Схемы и методы проясняют реальность, но они не должны заменять её. Взгляд со стороны не может полностью заменить непосредственный опыт — не очевидца, а участника событий, человека, пытающегося просто жить, бойца и жертвы одновременно. Потому так важно предавать огласке жизненные истории обычных людей, их эмоции, размышления и опыт.

Отто Пильтц. Тюрингская пекарня. 1874

Сегодня они перестают быть просто «субъективным», «неграмотным» взглядом. Социология, история, политология соединяют такие рассказы о жизни в «коллективные биографии», дополняющие отвлечённые схемы экспертов знаниями, понятными и значимыми для рядового человека. Фактами, в которых мы без труда узнаём себя и окружающих нас людей.

Приводимый далее рассказ касается каждодневных реалий капитализма, разбиваемых обычно по множеству экономических и социологических показателей, цифр, экспертных оценок. Рассказчица «предвзята» — ведь ей необходимо не философствовать, а выживать и сохранять человеческое достоинство в весьма жестокой системе; она совсем не теоретически познаёт, кто её враг, а кто — друг. История эта местами похожа на карикатуру — но только потому, что таково отношение отечественного капитала к рядовому работнику: карикатурная беспощадность, не холодно-механическая (как было бы, возможно, в крупных бюрократизированных корпорациях), а по-варварски наслаждающаяся своей властью.

Сальвадор Дали. Антропоморфный хлеб

Производство, на котором что-то не так.

«Дойти до ручки». Эту фразу я повторяю снова и снова, когда я узнаю про наше современное производство. Производство, в котором что-то идет не так. В нашем небольшом городе есть завод, хлебокомбинат, который каким-то чудом выжил и работает в наше время. Завод, кажется, весьма крупный по своей отрасли в нашем регионе, с разнообразной продукцией — маленькие предприятия ему не конкуренты. Бывший советский хлебокомбинат, основанный в 1972 году, в современной России на нем сменилось много людей. Сменилось качество продукции, поменялись технологии и труд, все изменилось. Сначала на хлебокомбинате я проходила практику по своей специальности. Специальность я не выбирала, пошла туда где образование еще было бесплатное.

От колледжа я пришла на хлебокомбинат за 2 недели до начала пасхи. Практиканты пришли на этот завод в форме. Нам сказали красить специальной глазурью куличи и пасхи. Получив старые малярные кисти с вылезающим ворсом, мы аккуратно красили куличи — неаккуратность могла их испортить. Помимо нас, было множество студентов, приехавших для практики из других городков. Мы были в шоке, когда узнали, что они, по своим специальностям, вовсе не имели никакого отношения к работе на комбинате. Помимо них, были женщины пенсионного возраста. Они уже отработали свое, но каждый год их приглашает директор подработать за небольшие деньги, потому что не хватает людей в этот период. Таким образом, студенты, вне зависимости от специальностей, бывшие работники, приглашенные на пару недель подработать — все, вплоть до уборщицы, занимались куличами к пасхе.

Бакхаус Корниш. Открытый огонь. 1888

Помимо аврала, в который я попала перед пасхой, в остальное время года тоже многие, кто работал на хлебзаводе, не имели к тому должной специальности. Не получая специальной формы на производстве, у работников отсутствовали медицинские книжки. Все это для руководства не имеет значения, важно одно — скорость работы.

Работают у нас разные люди. Бывшие офисные работники, которые теперь занимаются грязной работой. Те, кто потерял работу потому, что предыдущее предприятие обанкротилось. Добрую половину не трудоустраивают официально, для этого придуман такой порядок: отдел кадров предлагает желающему официально трудоустроиться работнику своего рода квест: бегать за всеми начальниками и собирать разные подписи. Конечно, начальники почти всегда отсутствуют. В результате не только стажирующиеся не могут перейти на официальное трудоустройство, но и женщины в декрете зачастую вынуждены уходить в отпуска за свой счет. Я тоже этот квест не прошла: «Приди сегодня, поищи вот, один из них будет, а то потом все разбегутся, никого не застанешь. Вон вот туда, там будет стоять». Список немалый, а никого не знаешь — твои проблемы. Не хотят оформлять. И к директору не обратишься, поздороваешься с ним — проигнорирует. Директор только иногда приходит — покричит немножко на рабочих, пар выпустит, да и уйдет по своим делам. И не пожалуешься на работодателя, что не оформляет или нарушает что — увольнение само собой и, помимо того, после такого никуда в городе на работу не возьмут, после такого люди вынуждены переезжать в другие города работать. Хорошо хоть, что региональных и на всю страну черных списков, как видно, не придумали еще для простых работников.

Производство по большому счету держится только на пенсионерах, которые хотят хоть как-то подработать. Старые советуют молодым уезжать из города. Ведь официально не устроят, зарплату не повысят. Из молодых остаются, наверное, только сумасшедшие или те, у кого нет выбора. Есть шизофреники, можно встретить поющего и разговаривающего с самим собой.

Было дело — пришел на работу мужчина: не старый, здоровый. Он стал обучаться, работать прилежно, и все у него получалось. Но вот оставались дни до зарплаты, он спросил у меня про нее. «До 10 тысяч рублей», — ответила я. После такой зарплаты он изменился. Стал приходить на работу пьяный, ко мне приставать на работе, прогуливать или уходить в рабочее время.

Николай Иванович Верхотуров. Расчёт (Перед стачкой). 1910

Обычно я шла на работу, взяв с собой немного денег на проезд и еду, потому что там обед не оплачивался, а кушать свою продукцию запрещал директор. Проезд в день примерно стоил — туда-обратно — 35 руб на маршрутку, обед в столовой — в среднем 130 р., кто-то умудрялся только суп поесть, денег не хватает на большее. Кто-то в долг занимает у продавщицы в столовой, но честно отдает. А работа — без определенного графика, дней по 26 в месяц, и рабочий день — часов 9—11, часто и без часового перерыва на обед. Получалось, что на дорогу и пообедать уходило порядка 4 600 рублей — половина от заработанного. Бывает, поздно закончишь — и маршрутка в это время не идет, и никакого транспорта нет — нужно или заказывать такси за 80 рублей, или в темноте по гололеду идти более часа до дома.

«Ты выдержишь, если что, тут будут приходить люди, попроси уборщицу, она поможет». Такие были слова от женщины, что уволилась с моего цеха, всю ее работу, в которой я и не разбиралась, переложили на меня, хотя, по технике безопасности, должно было быть два работника. Некоторое время уборщица много помогала мне: начиняла круассаны, посыпала их, взвешивала, укладывала, фасовала, делала это, чтобы помочь мне, никто ей за это не платил. Разумеется, вскоре сократили и ее, переложив работу уборщицы на меня, обязав делать эту работу в нерабочее время бесплатно. После рабочего дня приходилось не только убирать за собой, но и убирать весь участок: подметать, мыть полы, протирать, а также мыть стены и всё, что было грязным и пыльным.

Работа в праздники была хуже всего. Уже не только один мужчина уходил в запой и не приходил на работу, а половина людей не приходила. Нужно было работать с теми, кто явился на работу. Бывало, что таких не было ни единой души. Приходишь, и в цеху, кроме тебя, никого. Начинаешь звонить товарищам по своему цеху: у кого голова болит, а кто трубку не берет, отключает телефон. Бегаешь по другим цехам, где ситуация тоже тяжелая, выпрашиваешь людей. Бывало выделят работника, а лучше уборщицу.

Приходя на работу в фасовочный цех, видишь, продукцию еще не успевают приготовить и нужно ждать, чтобы начинить и упаковать продукцию по мере ее поступления в цех. Из-за этого рабочий день растягивается, приходится задерживаться еще больше. У начальства на все замечания один ответ «Не нравится — уходи». Эта фраза знакома всем работникам, и никто не пытается отстоять свои права.

Роберт Фальк. Рабочая женщина. 1920

Через месяц такой работы вызывают в бухгалтерию. «Да, фамилия нашлась, но директор сказал, вам не выдавать зарплату, возможно, не в ближайшее время». Поговорили, все-таки дали зарплату. Потратив в месяц на работу 4600 рублей, получаешь на руки — 7 тысяч. Поспрашивала у рабочих, кто сколько получает. «Ну когда как, но примерно 9 тысяч, а ты получишь чуть меньше». Зарплата у женщин всегда ниже, хотя работают все одинаково — это позиция руководства. Зарплата у женщин всегда ниже. Да и, справедливости ради, у большинства работодателей нашего городка так. Приходит молодая девушка устраиваться, а ей: «Тебе замуж нужно, мужа ищи. А к нам приводи своего брата». Но у меня брата нет, есть одна мама с кредитами. За вычетом обеда и дороги, 1400 рублей чистого дохода с месячной внеурочной работы вряд ли хватит на значимую часть обязательного погашения хотя бы одного кредита. Кредиты нынче у многих в нашем городке, порой и по нескольку кредитов.

На стенде у входа висит объявление: «Требуются пекари, официальное трудоустройство 15 000». Для тех, кто официально работает. А те, кто печет ночью хлеб, получают 8 тысяч. Одна работница вообще посоветовала никому не рассказывать сколько получу, потому что могу спугнуть, и тогда вообще некому работать будет.

Была на заводе одна трудолюбивая женщина, она увидела, что лежит какой-то кусочек изделия, он уже засыхал немного, хотела его взять себе. Об этом узнал директор и оштрафовал ее на половину зарплаты. На выходе с работы висит табличка: «Украдешь, вернешь в 20 раз больше». Но украдешь что? Вот тесто для выпечки — воняет жутко, потому что туда добавляются протухшие яйца — свежих не было, поэтому приходилось добавлять то, что есть. Глазурь, которую намазывали на куличи, была химической и на вкус немного жгла, ее смешивали с красителями, которые долгое время стояли открытыми, их срок годности не учитывался. Совсем грязные противни могут не мыть долгое время. Формы для хлеба загрязняются от того, что их смазывают, используя грязные перчатки и тряпки. Старые поломанные поддоны с улицы — под готовую продукцию.

На заводе не бывает отходов, всё уходит в дело. В цехе по переработке просрочки можно увидеть крыс, тараканов, разную живность. Плесень у изделия отщипывают, она служит кормом для рыбок, остальная часть без видимой порчи уходит на сухари или даже на пряники. Производят круассаны с разными начинками, но все — из пальмового масла. В большинстве выпечки используют кислый старый изюм, который при опробовании оставляет неприятный горько-кислый привкус. Все это добро можно встретить в готовой продукции и вместе с тараканами. Директора завода можно было часто видеть на местном телевидении, он презентовал свою продукцию, получал призы, кубки. На публике выражал любовь к России, краю, мог, неизменно улыбаясь, спеть о простой человеческой любви. На заводе рабочие его называют монстром, его ненавидят. Директор любит время от времени приходить в раздевалку, лично досматривая куртки, сумки — ему доставляет нескрываемое удовольствие делать это лично и по возможности штрафовать по крупному.

Николай Неврев. Протодиакон, провозглашающий на купеческих именинах долголетие. 1866

И вот, как часто бывает, в мою смену продукцию вовремя не привезли, поэтому я поздно закончила. Обнаружила, что маршрутка ушла. Расплакалась, товарищи по работе меня начали успокаивать. Вызвав такси, потратила свои кровно заработанные деньги, уехала домой, так и не вернувшись на хлебокомбинат на следующее утро.