стали активно проявлять себя силы этнического сепаратизма, пробивающиеся сквозь господствующую шиитскую идеологическую упаковку. В Тегеране подозревают, что в ситуации, когда Баку демонстрирует, пусть и пока только на словах, возможность «объединительных» планов, муссирование проблем азербайджанской или тюркской идентичности в Иране происходит не без участи Турции, интересы которой могут совпадать с интересами США. Проблема тут ещё и в том, что заметно активизированы два идущих навстречу процесса деятельности сепаратистских движений в Иране и так называемых «объединителей» в Азербайджане. Первые утверждают, что «на протяжении всего прошлого тысячелетия большинство правителей Ирана были тюрками», а сегодня Тегеран «проводит политику ликвидации всего нефарсидского культурно-исторического наследия». Вторые «приватизировали» почти всю историю Персии, создавая встречное движение, все более запутывая клубок неоднозначных, противоречивых двусторонних, трехсторонних и многосторонних отношений каждого из внутренних и внешних акторов.
В Тегеране открыто говорят о планах «заговоров» против Ирана. Дело в том, что для американцев, объявивших Иран главным своим противником на Ближнем Востоке, соблазнительно выглядят перспективы не только разыгрывания азербайджанской карты на иранском направлении, но и перекидывания ближневосточного конфликта в Закавказье в целом и в Азербайджан в частности. В этой связи многие эксперты считают вполне реальным, что в случае ирано-американской войны на севере Ирана может быть провозглашена как минимум тюркская автономия (по примеру курдской автономии в Ираке и потенциальной в Сирии). Но выведем за скобки интригующее историческое досье, связанное с тем, что в Иране территорию нынешнего Азербайджана именуют Араном, что появившаяся в 1918 году Азербайджанская Демократическая Республика охватила только Аран и Ширван, а Тегеран тогда активно протестовал против того, что новое государство в Закавказье было названо по имени одной из иранских провинций — Азербайджаном. Речь пойдет о политике России в складывающейся ситуации, точнее, о ее важных особенностях, когда она считалась с фактором подвижности этнических границ в регионе с выходом на эту проблему через укрепление влияния в Персидской и Османской империях. Часто бывало так, что Кавказ многие годы оказывался в российском геополитическом тылу. При этом в отношении правящих династий сохранялся принцип легитимизма, чтобы не доводить дело до уничтожения Персии и Турции.
И сегодня Россия состоит в тесном альянсе с Турцией и стала развивать беспрецедентные в историческом плане отношения с Ираном. Связано это с московским «броском на Восток» в связи с введением западных санкций из-за кризиса на Украине, стремлением через «закавказское окно» выстраивать серьезные геоэкономические проекты на южном направлении. Поэтому России не нужны «осложнения» в регионе, она заинтересована в сохранении политической и геополитической устойчивости и баланса сил в регионе. В то же время объективности ради надо отметить, что «азербайджанский вопрос», то есть статус иранского Азербайджана — это тема, которую быстро снять с повестки региональной геополитики не удастся. Кстати, это касается и курдской проблемы. Как писал в свое время почетный профессор истории Монмутского университета Тадеуш Свентоховский, «до 1919 года Иран формально выдвигал свои притязания на северный Азербайджан, а в 1919 году, перейдя к более реалистическим позициям, вел переговоры о конфедерации с независимой республикой». Сегодня такое возможно только в случае, если в Тегеране перестанут рассматривать усиление связей между двумя частями Азербайджана как угрозу существования Ирана в качестве национально-гомогенного персидского государства.
Но тогда постсоветская азербайджанская элита должна быть переориентирована на Тегеран, а не на Анкару, которая позиционирует себя союзником Вашингтона. Это реально. Термин «ватан» (родина) для азербайджанцев относится все же к Ирану, а не к Турции. Не исключено, что Алиев, вводя в оборот «иранскую карту», пытается создать новую альтернативную Турции культурную и политическую коммуникацию. Это означает, что Баку после победы во второй карабахской войне не получает важной для себя мирной паузы, его толкают на поиск новой геополитической «прописки», уводят от считающимся базовым турецкого пространства в Анатолии и перенаправляют на юг Аракса, где на протяжении веков тюркоязычная среда выступала в качестве сильнейшего элемента, формирующего иранское, а не турецкое историческое, культурное и политическое пространство. Если это так, то на «Большом Ближнем Востоке» наступает эпоха прогнозируемых новых геополитических потрясений.