Программа кандидата в президенты Белоруссии Светланы Тихановской, помимо прочего, предусматривала расширение сферы применения в системе образования белорусского языка. В бел-чырвона-белой Белоруссии мова должна была стать основным языком общения белорусских граждан. Однако опыт «белорусизации» советского периода показывает, что ни одного шанса осуществить задуманное у современных змагаров не было. Белорусы, несмотря ни на какие ухищрения, не отказались бы от своего родного русского языка — продолжали бы на нём общаться, читать по-русски и воспитывать детей на языке Пушкина.

Иван Шилов ИА REGNUM
Белоруссия

Советская «белорусизация» и сопротивление ей

Американский историк Терри Мартин в своей книге «Империя «положительной деятельности» так описывает языковую политику в БССР:

«Белорусское руководство было просто одержимо идеей национального строительства и посвящало ему даже больше внимания, чем руководство Украины. В 1926 г. Бюро ЦК Компартии Белоруссии обсуждало национальную политику 41 раз. Для сравнения: в том же 1926 г. Бюро ЦК Компартии Грузии обсуждало этот вопрос всего шесть раз. Численность центральных ответственных работников, которые владели белорусским языком и вели на нём работу, резко возросла — с 21,9% в 1925 г. до 80% к концу 1927 г. и примерно до 90% в 1929 г. (что значительно выше достигнутого к этому времени на Украине). Как и на Украине, почти всё делопроизводство было переведено с русского языка на местный, то есть в данном случае на белорусский, в то время как разговаривали в учреждениях и организациях на русском. Пресса стала почти исключительно белорусской. В 1929 г. существовала всего лишь одна русскоязычная газета, и не выходило ни одного русскоязычного журнала».

Белорусы не воспринимали белорусский литературный язык в качестве родного. При его кодификации национальные деятели стремились как можно дальше отдалить мову от русской литературной нормы путём внедрения большого числа полонизмов. В результате получился нежизнеспособный лингвистический конструкт, на котором не хотели разговаривать даже те, кому его преподносили в качестве родного. Функции литературного языка в Белоруссии с успехом выполнял язык Пушкина и Достоевского.

В 1930-х гг. «белорусизация» не закончилась, как пишут во многих белорусских учебниках истории. Завершилась лишь её активная фаза. Репрессировав значительную часть белорусских деятелей «национал-демократического» направления, Джугашвили-Сталин продолжил проводить политику «белорусизации» с помощью верных коммунистических кадров. Так, к моменту смерти диктатора на белорусском языке в БССР преподавали в 95% школ, издавали 85% тиража книг, 74% тиража журналов, 71,5% газет.

Фёдор Шурпин. Портрет Сталина. 1930

Языковая свобода после Сталина

После смерти Джугашвили-Сталина языковая политика в Советской Белоруссии начала постепенно меняться в сторону принципа «какой язык хотите, тот и используйте». Белорусский народ сделал выбор в пользу русского языка. Однако партийное руководство было, мягко говоря, не в восторге от такого выбора. Так, летом 1953 г. секретарь Ленинского райкома КПБ г. Минска Л. Фёдорова на отчётно-избирательном партийном собрании в Министерстве связи БССР отмечала: «Стыдно жить в Белоруссии и не выписывать белорусских газет. Нужно уважать Белорусскую республику. Кто не знает, надо учить белорусский язык». Но её никто не поддержал, а один из участников собрания — Косов ответил: «Вы неправильно тут выступили и проводите такую политику, которую раньше проводил Зимянин. Вы заставляете выписывать белорусские газеты и изучать белорусский язык — это бериевщина». В продолжение дискуссии Фёдорова назвала в обращении к секретарю ЦК КПБ Горбунову выступление Косова «непартийным».

В 1958 г. родители получили официально закрепленное право выбирать язык обучения своих детей в школе (до этого им его попросту навязывали). Когда у белорусов появилось право выбора языка, советская «белорусизаторская» система рухнула за считанные годы.

Секретарь ЦК КПБ по идеологии А. Т. Кузьмин в 1990 г. вспоминал: «В 1958 году в Минске было восемь белорусскоязычных школ. Когда же было введено правило, что родители определяют, на каком языке учить их детей, то мы получили заявления от родителей только четверых первоклассников с просьбой обучать их детей на белорусском языке. И все восемь школ с белорусским языком обучения сразу перешли на русский язык».

Фёдор Мясников. Уроки кончились. 1947

Впрочем, партноменклатура ещё долго не сдавалась, пытаясь поддерживать на плаву белорусскоязычное образование. Доктор филологических наук В. М. Алпатов пишет: «Возникала парадоксальная на первый взгляд ситуация: многие национальные школы держались больше на поддержке сверху, иногда происходившей по инерции, тогда как снизу шло стремление к переходу на обучение на русском языке».

Быстрее всего белорусы ликвидировали белорусскоязычное образование в Западной Белоруссии: там школ на мове почти не осталось к началу 1960-х гг. Это связано с тем, что на этих территориях не проводилась насильственная советская «белорусизация» 1920−1930-х гг.

Если в 1958/59 учебном году 93,8% школ в БССР были белорусскоязычными, 5,8% — русскоязычными и 0,4% — двуязычными, то уже в 1970-х гг. ситуация выглядела диаметрально противоположно. В 1972/73 учебном году 98% городских школьников учились в русскоязычных школах.

Оставалась ли возможность у свядомых родителей давать своим детям образование на мове? Безусловно. В январе 2019 г. на «Радыё Свабода» (СМИ, признанное в РФ иностранным агентом) вышло любопытное интервью с единственной минчанкой, получавшей в 1980-х гг. школьное образование на белорусском — Анастасией Лисицыной. Даже для одного человека в городе с населением 1,5 млн человек советская власть обеспечила индивидуальное обучение!

На каком языке хотели читать белорусы

В 1950-х годах для широких масс белорусских крестьян, переехавших в города, стал доступен книжный рынок. Начали формироваться семейные библиотеки, которые у многих сохранились до наших дней. Однако белорусы отдавали предпочтение не книгам на мове, а шедеврам мировой литературы.

Николай Богданов-Бельский. За книжкой. 1915

Официозная газета «Літаратура і Мастацтва» упрекала Государственное издательство БССР во главе с Захаром Матузовым в слабой заинтересованности в издании книг белорусских писателей. Большая часть бумаги выделялась на выпуск «ходовой» переводной литературы на русском языке, таких книг, как «Консуэло» Жорж Санд, «Три мушкетёра» Дюма, «Красное и чёрное» Стендаля, «Ярмарка тщеславия» Теккерея.

Тираж белорусских оригинальных изданий снижался. Для прозаичных произведений он составлял 5000 экз., для поэтических сборников — 2000 экз. Якуба Коласа «На росстанях» на белорусском не переиздавали, готовили переиздание на русском. Повесть-сказку Змитрока Бядули «Сярэбраная табакерка» издали в 1950-х гг. на русском 2 раза, 1 раз на литовском и ни одного раза на белорусском.

По данным профессора Романа Мотульского, на пике сталинизма, в 1950 г., тираж книг и брошюр, издаваемых в БССР на белорусском языке, в шесть (!) раз превышал тираж русскоязычных изданий. В 1985 г., на заре перестройки, ситуация поменялась диаметрально противоположным образом: русскоязычный тираж превышал белорусскоязычный в десять раз.

Выводы

В результате предоставления белорусам свободы выбора белорусскоязычные образование и книгоиздательство в БССР начали скукоживаться и выживали исключительно благодаря протекции, которая оказывалась партийными органами. Если уж «тоталитарным» большевикам не удалось навязать белорусам мову, то как это собираются делать «демократические» змагары?

Современные белорусские граждане, в том числе политики, должны понять одну простую вещь: нет ничего предосудительного в том, что белорусы не говорят на мове. Поскольку история показала, что их реальный родной язык — русский. Каламбур «белорус должен разговаривать на белорусском языке» абсолютно дурацкий и рассчитан на людей с низким IQ. Валлоны в Бельгии говорят на французском. Австралийцы, американцы, новозеландцы, канадцы — на английском. Австрийцы — на немецком, киприоты — на греческом, марокканцы — на арабском. Почти все шотландцы, валлийцы и ирландцы — на английском. Это делает их ущербными? Конечно, нет.