Доктор Стрейнджлав, или Как перестать бояться ЛГБТ-диктатуры

С именами? Или без имён? Ладно, второй вариант. Итак, чтобы не перебирать, точно Джиперс Криперс, грязное бельё.

Вы ведь слышали этот скандал. С доктором, который блистает на телевидении для доверчивых, а после выяснилось, что у мужчинки оказался слащавый любовничек. Мило, мило. Pretty Fly, но исключительно for a white guy, ясное дело. Ничего особенно, в общем.

Но вот мне задают частый вопрос после казуса доктора К.: неужели они там все такие? Задают и обычные люди, и представители медиа. Так вот мой ответ: да, многие, очень многие там (многозначительный акцент на этом слове) такие. Я бы сказал — большинство, но кто проводил статистические выкладки?

Об этой истории с доктором К. можно было промолчать, если бы не одно «но». И заключается оно в следующем.

Мы очень чётко должны понимать, что живём в условиях крайне жёсткой диктатуры меньшинств. Самых разных меньшинств: сексуальных, национальных, прочих. Многих из них, действительно, деклассировали и притесняли долгое время. Они страдали, они не имели прав. Но они крепли.

А после Хельсинкских соглашений началась другая история. Нет, зачалась она раньше, но продолжилась — и активно — тогда. Включили в соглашения пункт о защите прав человека. И стали использовать его как идеальный casus belli. Говорите, там обижают албанцев? Развязать войну! Что там у них — биологическое оружие? Развязать войну!

Однако метод этот использовали не только по отношению к государствам, но и к социальным группам, к обществам тоже. Слишком велик был соблазн использовать. И тогда под эгидой защиты национальных и сексуальных меньшинств началось то, что в военном деле называется перегруппировкой сил. Их защищали, а они готовились нанести удар. И нанесли его по итогу.

До 1973 в США тот же гомосексуализм считался психиатрическим заболеванием, а после стал уделом привилегированных, белокостной отметиной элитарности, я бы так сказал. Впрочем, этим баловались и так позиционировали давно — Эллада, Древний Рим, — но теперь стали особо популяризировать.

И гей-культура со временем вышла за рамки исключительно сексуального вопроса. Это стало чем-то вроде социополитической доктрины, которая решала и закрывала массу насущных вопросов. Дело уже не в том, что мужчины любят мужчин, а женщины — женщин (плотской любовью), а в том, что иная форма выражения любви уже считается (так навязывается) порочной и архаичной. Её постарались (успешно?) вывести за рамки общепринятого.

Притеснять лесбиянок и геев — плохо; простите, но позволю себе подобную простоту по «крошка сын к отцу пришёл», что такое хорошо и что такое плохо. Но плохо ли навязывать быть геем и лесбиянкой? Массовая культура, в которой мы давненько так существуем и коей кормимся, давно уже не любит гетеросексуалов. Она не хочет и не приемлет их. Человеку с рождения даётся установка, что однополая любовь — не только прелесть, но и удел избранных. Дальше же мы имеем существ, которые не считают себя ни мужчинами, ни женщинами. А кем?

Дальше же — от культурного — делается переход к социальному. И формируется нечто вроде закрытого элитарного клуба. Туда зазывают всех — эй, дружок, просто стань геем! — но, на самом деле, возьмут лишь единицы. Малая толика просочится через радужное сито и вступит в клуб избранных. Это предельно неестественный отбор. Такой, что в принципе нарушает законы природы и даже насмехается над ними. Такова новая диктатура — и бессмысленно отрицать это.

Плевать, почему доктор делал то, что он делал. Его выбор, его вкусы. Но не плевать на то, почему тысячи начинают делать это под внешним воздействием. Делать не из-за сексуальных, а из-за социальных мотивов. Ведь так проще добиться успеха, так быстрее пробраться выше, так легче просочиться в клуб избранных, чтобы делать большие деньги. Хорошо, удобно, классно. Но что на выходе?

А там — гей-диктатура и бодрый марш к «всё дозволено». Следовательно… ну, вы же читали Достоевского. Он знал, о чём говорил. И конец у этой истории будет соответствующий.