Экономисты РАН о постпандемической экономике: кто в лес, кто по дрова!

Москва, 19 мая, 2020, 14:16 — ИА Регнум. 14 мая 2020 года в рамках Московского академического экономического форума (МАЭФ) была проведена онлайн-конференция на тему «Постпандемический мир и Россия: новая реальность?». Эта тема тревожит всех россиян, так как пандемия заболеваний, вызванных коронавирусом, коснулась подавляющего большинства участников экономических процессов — работодателей и наёмных работников.

Ежегодный академический экономический форум отличается от других аналогичных мероприятий тем, что его спикерами становятся представители высших научных кругов, имеющие почётные регалии.

В этом году в конференции приняли участие такие известные не только в научных кругах, но и широкой публике учёные, как президент РАН Александр Михайлович Сергеев, академик РАН Абел Гезевич Аганбегян, академик РАН Александр Дмитриевич Некипелов, академик РАН Александр Александрович Дынкин, академик РАН Борис Николаевич Порфирьев, член Правления ВЭО России, заместитель председателя (главный экономист) Внешэкономбанка Андрей Николаевич Клепач, академик РАН Роберт Искандерович Нигматулин, член-корреспондент РАН Руслан Семенович Гринберг, президент Вольного экономического общества Сергей Дмитриевич Бодрунов.

В своей вступительной речи президент РАН Александр Михайлович Сергеев обозначил основную задачу сессии МАЭФ — внести свой вклад в создание общенационального плана действий по выходу из кризиса, вызванного пандемией COVID-19. При этом предложения должны содержать такие пункты, которые не допустят одновременно и экономического кризиса, и человеческих потерь. Президент РАН уделяет особое внимание так называемым драйверам экономического роста — новым отраслям, выросшим на теле производителей и оттягивающим от них на себя большую часть прибыли самого производителя — телекоммуникациям, телемедицине, биотехнологиям и прочим высоким технологиям. Именно в эти непроизводственные направления академик Сергеев призывает делать инвестиции.

Озабочен академик и выстраиванием сотрудничества с Китаем, которое он считает крайне необходимым, так как Китай на сегодняшний день является основным экспортёром высокотехнологичной продукции.

Однако от руководителя Российской академии наук хочется услышать о другом беспокойстве — о развитии отечественного производства, о восстановлении внутренних производственных цепочек и хозяйственных связей, для того чтобы выполнить задачи импортозамещения, которые постоянно ставит перед РАН Президент РФ, в особенности в тех отраслях, которые академик считает драйверами экономики и которые являются активными импортопотребителями.

Речь должна идти о создании экономики другого качества, но какого? Как на этот вопрос отвечает наука, к которой обращены все взоры?

Проанализируем выступления глубокоуважаемых академиков-экономистов и их коллег из других респектабельных научных учреждений, в которых они рассказывают о готовности науки приступить к созданию экономики нового качества, способной найти выход из постпандемического кризиса.

Профессор Сергей Бодрунов признал, что современная модель экономики требует трансформации, так как исчерпала себя. Она приобрела такие черты, как сильнейшая поляризация доходов как внутри государств, так и между странами; прибыль, получаемая за счёт внедрения новых технологий, не идет на повышение уровня жизни людей, а распределяется непропорционально; максимизация прибыли приводит к усилению негативных настроений в обществе. Пандемия, по мнению Бодрунова, выступает в качестве некоего толчка к трансформации экономики в сторону более социального поведения.

Профессор Бодрунов предлагает рост экономики оценивать не ростом ВВП, а такими показателями, как реальное (а существует нереальное?) удовлетворение реальных потребностей людей.

Только как посчитать эти реальные потребности, экономисты, за редким исключением, не знают, а тех, кто знает, по определенным причинам не приглашают ни на соответствующие научные собрания, ни на совещания на высшем уровне.

Также хочется узнать, о какой полученной за счет внедрения новых технологий прибыли идет речь. Из производства её часть перекачивается в карманы владельцев и продавцов этих технологий. Да и сама прибыль, где бы она ни находилась, не способна повысить уровень жизни населения, так как с её помощью невозможно выстраивать производственные связи, требуемые для роста уровня удовлетворения потребностей людей.

Академик РАН Абел Аганбегян выявил три причины глубокого структурного кризиса российской экономики:

Далее Абелом Гезевичем были спрогнозированы макроэкономические показатели на 2020 год: ВВП упадёт на 8%, реальный располагаемый доход — от 8 до 10%, сокращение бюджета в 1,5 раза, сокращение количества предприятий в 2 раза, рост количества бедных граждан с 18 до 30 миллионов.

Для того чтобы повторить «подвиг» 2009 года по выходу из кризиса, академик Аганбегян предлагает еще раз потрясти бюджет и внебюджетные фонды, дорастив расходы до европейских и американских показателей, где на поддержание экономики во время пандемии тратится от 15 до 20% ВВП. Как минимум в отечественную экономику необходимо вливать не менее 15−20 трлн рублей в год, причем бюджетные средства не могут превышать 4−6 миллиардов в год, а остальное должно появиться из низкопроцентных и беспроцентных кредитов при условии возмещения банкам потерь, пропорциональных ставке рефинансирования, со стороны государства. По мнению учёного, основанном на некой не озвученной им методике прогнозирования, это позволит не допустить двойного, тройного увеличения количества безработных.

То есть получается, что в условиях сокращения объемов производства учёным предлагается поддержать банковский сектор, который по факту является счетной конторой экономики и её закупоренной кубышкой. По словам самого Абела Гезевича, в банковском секторе в 2,4 раза больше денег, чем у государства в бюджете, пенсионном и прочих фондах. При этом удивительной является ситуация, что деньги в банках лежат мертвым грузом, в то время как экономике не хватает инвестиций, которые она так упорно ищет за границей, занимая деньги у иностранных граждан под залог земель и производственных фондов.

Очевидно, что поддержка банковского сектора точно не может привести к социально-экономическому росту, большая часть социума окажется за бортом такого движения вверх: стимулировать промышленность низкими кредитными процентами вряд ли удастся, до пандемии перепроизводство уже подводило хозяйственную деятельность страны к черте спада, а при снижении покупательной способности у производителей не будет никакого стимула восстанавливать прежние объемы производства и занятость.

Медленно растущие цены на нефть, на которые академик Аганбегян делает ставку в своих рассуждениях, на самом деле являются слабой надеждой на выздоровление экономики — положение сырьевого придатка мира уже показало свою порочность и уязвимость при малейшей дестабилизации ситуации как внутри страны, так и на мировых рынках.

Также Абел Гезевич возлагает огромные надежды на экономику знаний, для которой характерны информационное общество или общество знаний. То есть для такой экономики основными факторами развития являются знания и человеческий капитал. Но мы видим, что в течение нескольких десятков лет в России человеческий капитал обесценивается, крупный бизнес стремится избавиться от людей и на производстве, и в сфере услуг, к чему его всеми способами подталкивают корпорации, производящие высокотехнологичное безлюдное оборудование и программное обеспечение. Предложенное академиком ежегодное увеличение инвестиций в кризисную экономику знаний на 10−15% рискует обернуться инвестициями в цифровизацию, которая и без этих денег чувствует себя «на коне», а не в науку, которая должна по-настоящему генерировать объективные знания, но с каждым годом все более ветшает.

Академик Александр Александрович Дынкин более оптимистичен в своих прогнозах. Он считает, что сверхдраматических изменений в экономике ждать нам не стоит, пандемия ускорит только институциональные изменения, связанные с прорывом… в цифровых технологиях. И доказательством тому, по мнению академика Дынкина, служит тот факт, что на фоне падения рыночной стоимости всех остальных компаний, капитализация предприятий цифровой отрасли устойчиво растёт.

Но хочется спросить глубокоуважаемого академика: причем здесь рыночная стоимость компаний и стабилизация экономики с выходом на рост? Рост экономики это, прежде всего, рост уровня жизни граждан, на который влияет огромное количество факторов, главным из них является занятость в реальном секторе экономики, так как именно там, а не в цифровых корпорациях и не в финансовом секторе, производится прибавочная стоимость.

Далее Александр Александрович ссылается на то, что удаленная работа на треть эффективнее, чем традиционная, и в два раза дешевле обходится работодателям. Удаленная обработка земли и посев пшеницы, выплавка металла и сбор автомобиля, операции брюшной полости и обучение игре на скрипке, строительство школ и больниц и транспортировка товаров, защита государственных границ и возведение АЭС — это что-то новое, буквально на уровне околонаучной фантастики.

Для того чтобы управлять дистанционными работниками, академик Дымкин предлагает внедрить некое адаптивное управление, которое является управлением на опережение, перейти к его нелинейным инновационным моделям. И тут же в качестве примера зачем-то приводит модель, по которой идет разработка вакцин, что никак не связано с моделями управления экономикой.

В представлении академика Дынкина, приоритет в нематериальном производстве и потреблении — основа так называемого ответственного развития, главной частью которого становятся генная инженерия, медицина, вирусология, IТ-технологии, цифровые платформы. Поэтому в четвертом пакете правительственной поддержки отечественной экономики в период пандемии Александр Александрович мечтает видеть цифровой сектор.

Было бы замечательно, если бы академик Дынкин объяснил, кого он собирается лечить с помощью прогрессивных медицинских и генных технологий, если, по прогнозам его коллеги академика Аганбегяна, по окончании пандемии нас ждет рост количества бедных граждан до 30 миллионов — более 20% населения России. Или предполагается, что медицинские новшества будут доступны только малой обеспеченной части россиян, а удел остальных — доктор-бот и короткая жизнь без шансов дожить до пенсии?

А. А. Дынкин в своем докладе не обошел и США, которые изо всех сил пытаются вернуть экономику на промышленные рельсы, для поддержания стабильного производства и потребления снизили ставку рефинансирования до нуля и поддерживают домохозяйства денежными пособиями. Он считает такие меры популистскими, направленными на раздувание инфляции. Однако не видит за этими мерами один очень очевидный, известный, изученный и много раз доказанный эффект — падение уровня жизни населения из-за потери работы в результате закрытия предприятий из-за низкого спроса на товары и услуги или запрет на их производство ведет к следующему витку падения платежеспособного спроса и так далее по кругу до рецессии, которая является последней стадией экономического кризиса, где правят бал массовая безработица и гиперинфляция. И для того чтобы начать движение вверх, необходимо будет запустить очередную войну, которая съест большую часть ничем не обеспеченной денежной массы. Но люди не хотят войны, они хотят растить хлеб, ткать сатин, собирать стиральные машины, учить детей и лечить людей. И американское правительство, в отличие от российских ученых-экономистов, знает об этом.

Академик РАН Александр Дмитриевич Некипелов признает за отечественной экономикой сложившуюся особенность: её основа — топливно-энергетический сектор, а доходы бюджета зависят от цен на нефть. При этом, не предлагая никаких кардинальных изменений, направленных на улучшение благосостояния граждан, Александр Дмитриевич ставит экономистам ключевую задачу — найти оптимальную макроэкономическую модель, которая приводила бы к балансу шоков со стороны спроса и при этом обеспечивала темпы экономического роста.

Что толку перечислять экономические шоки пандемии и под видом экономических моделей рассказывать о неэффективной денежно-кредитной политике государства, приведшей к плачевной ситуации накануне объявленных экономических ограничений, если в итоге предлагается рецепт выхода из кризиса в виде балансирования бюджета с помощью игр со ставкой рефинансирования? Разве такие модели способны ответить на требования, скажем, экономической безопасности России? Нет, они аналогичны лечению гангрены жаропонижающими средствами.

Совсем в другую плоскость перевел разговор о постпандемическом мире академик РАН Борис Николаевич Порфирьев. Основной акцент он сделал на развитии так называемой «зеленой экономики». Он отметил, что пандемия улучшила экологическую обстановку в мире, в частности, на 5% снизился мировой объем выбросов СО₂. Борис Николаевич настаивает на том, что зеленый тренд должен сохраниться, так как является частью общей стратегии устойчивого развития, в котором зелёная экономика направлена на рост благосостояния людей; и основным фактором, влияющим на этот рост, является энергоэффективность — именно сюда должны быть направлены инвестиции.

Что касается задачи повышения энергоэффективности, то, напомним, в России она решается оригинальным способом и за счет конечного потребителя, то есть населения. Возьмем, к примеру, дорогостоящие мусоросжигательные заводы, которые когенерируют электроэнергию и ядовитые отходы первого класса опасности в огромных количествах. Эти заводы планируют построить по всей России в рамках федерального проекта «Чистая страна» якобы для того, чтобы избавиться от мусорных полигонов (что не соответствует действительности, потому что полигоны предусмотрены в составе всех эколого-технологических центров и комплексов переработки отходов, которые будут также принимать шлак МСЗ и котельных на РДФ-топливе) и получить дополнительную электроэнергию. Но экономическая составляющая этих проектов вызывает, мягко говоря, недоумение. Во-первых, приобретаемая иностранная технология на порядок дороже отечественных альтернатив (см., например, «Мусоросжигательный завод Hitachi — худшее решение переработки ТБО» и «Правительству РФ: Как реализовать проект «Чистая страна» в 150 раз дешевле»), во-вторых, она давно морально устарела, в-третьих, она опасна для окружающей среды и здоровья человека, в-четвертых, «зелёный тариф» на электроэнергию МСЗ «Чистой страны» в 15 раз дороже тарифа газовой ТЭС.

И вообще, непонятно, как зеленая экономика, которая в рамках Парижского соглашения уже обернулась для российского экспорта введением торговых углеродных пошлин в результате европейской «зеленой сделки», может способствовать росту благосостояния наших граждан? Следующим этапом будет введение административно-уголовного регулирования углеродоемкости всех видов продукции на внешних и внутренних рынках. Вы считаете это алармизмом? Но это уже реализовано! 25 марта российское правительство с 2021 года ввело в действие Кигалийскую поправку к Монреальскому протоколу, которая предполагает поэтапный отказ от гидрофторуглеродов из-за их якобы огромных потенциалов глобального потепления (ПГП). Фактически это означает добровольно-принудительную смену технологий в холодильной и нескольких других отраслях промышленности по жесткому графику.

Очевидно, что график Кигалийской поправки является эталонным для регулирования углеродоемкости всех видов продукции уже в ближайшем будущем — именно ради этого светлого для транснациональных корпораций будущего и не жалеет горла Грета Тунберг. Выполнение тысяч подобных графиков потребует перехода на новые низкоуглеродные и финансово недоступные для большинства стран технологии во всех отраслях промышленности и сферы услуг, включая цифровые. Недоступные, потому что на внедрение оных в бедных и выпотрошенных SARS-CoV-2 национальных экономиках денег не будет. Им с радостью эти деньги предоставят через систему зеленых финансов — всевозможных климатических, зеленых и устойчивых облигаций и в любых количествах (речь идет о сотнях триллионах долларов). Откуда возьмутся такие деньги? Это не секрет — из бездонного океана деривативов. Так что, точно дадут, но при условии гарантированной государствами доходности зеленых облигаций и под залог высоколиквидных и стратегических активов (читайте стандарты соответствующих зеленых облигаций — там все откровенно изложено).

Над созданием инфраструктуры «спасительного» проникновения в Россию неограниченных даже буйной фантазией «зеленых финансов» у нас дружно трудятся Минэкономразвития, Банк России и ВЭБ. Поэтому все «кредитные мечты» академиков, скорее всего, будут успешно реализованы, цены на нефть и газ поднимутся — одна электрификация автомобильного транспорта увеличит мировое потребление электроэнергии в два раза, на что никаких ветряков не хватит! А есть ещё цифровизация, можно сказать, всего сущего! Поэтому не случайно большинство выступлений обсуждаемого форума крутятся вокруг взаимопроникающих мегапузырей — цифровизации и зеленой экономики. Ничего удивительного, именно они являются ядром «нового глобального плана Маршалла» по восстановлению разрушенной с помощью информационно-биологической войны мировой экономики.

Если именно эта тенденция реализуется в постпандемической российской действительности, то нашей стране участь плетущегося в хвосте мировых лидеров сырьевого придатка с насквозь продиоксиненной природой и нищим, больным населением гарантирована.

Еще одним адвокатом тотальной цифровизации выступил заведующий кафедрой «Фондовые рынки и финансовый инжиниринг» РАНХиГС Константин Николаевич Корищенко. Постулаты ученого носили всё тот же конъюнктурный характер: изменения в производстве, продаже и потреблении носят дистанционный характер и подтолкнули владельцев бизнеса к тому, на что они долго не решались: онлайн-торговля получила преимущества в виде маркетплейсов; изменения в структуре труда как капитала приводят к созданию цифровой личности. Поэтому, согласно представлениям Корищенко, в экономике будет меняться всё — появится более совершенная идентификация людей, поменяются направления развития транспортной инфраструктуры, появится новый, дивный, виртуальный мир, влекущий за собой появление нового образа формирования экономики.

Из царства цифровых грёз представителя РАНХиГС в ледяные воды действительности участников конференции окунул академик РАН Роберт Искандерович Нигматулин, предупредив, что российскую экономику после пандемии ждут крайне серьезные последствия. Об этом свидетельствуют макроэкономические показатели — ВВП РФ на душу населения ниже, чем во всех странах бывшего социалистического блока, и этот показатель будет только уменьшаться. Роберт Искандерович единственный высказал здравую мысль о том, что деньги нужно вкладывать в население. Но методы академика Нигматулина продолжают виться вокруг денежно-кредитной и финансово-бюджетной политики: введение прогрессивного налогообложения, снижение ставки на целевые кредиты, снижение курса рубля к доллару.

От члена правления ВЭО России, заместителя председателя Внешэкономбанка Андрея Николаевича Клепача поступило предложение модифицировать бюджетное правило, откатить уровень потребления до уровня 2012 года, поддержать население и малый бизнес, создать полюсы роста не только в столичных агломерациях, но и на окраинах страны, реформировать медицину.

Не дремлет во время борьбы с распространением коронавирусной инфекции и Институт экономики РАН. Член-корреспондент РАН Руслан Семенович Гринберг рассказал о том, какой доклад в ответ на пандемию коронавируса послали в ООН ученые института: возникновение новой реальности — это большое преувеличение: чем глубже кризис, тем больше шансов на более справедливое общество, ориентация на прибыль явилась причиной кризиса. Все это можно преодолеть, утверждает Руслан Семёнович, создав новое общежитие людей с человеческим лицом в новом формате, для этого мы должны сделать экономику несырьевой…

А дальше? Руслан Семёнович, пожалуйста, продолжайте: как нам соскочить с сырьевой иглы и что поставить в приоритеты развития? Цифровизацию и генетику, за которые стеной стоят Ваши коллеги-академики? Но, позвольте, это вопросы IT-специалистов и биологов-генетиков, а не экономистов. Или, может быть, все же повернемся лицом к реальному сектору — производству и сельскому хозяйству для того, чтобы накормить людей, дать им кров, работу, освободить от монотонного, тяжелого физического труда, дать образование, чтобы государство процветало ещё много веков? Молчит академик Гринберг.

В конце конференции подаёт свой голос институт Гайдара в лице заведующего лабораторией финансовых исследований Алексея Леонидовича Ведева, который дал следующие рекомендации для национального плана действий: использовать денежную эмиссию, внешние займы, раскупорить фонд национального благосостояния, ввести налоговые льготы, снизить ключевую ставку; эти меры должны привести к финансовой стабильности.

Что же, хочется поблагодарить участников научной академической конференции за милую, дружелюбную, полную согласия друг с другом беседу о тяжелых экономических последствиях пандемии и за сказки о грядущей социальной справедливости, которая, словно спасительный клубок ниток, должна появиться в тот момент, когда последствия кризиса станут невыносимыми для большинства населения. Из общих рассуждений, которые начались в 1950-х годах, привели к распаду СССР и продолжаются по сей день, становится ясно, что современные учёные, экономисты с высочайшими регалиями, сумели присвоить науке, которой они обязаны служить, достижения генетики, информатики и биологии, но не сумели выполнить свой долг — создать столь необходимую прямо сейчас мобилизационную модель экономики, содержащую в себе конструктор будущего.

Предложения академиков должны войти в Национальный план действий, направленных на борьбу с экономическими последствиями пандемии. Если коротко перечислить самые яркие из них, то получается гремучая смесь из биотехнологий, цифровизации, телемедицины, экономики знаний, денежно-кредитной и финансово-бюджетной политики, зеленой экономики, виртуальной реальности и маркетплейсов, приправленная тесным сотрудничеством с Китаем.

Организационные и финансовые ресурсы, на появление которых так уповает президент РАН и на наличии которых настаивает академик Нигматулин, не спасут ни академию, ни государство, интересам которого она призвана служить, но служит каким-то совершенно другим целям, в том числе и «успокоения» людей. Впрочем, после нескольких десятилетий развала отечественной науки, прикрытого словами «рентабельность» и «эффективность», никаких других предложений от ученых мужей ждать не приходится.

На вопрос президента РАН: «Что бы мы делали десять—двадцать лет назад без телекоммуникационных технологий, если бы пандемия произошла тогда?», ответим так уважаемому учёному: «То же самое, что мы делали восемьдесят лет назад, когда на нашу Советскую землю пришла беда — планировали экономику, считали балансы продовольствия и медикаментов». Именно такой подход к управлению позволил нам выиграть мировую войну. На данный момент с пандемией в мире не покончено, и итог этого сражения до конца не ясен. Поэтому говорить об успешном ответе на пандемию со стороны бурно развивающейся телекоммуникационной отрасли крайне преждевременно и не профессионально.

Зачем ждать развязки борьбы с коронавирусной инфекцией и появления вакцины, для того чтобы начать поднимать страну с экономического дна, если действовать нужно здесь и сейчас во имя спасения людей и осязаемой надежды на наше будущее?

Для этого нам нужна настоящая наука и настоящие ученые.