Что Китай задумал в Центральной Америке? — The Strategist
Мало где острота столкновения неприкрытых интересов стран, с одной стороны, и принципиальности во внешней и стратегической политике, с другой стороны, столь значительна, как в Центральной Америке. И мало какой регион играл в последние десятилетия менее значимую роль для Австралии, чьи коммерческие и стратегические интересы носят здесь минимальный характер, пишет руководитель Индонезийской программы Австралийского института стратегической политикиДэвид Энгель в статье, вышедшей 21 января в The Strategist.
Тем не менее регион благодаря своим непростым положению и истории заслуживает внимания: не зря же он играет столь важную роль для США и Китая, что нагляднее всего видно на примере целого ряда центральноамериканских стран, прежде признававших Тайвань, а теперь пошедших на сближение с Пекином — в результате чего произошло переформатирование местного экономического и внешнеполитического ландшафта.
Сама мысль о том, что державы-гиганты делят мир на сферы влияния, неприемлема для жителей Австралии, в сознании которых имеются примеры деятельности Китая в западной части Тихого океана или России — в ее ближнем зарубежье. Тем не менее если кому-то кажется, что Вашингтон уже давно рассматривает Центральную Америку исключительно в этом свете, что аукалось региону чудовищными последствиями, он просто плохо знает историю и невнимательно следил за международными делами.
Лучше всего отношения региона с Вашингтоном, а также судьбу собственного народа охарактеризовал мексиканский диктатор Порфирио Диас, свергнутый в результате Мексиканской революции.
За последние два столетия у многочисленных лидеров стран Центральной Америки и Карибского бассейна, от тиранов до демократов, было достаточно оснований говорить то же самое. История региона изобилует репрессиями, вопиющей несправедливостью, революциями и гражданскими войнами, коррупцией, насилием банд и убийствами женщин, а также такой коммерческой эксплуатацией и институциональным захватом, что появился термин «банановая республика». Причастность США ко многим из этих темных эпизодов слишком очевидна и слишком обширна, чтобы о ней лишний раз писать.
При этом действия Вашингтона в регионе не были лишены благотворности, идеализма и практической пользы. В прошлом было много примеров того, как двусторонняя торговля, инвестиционные потоки и оказание помощи в целях развития затмевали все остальные. США — основной источник столь необходимых денежных переводов от проживающей там большой центральноамериканской диаспоры. Поддержка Вашингтоном демократических реформ и более эффективного управления часто носила решительный и практический характер. Администрация США использовала пряник не реже, чем кнут. Она так же часто способствовала отстранению головорезов от власти, как и поддерживала их.
Однако когда дело касается отношений Китая с Центральной Америкой, в прошлом они носили незначительный характер. Еще 20 лет назад объем торговли КНР со всей Латинской Америкой составлял всего $12 млрд. Доля Центральной Америки была мизерной.
Однако многое изменилось, особенно с 2007 года, когда Коста-Рика стала первой страной Центральной Америки в этом тысячелетии, отказавшейся от связей с Тайванем и признавшей Китайскую Народную Республику. Благодаря этому шагу Коста-Рика выиграла от увеличения торговых потоков с Китаем, увеличения китайских инвестиций и строительства нового национального спортивного стадиона, а также реализации других проектов в области инфраструктуры и развития.
Схожая ситуация сложилась и в Панаме. В 2001—2002 годах ее экспорт в КНР составил $2 млн, тогда как импорт из Китая — всего $41 млн. Однако после признания КНР в июне 2017 года правительство Панамы начало переговоры о соглашении о свободной торговле и стало первым в регионе государством, подключившимся к инициативе «Один пояс и один путь». Двусторонняя торговля соответственно увеличилась в 22 раза. К 2019 году экспорт Панамы в Китай вырос до $33 млн, тогда как импорт из Китая — в 27 раз.
Членство Панамы в проекте «Один пояс и один путь» обещало много и вскоре дало свои плоды: либо реализован, либо предложен двадцать один крупный инфраструктурный проект — от грузовых портов и терминалов, связанных с Панамским каналом, до четвертого моста через канал, железнодорожных линий, линий электропередачи и телекоммуникаций. Вскоре китайские коммерческие круги начали присматриваться к крупнейшему коммерческому предприятию Панамы, медному руднику, который считается одним из богатейших в мире.
В качестве недавних примеров стран, отказавшихся от поддержки Тайбэя, можно назвать Сальвадор и Никарагуа. В первом случае это произошло в августе 2018 года при левом правительстве Сальвадора во главе с Сальвадором Санчесом Сереном, бывшим лидером повстанческого движения, который с 1979 по 1992 год вел гражданскую войну против поддерживаемой США хунты.
В 2019 году, добиваясь благосклонности президента США Дональда Трампа, преемник Санчеса Серена, самопровозглашенный «самый крутой диктатор в мире» Наиб Букеле первоначально заигрывал с идеей восстановления связей с Тайванем. Но какие бы надежды на большую прозрачность и эффективное управление ни породил его приход к власти, они в значительной степени рухнули.
Пока администрация президента Джо Байдена все больше возмущается его вопиющим авторитаризмом и предполагаемыми сделками с преступными группировками, Букеле склоняется к тому, чтобы идти навстречу Пекину, подписывая сделки на финансирование инфраструктурных проектов на сумму $500 млн, включающихся в себя широкий спектр объектов — от нового спортивного стадиона до национальной библиотеки, а также осуществления его заветного плана превращения части тихоокеанского побережья Сальвадора в «Город серфинга».
Букеле также поддержал достигнутое ранее соглашение с Китаем о строительстве нового глубоководного порта в заливе Фонсека для обслуживания особой экономической зоны и логистического центра, изначально предназначенного для привилегий китайских деловых кругов (и сальвадорцев с хорошими связями). Он внедряет технологии 5G таким образом, что от этого выиграет компания Huawei, и стремится увеличить двустороннюю торговлю.
Единственное, что удивляет в ситуации с признанием Никарагуа КНР, которое состоялось в декабре прошлого года, — это то, что это заняло так много времени. Президент страны Даниэль Ортега, еще один бывший партизан, впервые разорвал связи с Тайванем в 1985 году после свержения поддерживаемого США режима Сомосы и победы на последующих выборах. Однако его преемник вернулся в Тайбэй в 1990 году, и Ортега решил не отменять этот шаг, когда был переизбран в 2006 году.
Первоначально стараясь поддерживать конструктивные связи с Вашингтоном и собственным бизнес-сообществом, он стал на все более авторитарный внутриполитический курс, что привело к кровавому подавлению антиправительственных протестов в 2018 году. И без того непростые в эпоху Трампа отношения Никарагуа с США после прихода к власти администрации Джо Байдена значительно обострились.
Платой за услугу снова станут китайские обещания инфраструктурных проектов и увеличения торговых потоков (хотя и с огромным дисбалансом в пользу Китая). Однако маловероятно, что это будет сопровождаться обязательством возродить грандиозный план на сумму $50 млрд по строительству нового Никарагуанского канала.
Последней страной Центральной Америки, отказавшейся от признания Тайваня, стал Гондурас, чей уходящий президент ХуанОрландо Эрнадес пользовался некоторой поддержкой Трампа в обмен на подавление миграционных потоков, несмотря на весьма заслуживающие доверия обвинения в его связях с наркоторговцами. После победы на президентских выборах в ноябре прошлого года избранный президент Ксиомара Кастро подняла вопрос о признании КНР.
Однако с тех пор она попала под давление США, требовавших сохранить статус-кво. Кроме того, на инаугурации Кастро 27 января должны присутствовать вице-президент США Камала Харрис и вице-президент Тайваня Уильям Лай, что говорит о том, что Тайвань все еще может сохранить хорошие отношения с Тегусигальпе, если будут приняты правильные меры для финансовой поддержки и развития.
Действительно, то, что КНР до сих пор не смогла заключить сделку с Гондурасом, является еще одним указанием на пределы ее влияния в Центральной Америке. Если Пекин предлагает явные преимущества «коррумпированным, недемократическим или протоавтократическим режимам», таким как режимы Ортеги и Букеле, которые оказались под санкциями или стали объектами критики со стороны администрации Байдена, перед ним стоит гораздо более сложная задача сохранения влияния на администрации в более демократических и подотчетных государствах региона, особенно в Коста-Рике и Панаме.
Более того, есть ряд причин, по которым сложно представить себе, чтобы Гватемала, чей президент, похоже, намерен сохранить поддержку Вашингтона на своей стороне, в частности, и предложил ввести 30-летнее тюремное заключение за контрабанду людей, и ее региональный соперник Белиз, входящий в Британское Содружество, отказались от Тайбэя в пользу Пекина.
Иногда дополнительные преграды на пути к этой цели создает сам Пекин своим неуклюжим поведением, примером чему служит то, что он не смог построить большое посольство в стратегически важном месте у входа в Панамский канал. Символизм такого сооружения был нетерпим не только для Вашингтона, который успешно пролоббировал недопущение такого развития событий. Инцидент также стал причиной роста националистических настроений среди панамцев, для которых Панамский канал и его зона — до 1999 года принадлежавшие США — являются образцом национального суверенитета.
Короче говоря, Китай ставит перед США серьезные новые задачи и конкуренцию в их сфере влияния, и у Вашингтона есть основания с осторожностью относиться к поведению Пекина, особенно когда речь идет о строительстве портов и телекоммуникациях. Большая часть региона приветствует экономические возможности, которые может принести Китай с финансированием развития и дешевыми товарами. Им вполне может понравиться появление своего рода противовеса традиционному гегемону, превосходство которого часто было далеко не благожелательным, не в последнюю очередь в его воплощениях при Рональде Рейгане и Трампе.
Но КНР вряд ли вытеснит США в качестве наиболее значимого внешнего игрока в Центральной Америке, сколько бы глубоководных портов потенциально двойного назначения и футбольных стадионов ни построил Пекин. Букеле, возможно, и сделал свою страну первой, принявшей биткоин в качестве официальной валюты, что может быть чревато катастрофическими последствиями, но фактической национальной валютой остается доллар США. У других есть собственные валюты, но доллар с радостью принимается на рынках повсюду, юань же вряд ли получит такую же привилегию. Кроме того, посольства США затмевают дипломатические представительства Китая (и любой другой страны), даже в Манагуа.
Многие власти стран Центральной Америки — особенно элита региона, получившая образование в США, — не забывают о цене, которую слишком часто требует Пекин, не в последнюю очередь за счет резкого увеличения торгового дисбаланса их стран. Такие государства, как Панама и Коста-Рика, прекрасно понимают, что Китай заигрывает с ними не только для того, чтобы унизить Тайвань и получить коммерческую прибыль. Они понимают свое место в геостратегических и геоэкономических расчетах Китая, и большинство из них не заинтересованы в разжигании проблем с Вашингтоном со всеми вытекающими последствиями, слишком много уступая своему великому конкуренту.
Даже Ортега, если Никарагуа когда-нибудь получит построенный Китаем собственный глубоководный порт, вероятно, дважды подумает, прежде чем разрешить военно-морскому флоту Пекина использовать его для чего-либо, кроме символических целей.