Британию Карла III ждут тяжёлые времена: эксперт о смерти Елизаветы II

«Можно сказать, что тогда окончательно умер сраженный августом 1914-го XIX век (тот «железный», в завершённом виде родившийся из революции 1848-го). Теперь умер уже окончательно ХХ век, привычный нам, послевоенный.

В скором будущем Британия может как понести тяжёлые потери, так и показать клыки — но стабильности миру это не прибавит в любом случае.

Скончавшийся в разгар Первой мировой войны Франц-Иосиф царствовал почти 68 лет. Он был внуком последнего, кто носил титул римского императора, — главы Священной Римской империи Франца II, который после аустерлицкого поражения отрекся от престола Карла Великого и Оттона I, став взамен императором Австрии Францем I, а после победы над Наполеоном — президентом Германского союза, в какой-то мере аналога Британского Содружества.

Главу Священной Римской империи (в отличие от русского или австрийского монархов) по-английски и по-французски по сей день называют без уточнений — император. Точно так же королеву Елизавету II стали именовать без уточнений — просто королева (хотя женщины одновременно с нею занимали престолы Нидерландов и Дании).

Австрийская империя, поначалу выстоявшая против венгерской революции и в первой войне Сардинского королевства за Рисорджименто, вынуждена затем была оставить Северную Италию и отказаться от символического старшинства в Германии в пользу жёсткой власти Пруссии, создавшей новую Германскую империю. Однако и в 1914 г., согласно дипломатическому протоколу, венский престол всё равно считался первым в Европе.

Франц-Иосиф I умер, когда Австро-Венгрия клонилась к неминуемому разгрому и держалась лишь силами Германии, далеко переросшей «метрополию». Но распад Австро-Венгрии и общеевропейская подковёрная борьба за австрийское наследство стали не менее важным истоком Второй мировой, чем версальское унижение Германии.

Сегодня мы видим, что не только Соединённое Королевство, но и нечто гораздо большее, запрятанное в системе Британского Содружества и уний британской короны, осталось без своего духовного лидера (и старейшины корпораций британской аристократии и транснациональных элит), задававшего особый стиль постимперскому Pax Britannica. Влияние (и всё же власть) британской монархии, скорее негласно, чем просто символически, сохраняли эту декадентскую, полупризрачную общность.

Однако в последнее десятилетие, отмеченное Брекситом, пропаганда и внешняя политика Британии заметно изменились. Шаги по интеграции доминионов в гласные и негласные союзы заставляют вспомнить велеречивые пассажи Черчилля о «странах английского языка», долго подразумевавшие сохранение империи и хотя бы духовного, интеллектуального, внешнеполитического превосходства над США.

Никто сегодня не отрицает, что бесспорное превосходство такого рода теряется уже Соединёнными Штатами. Весьма заметно, что во все образующиеся бреши европейской, ближневосточной, тихоокеанской политики устремляется Британия со своими гласными и негласными сателлитами.

Похоже, что Британию Карла III ждут тяжёлые времена — накрывающий её кризис больше напоминает уже не трудности 70-х, но послевоенную разруху, а смерть Елизаветы II несомненно обострит шотландский вопрос, что может дорого стать не только Лондону, но всей Европе, запустив очередной парад суверенитетов.

Поведение же публичной британской элиты вызывает насмешливые (но не такие уж простые) вопросы: «Неужели они всегда были такими? Как же они справлялись с такой империей?»

Однако не исключено, что именно с этими людьми Pax Britannica от декадентского постколониализма перейдёт к откровенности панк-империализма, став отвязавшейся корабельной пушкой мировой политики.