Рюриковны: несчастные судьбы

Наверно, каждый из нас когда-то слышал о том, что «Великие Киевские князья из династии Рюриковичей проводили активную династическую политику, и породниться с ними считали за честь королевские дома Европы». К сожалению, это не совсем так.

По подсчетам Н. Баумгартена, а это о-го-го, какая величина в вопросах европейской генеалогии, в ХI веке было заключено 36 «международных» брачных союзов киевских Рюриковичей. Не так уж много для самой большой страны Европы. Возможно потому, что Рюриковичи не были «помазанниками Божьими» королевским родам Европы. Так себе, обычные герцоги (prince), хотя и Великие. Так что браки с ними у европейских коронованных особ считались мезальянсами. Известный факт: когда Анна, дочь Ярослава Мудрого, в 1051 году, вышла замуж за французского короля Генриха I, короля Французского, она подписала брачные документы. Генрих поставил крестик…

Не очень-то брали… Может быть, еще и потому, что киевлянки были слишком умны? Или горды? Или опасны? Судите сами — три княжны, три несчастливые судьбы.

Судьба первая: Муза

ЭЛЛИСИВ! Красиво, похоже на журавлиный крик с вечереющего осеннего небосклона.

Так норвежцы прозвали Елизавету, дочь Великого князя Киевского Ярослава Мудрого, жену их короля Гаральда III.

Беглец «в Гарды»

В 1030 году, в битве при Стикластадире, норвежское ополчение разгромило дружину своего бывшего короля Олафа II Святого. Уж больно он их достал. Особенно теми методами, которыми этот 35-летний будущий святой распространял христианство у себя на родине. Ну например… Однажды, в городе Тронхейм, Олаф пригласил на пир местную знать. Дело доброе — поесть и выпить норвежцы любили и умели. Но посреди пира король сказал: «Одно из двух, креститесь или отправляйтесь к вашим богам». То есть, либо принятие крещения, либо принесение в жертву Одину (повешение или утопление). Вот тебе и попили бражки: все согласились креститься. Ибо даже оружия у пирующих не было: отобрали перед входом. «Так-то оно лучше для нас всех», — не без удовольствия резюмировал король. Гости в этом не сомневались, ибо помнили, как недавно Рауд Могучий, не последний человек в стране, отказал королю в его вежливой просьбе. Король велел привязать Рауда спиной к бревну, запустить ему в горло живую змею. Рауд так и не понял превосходства христианства и умер. В общем, вряд ли стоит гадать, на чьей стороне эти «тронхеймские гости» были в битве при Стикластадире.

Олаф сражался доблестно, но «Торстейн Корабельный Мастер нанес Олафу удар секирой…». Правда, в битве спасся единоутробный 15-летний брат Олафа, Гаральд. По привычке проигравших норвежцев того времени, он бежал «в Гарды». Так тогда называлась Киевская Русь. Мальчик был, как сказали бы сейчас, «проблемный». «Я владею восьмью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом, иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приемов борьбы» — так Гаральд писал о себе сам. А после смерти, в европейской истории, он получит прозвище «последний викинг».

Викинги, более известные в Европе как норманны! Банды скандинавских убийц и мародеров два с половиной века терроризировали Европу. «A furore Normanorum, Liberanos, O Domine!» (От ужаса норманнов, спаси нас, Господи!) — это самая популярная европейская молитва IX века. Воины и мореплаватели, купцы и поэты, первопроходцы и грабители — вот чья кровь текла в жилах Гаральда.

И он «пришелся ко двору» киевского князя Ярослава. Его сначала послали «приводить в чувство» бунтующих вятичей, славянское племя Волго-Окского междуречья. А потом назначили одним из командиров войска в кампании против поляков. Но мальчик подрос, и хотел большего. Власти, чести и, может быть, любви.

А тут, так кстати, «у конунга Ярицлейва и княгини Ингигерд была дочь, которую звали Элисабет, норманны называют ее Эллисив» (из «Саги о Харальде, Жестоком Правителе»). И вот, однажды, между Гаральдом и Ярославом произошел примерно такой разговор.

— Князь, у тебя подросла дочь. Не отдашь ли ты мне ее в жены. Я известен родичами своими и предками, а также отчасти и своим поведением, — очень вежливо, как для викинга, спросил Гаральд.

— Я не могу отдать дочь чужеземцу, у которого нет государства для управления и который недостаточно богат для выкупа невесты, — ответил князь.

Но на службе Ярослава находилось более пятисот норвежских викингов. И, заметив как помрачнело лицо их любимца, князь, мудрый, добавил:

— Я не отвергаю твоего предложения и сохраню ее для тебя до удобного времени.

Ярослав «убил двух зайцев». Во-первых, отказал, а во-вторых, получил возможность спровадить буйную и опасную ватагу наемников. Ведь нужды в них уже не было, война с Польшей закончилась. Поэтому он снарядил корабли, и полтысячи викингов, под командой Гаральда, отправились искать приключений на юг. Шел 1034 год…

Саму Елизавету, кстати, даже ни о чем не спросили. Да и о чем ее спрашивать? Отроду она была восьми-девяти годков.

Воин, мародер, поэт, ниспровергатель престола

Гаральд ушел туда же, куда уходили все искатели приключений бурного одиннадцатого века. В Константинополь, столицу все еще могущественной Византийской империи, на службу престарелому императору Роману III Аргиру. В знаменитую «секироноснуютагму императора», лучший пехотный корпус того времени, состоявший из викингов, или, как их еще называли, варягов. Команда была еще та — бандитская, но справедливая. Однажды, например, один из секироносцев попытался изнасиловать женщину. Та изловчилась, и, воспользовавшись занятостью насильника, проколола того его же собственным мечом. Восхищённые варяги не то, что не мстили, а отдали женщине все имущество убитого.

И здесь юный Гаральд и его рать «пришлись ко двору». Отряд сразу отправился воевать, сначала в Сирию, потом на Сицилию. Почти десять лет он занимался любимым делом викингов — воевал и грабил. В 1041 году принимал участие в войне против восставшего болгарского царя Петра Деляна. Норвежские саги сообщают, что в битве под Острово Гаральд своей рукой сразил Петра. Хотя, даже если это и правда, большого подвига здесь нет. Незадолго до битвы болгарский царь, во время внутренней разборки восставших, лишился носа и глаз. Так что убит он был явно не в пылу битвы, а, наверняка, где-то рядом с казной. И Гаральд, очевидно, первый до этой казны добрался. Ибо исторические источники «в один голос» свидетельствуют, что

Но когда деньги проходили «мимо кассы» византийского императора, тот страшно сердился. Поэтому, по возвращению из Болгарии, Гаральд был брошен в тюрьму, устроенную в виде высокой башни, открытой сверху. Однако уже на следующую ночь одна знатная женщина, с двумя слугами, на веревках вытащила викинга из узилища. Гаральд начал мстить. Он «тотчас же отправился к викингам… Вся дружина вооружилась, и они отправились туда, где спал (император). Они схватили конунга и выкололи ему оба глаза».

Возможно этот фрагмент из «Саги о Харальде» и правдив. Ибо, как известно из других книг, весной 1042 года в Константинополе произошло восстание, во время которого император Михаил V Калафат лишился глаз. Вряд ли можно допустить, что наш авантюрист не был активным участником этих событий.

Не исключено, что «знатной женщиной», вытащившей Гаральда из башни, была византийская императрица Зоя. Ведь она сама «положила глаз» на молодого военачальника. Но вряд ли Гаральду была по нраву веселая вдовушка трех императоров, шестидесяти четырех лет от роду. Поэтому он решил удрать. А в качестве бонуса захватил некую Марию, молоденькую племянницу императрицы.

Гаральд со своими секироносцами захватил в константинопольском порту две галеры, но возникла неожиданная проблема. Выход из порта преграждала огромная цепь, натянутая поперек фарватера. Гаральд приказал, чтобы люди на галерах, те, кто не гребли, перебежали на корму, взяв в руки все тяжелое. Когда суда въехали на цепи и остановились, все перебежали вперед, на нос. Гарольду повезло — его галера погрузилась носом в воду и соскользнула с цепи, но другая переломилась пополам. Многие утонули.

И опять бегство, и опять «в Гарды». Но на этот раз не побежденным голодранцем, а богатым героем, вызывавшим страх и восхищение во всей Европе. А «в Гардах» его ждет красавица-невеста. Поэтому, попользовавшись юной Марией, он с полпути отправил ее обратно в Константинополь. От греха подальше…

И сел писать стихи…

Король и его муза

Интересно, что чувствовала молодая девушка, когда узнала, что знаменитый Гаральд написал 16 торжественных песен, каждая из которых заканчивалась словами «Но Герда монет в Гардах знать меня не хочет» (Но девушка в Киеве знать меня не хочет). И, оказывается, эта «Герда монет» — она сама, Елизавета Ярославна, княжна киевская. А для Гаральда — просто Эллисив.

16 таких песен (или вис, как их называли викинги) Гарольд написал во время плавания из Константинополя в Киев. В Киеве его ждали сокровища и прекрасная Эллисив. Судя по всему, действительно прекрасная.

«Ты спустил на воду корабль с красивейшим грузом; тебе на долю выпала честь; ты вывез, действительно, золото с востока из Гардов, Гаральд». Так, не без зависти пел известный скальд Вальгард из Веллы. Зимой на 1044 год этот «красивейший груз» стал женой Гаральда и уехал с ним на Ладогу. Все начиналось как сказка.

Но сказка быстро кончилась. Наверно, самая печальная участь музы поэта — это попасть к нему в постель. И забеременеть. Капризы, токсикозы и прочее. А в 1044 году у Гаральдаи Елизаветы родились близняшки — Мария и Ингигерда. И Гаральд «сбежал из семьи».

Дело в том, что ему «засветил» престол. На этот раз норвежский. Самостоятельным королем Норвегии в 1042 году стал его племянник, сын Олафа Святого, Магнус. Но Гаральд тоже имел право на престол, ведь он был братом Олафа, и плечом к плечу стоял с ним в битве при Стикластадире. Поэтому в 1044 году наш герой уехал в Скандинавию, и через два года стал соправителем Магнуса. Еще через год двадцатитрехлетний Магнус, как-то очень вовремя умер, и Гаральд стал единодержавным королем Норвегии.

И тут же женился. На Торе, дочери норвежского магната Торберга Арнасона. Нет, Эллисив он не опозорил. Киевлянка оставалась законной женой и королевой Норвегии. Тора была наложницей короля. Для того времени это была обычная практика, вызывавшаяся к жизни, особенно в высших слоях общества, желанием оставить после себя продолжателей рода. Тора не подвела, и родила Гаральду двух сыновей, Магнуса и Олафа, в будущем ставших королями Норвегии.

Но Елизавете от этого легче не было, ибо она остаток своей жизни провела в Ладоге.

Гаральд был щедр. Уезжая в Норвегию он зарезал козла, снял с него шкуру и набил ее серебром. По нашим подсчетам это около 600 килограммов, 4000 гривен. Неимоверное богатство для того времени!

Эллисив была горда. Почти через 20 лет, когда Гаральд решил завоевать Англию, она вернула ему серебро. Нетронутым. И сама, с дочерями, приехала к мужу, желая отговорить его от похода. Как в воду глядела! 25 сентября 1066 года, в битве с англичанами у Стамфорд-Бриджа, смертельная стрела вонзилась королю в горло.

Елизавета с дочерьми сопровождала мужа в этом походе. Гаральд оставил их, не желая подвергать опасности, на Оркнейских островах, где женщины и ожидали исхода битвы.

В «тот же день и тот же час», когда стрела пронзила горло «последнему викингу», Мария внезапно умерла. Эллисив со второй дочерью уехали в Данию, ко двору короля Свена II. В Норвегию путь им был заказан. Там уже царствовал Магнус II и мать его, Тора. В Дании Ингигерд вышла замуж за сына Кнута, будущего датского короля Олава I Голодного. Судьба дочери была устроена…

А сама Елизавета? Больше о ней ничего не известно. О ней осталась только добрая память в истории и красивое имя Эллисив. Похоже на журавлиный крик с вечереющего осеннего небосклона.

Тяжко жилось Елизавете: одна, двое детей, муж Бог знает где — и все же в ее жизни был относительный покой, который только снился ее сестре Анастасии. Княжна, королева, беглянка…

Беглец и княжна

В 70-х годах XIX века историк и этнограф Г. А. Де Воллан собирал фольклор закарпатских украинцев. Он зафиксировал предание, в котором говорится о «белом князе и белой княжне», шедших «со множеством русского войска на Угорский престол». По всей видимости, это и были наши герои: Анастасия Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, и Андрей Вазулович, племянник венгерского короля Иштвана I Святого.

Король Иштван, креститель Венгрии, был не менее крут, чем Святой Олаф. Свое царствование в 997 году он начал с подавления восстания двоюродного брата, Коппаня. Коппань погиб, а его тело было четвертовано, а затем развешано на воротах замков Венгрии.

Власть-то Иштван, обрел, а вот передать ее оказалось некому. Его единственный сын, Имре, в 1031 году упал с лошади и умер. На корону Венгрии нацелился кузен Иштвана, герцог Вазул. Но ждать не захотел, за что и поплатился. Покушение на короля не удалось, и Вазулу воткнули раскаленные спицы в глаза и залили расплавленный свинец в уши. Обычный для того времени метод наказания за предательство. А его сыновья, Андрей, Леванте и Бэла, храня свои глаза и уши, бежали в Польшу. Там они поссорились. Бэла, младшенький, быстро включился в политическую жизнь страны. Участвовал в битвах в Померании и даже убил в поединке какого-то князя. За это и получил в жёны Аделаиду (Раксу), дочь польского князя Мешко. Андрей и Леванте, не желая находиться «в тени меньшого», бежали дальше, на Русь.

Когда беглецы прибыли в Киев, они встретили неожиданно ласковый прием Великого князя Ярослава. И не потому, что князь был такой добрый, а по гораздо более прозаичной причине: у Иштвана I не было наследников, и после его смерти Андрей становился старшим по мужской линии королевского венгерского дома Арпадов. То есть очень даже реальным наследником. Поэтому в 1038 году, когда Иштван умер, Ярослав тут же «повязал» Андрея браком, женив его на своей дочери Анастасии. Оставалось только ждать.

А ждать Ярослав умел. В Венгрии Иштван назначил наследником Петра Орсеоло, сына своей младшей сестры и венецианского дожа. Многие из венгеров были возмущены таким выбором — и началось…

Сначала Петр отстранил от власти своих соперников. Потом, в 1041 году, аристократы свергли Петра, который бежал в Германию. На трон был возведен единственный еврей в истории европейской монархии — Аба Шамуэль, шурин Иштвана I. Но он не оправдал надежд. Повсюду появлялся в обществе крестьян и обездоленных, считая, что все блага должны принадлежать господами и частично их слугам… Поэтому не стоит удивляться, что в 1044 году немецкий император Генрих III восстановил на престоле Петра. Шамуэль проиграл битву, был схвачен и умирал очень мучительно.

Петру урок не пошел впрок. Он не только жестоко расправился со сторонниками Шамуэля, но и «опустил» страну. В 1045 году он публично унизился перед германским императором, когда «в святой праздник Троицы… перед лицом мадьяр и немцев передал ему королевство Венгрию с позолоченным копьем».

А потом взялся за аристократию. «Знатные люди Венгрии обдумывали, как они могли бы вернуть власть королевскому роду и возвратить Эндре в страну. Король, распаленный страшным гневом, приказал схватить их и казнить… И всю Венгрию он стал настолько сильно притеснять, что предпочитали умереть, чем жить так несчастливо» («Деяния венгров», Хроника XI века).

Ярослав дождался своего часа. Однажды в Киеве появилась группа всадников. Даже не стряхнув дорожной пыли, они явились к Андрею и Леванте.

— Вся Венгрия вас преданно ждет, и вся страна будет охотно вам повиноваться как королю, только защитите нас от ярости тевтонов.

Андрей давно ожидал это услышать.

А в покоях Ярослава уже решали, какие дружины пойдут через Карпаты на равнины Паннонии. И вскоре белый князь и белая княжна (а также их четырехлетняя дочь Аделаида), «со множеством русского войска», двинулись в Венгрию.

Король и королева

Ветер странствий и приключений дохнул в лицо старшей дочери Ярослава. Воспитанной, образованной и религиозной, как и все Ярославны. Ветер оказался кровавым. Петр не собирался сдаваться, хотя он был обречен.

Дело в том, что до полной христианизации Венгрии, начатой Иштваном, было еще очень далеко. А тут еще католические священники отличились, и именно их стиль повиновения был назван «яростью тевтонов». Поэтому сыновья Вазула, не успев прибыть в страну, оказались в центре грандиозного языческого восстания. Толпа требовала от них казней священников, разрушения церквей и возрождения язычества. Перед братьями возникла дилемма: если они не поднимут руку на христианство, то сами станут жертвами восстания.

Они решили просто: промолчали. Разрешили народу действовать по собственному усмотрению. Решение было правильное, и в конце 1046 года Петр Орсеоло был захвачен, ослеплен, а потом убит.

Но каково было молодой киевской христианке видеть коптящихся в соломенном дыму священников, разрушенные храмы, и, что самое ужасное, горящие книги? Хотя, когда речь идет о борьбе за власть — кто спрашивает женщину? А зря не спрашивают. Потому что когда этот вопрос встал перед Анастасией, она показала себя настоящим бойцом.

В 1046 году умер брат Андрея, Леванте. И опять встал вопрос о престолонаследии. Анастасия воспитывала дочь, уже сосватаную чешскому князю Вратиславу. И король вспомнил о другом брате, Бэле. Он был сделан «Tercia pars Regni», герцогом и правителем третьей части страны. Но самое главное — он стал королевичем, наследником престола.

Шесть лет братья жили дружно, успешно отражая немецкие нашествия Генриха III. Анастасия в это время в основном строила и основывала монастыри Святого Аниана, в Тихани, на озере Балатон — «во спасение души короля, его супруги, их сыновей и дочерей, а также живущей и умершей родни». В Тормове, где нашли прибежище монахи чешского православного Сазавского монастыря, изгнанные из Чехии в 1055 году. В Вишеграде.

Андрей любил женщин. «От наложницы, которая у него была из села Морот, он родил Георгия». Но и Анастасии доставалось «от королевской ласки». Лучшим доказательством тому было рождение сыновей: в 1053 году — Шаламона, а год спустя — Давида. И идиллия кончилась. У Андрея был свой наследник. И Бэла стал головной болью для короля и кошмаром для Анастасии.

Отец сделал все, что мог. Он короновал Шаламона как наследника, обручил его в возрасте 5 лет с 11-летней сестрой немецкого короля Генриха IV. А потом решил сделать больше.

Высокий пример братской любви

Королевича Бэлу привели к брату ночью. Оружие взять не разрешили. Когда он шел коридором к королевской опочивальне, с ним столкнулся ишпан глашатаев (что-то вроде современного министра информации) Миколай. Герцог хотел возмутиться — его, особу королевской крови, толкает какой-то Миколай. Но вдруг услышал, что ишпан, вместо извинений, шепчет: «Хочешь жить — бери меч!». И спешно удалился.

Спальня была полна народа. Священники, вооруженные аристократы, и там же — самый опасный для герцога человек в королевстве — Анастасия, королева и мать молодого наследника Шаламона. Королева, единственная, сидела. У ложа своего мужа, который последнее время не вставал с постели и слухи о его параличе все более походили на правду.

Постель Андрея стояла на возвышении в центре комнаты. На приступке Бэла увидал то, чего жаждал более всего в мире. Корону Венгрии. И лишь присмотревшись, увидел рядом с короной меч. Король страдальчески поднял глаза на брата.

Тут Бэла осознал, что если в королевском дворце Секешфехервара у него есть союзник, то это ишпан Миколай. Он взял меч и сказал: «Пусть короной владеет твой сын, который помазан, а мне дай герцогство». И тут произошло неимоверное. Король (паралитик!) встал и низко поклонился герцогу.

Бэла понял, что этот поклон брат ему никогда не простит, и спешно бежал обратно в Польшу, к князю Болеславу, на тетке которого был женат. Наверно, правильно сделал, поскольку потом, когда к нему начали стекаться сторонники, он узнал, что произошло в опочивальне короля до его прихода. Король позвал на совет двух верных людей. Совещаясь с ними, он сказал: «Хочу испытать королевича и спросить, хочет ли он получить корону или герцогство». Король приказал положить перед ним на красную подстилку корону и рядом меч, который символизирует герцогство. «Если королевич выберет с добрым миром герцогство, то пусть его получит. Если же — корону, то вы тотчас же и тем же мечом обезглавьте королевича Белу». Те обещали это исполнить. К счастью, ишпан Миколай, стоявший на страже у королевских покоев, все слышал.

Что оставалось делать королевичу? И Бэла начал войну. Андрей отослал сына к невесте, в Баварию. А сам проиграл. В декабре 1060 года, после смерти Андрея от ран, Бэла, теперь король Бэла I короновался в том самом Секешфехерваре, откуда недавно бежал.

Сын и мать

Бедная Настя! Из дому ждать помощи не приходилось — там правил брат, Изяслав, женатый на Гертруде, сестре жены Бэлы I. Вот и пришлось ехать ко двору молодого германского императора Генриха IV, сыну бывшего врага. И там бороться за интересы своего сына.

В этой борьбе она, очевидно, готова была пойти на все. Она подарила правителю Баварии, герцогу Оттону Нортхаймскому, венгерскую королевскую реликвию — «меч Аттилы». По преданию этот меч нашел легендарный прародитель угров, «бич Божий» гунн Атилла. И обладание этим мечом позволило его хозяину создать империю, простиравшуюся от Урала до берегов Атлантики.

Возможно, платила и телом. Во всяком случае, есть версия, что где-то в это время Анастасия вторично выходит замуж — за немецкого графа Потто. Из королев в графини, во имя интересов сына — разве это не есть высшая плата?

Но старания были не напрасны. В 1063 году войско Оттона вторглось в Венгрию. И тут Бэлу I, в прямом смысле слова, «погубил трон». Во время посещения королевского владения Демеш, королевский трон был поставлен во дворе, на помосте. Когда Бэла поднимался, помост рухнул. Трон (тяжеленное, украшенное золотом кресло) рухнул на короля. Травмы оказались смертельными.

Так на престол Венгрии взошел сын Анастасии, внук киевского князя Ярослава Мудрого, 11-летний Шаламон. А сын Бэлы, Гейза, стал тем же, чем сам Бэла при Андрее. Герцогом и правителем третьей части королевства. И с тем же результатом. В 1071 году началась трехлетняя междоусобная война. Анастасия пыталась примирить сына с племянником, но получилось только хуже: она поссорилась с обоими.

24 февраля 1074 г. Шаламон напал на Гейзу и нанёс ему тяжёлое поражение. В угаре победы молодой король не только не слушал ничьих советов, но и, по свидетельству источников, «поднял руку на мать», попросту избил ее. Божья кара последовала незамедлительно. На помощь Гейзе пришёл его брат Ласло с чешскими воинами. 14 марта 1074 г. под местечком Модьород произошла битва, в которой войско Шаламона было разгромлено, сам король едва унес ноги. Еще 13 лет, владея крепостью Пожонь (современная Братислава), Шаломон пытался отобрать власть над Венгрией у детей Бэлы I. Пока, проигравший и гонимый, не нашел свою смерть в битве с византийцами под Дринаполем.

Анастасия, похоже, не простила сына. После его поражения она опять уехала в Германию и еще почти 20 лет прожила в монастыре Адмонд, в современной Австрии. Незадолго до своей смерти в этом монастыре, между 1094 и 1097 годами, она встретилась с другой несчастной Рюриковной — Евпраксией, своей племянницей. Но это другая несчастная судьба…

Судьба третья: волочайка

В древнерусском былинном цикле есть персонаж, «Апракса-королевична», иногда дочь, иногда жена Владимира Красно Солнышко. Женщина умная, распутная, безнравственная, но при этом столь обольстительная, что устоять пред ней не мог никто. Прообразом «Апраксы» послужила наша третья героиня, Евпраксея, дочь Великого князя Киевского Всеволода. А еще к ней прилепилось прозвище «волочайка». Потаскуха! Прилепилось, по-моему, несправедливо.

Императрица Евпраксея — Адельгейда

Евпраксея родилась в 1070 году. Отцом ее был любимый сын Ярослава Мудрого, Всеволод, который тогда княжил в Переяславе. В этом же году брат Всеволода, Святослав, женился на Оде, графине Штаденской из Германии. Именно эта Ода, сосватала двенадцатилетнюю Евпраксею, за своего родственника, графа Генриха фон Штаден. Жениху было четырнадцать. И со стороны жениха это был смелый шаг.

В Германии русских тогда знали очень мало, и, честно говоря, побаивались. «Народ рутенов предан до пресыщения праздности, страсти к охоте и неумеренному пьянству, и за границы своей страны они почти никогда не выходят». Так, описывал русских Гервазий Тильберийский в книге «Императорские досуги».

Всеволод согласился, и маленькую княжну увезли в Саксонию. В сопровождении верблюдов, «нагруженными роскошными одеждами, драгоценностями и вообще несметным богатством». Все были в восторге от приданого. Но сама невеста еще была мала и поэтому ее поместили в самый престижный институт благородных девиц. В Кведлингбургский монастырь, где учились дочери только знатных особ, а игуменьями были принцессы только королевской крови. В то время наставницей там была сестра германского императора Генриха IV, Адельгейда. Образование Евпраксея (которую стали называть Проксис) получила великолепное, но только книжное. У Адельгейды была своя тайна. Восемь лет назад она была изнасилована неким бароном. А держал ее в это время за руки, чтобы не сопротивлялась, ее братишка, император Генрих. К сожалению, Евпраксея узнала об этом слишком поздно.

А пока все было прекрасно. Добрая наставница, интересные занятия, в ближайшей перспективе — молодой муж. Будущее наступило в 1086 году. Проксис перешла в католичество, получила имя своей наставницы Адельгейда и вышла замуж за Генриха Длинного. Но через год с небольшой Генрих умер. Адельгейда вернулась в Кведленбург, где попалась на глаза другому Генриху. Императору. Тому самому. Братишке Адельгейды-игуменьи. Специалисту по заламыванию женских рук. И тоже вдовцу — год назад умерла его жена Берта. Генрих был на 20 лет старше Евпраксеи. Высокий, статный, с огромными горящими глазами и усами, красиво очерчивающими капризный изгиб губ. Образованный и «велеречивый». Заговорить мог любую, и любого. Даже Папу Римского. В этом можно убедиться, почитав переписку Генриха с его злейшим врагом, Папой Григорием VII. А главное — он был императором Священной Римской Империи германской нации.

Вслушайтесь в эти чарующие звуки: «ИМПЕРАТРИЦА». Разве могла устоять семнадцатилетняя девчонка? И с 1087 года Евпраксея-Адельгейда становится невестой императора.

Генрих тоже был доволен. Все-таки дочь Великого князя Киевского (а Всеволод был уже им), чьи владения намного превосходили земли самого императора. В общем, в 1089 году Евпраксея становится женой Генриха и коронованной императрицей «Священной Империи». И начинается самое страшное…

Дитя порока

Генриху нужны были деньги. Германская империя представляла собой очень рыхлую конфедерацию практически независимых княжеств. А о Генрихе писали, что «не прошло и года (с момента его совершеннолетия), как он успел сделаться столь ненавистным всем князьям, что подобное положение могло разрешиться лишь насильственным образом». И с тех пор вся жизнь Генриха стала борьбой: внутри страны с князьями, и вне ее — с Папами Римскими, оплотом князей. Так что Генриху очень нужны были деньги.

А деньги были у церкви, у германских епископов, чья казна постоянно пополнялась приношениями и доходами с церковных земель. В результате началась борьба между императором и Папой: кто имеет право назначать епископов? Фактически — «борьба за кассу». Хотя в истории это называется «борьба за инвеституру».

«Если кто-нибудь впредь примет из рук светского лица епископство или аббатство, да не считается он епископом и да лишится он милости Св. Петра и доступа в церковь». Это из буллы «Dictatus papae» («Диктат папы»), изданной в 1075 году Папой Григорием VII Гильдебрандом. Но Генрих был не из тех, кто терпит диктат: «Генрих Божию волею, а не захватом, король, Гильденбранду, более не папе, а лживому монаху… купно со всеми нашими епископами, говорю тебе, сойди с престола, сойди!». Вот так они и переписывались.

Папа был очень опасным противником. По своему статусу он мог любого, даже императора, отлучить от церкви. И тогда все клятвы верности, императору даденные, могли быть безнаказанно нарушены. Чем и пользовались имперские князья. Генрих их бил, а те отправляли донесение «в апостольскую столицу (Рим), жалуясь достопочтенному папе Григорию на то, что король, пренебрегая божественными законами, отнял у церквей господних свободу избрания при установлении епископов, сам ставя насильственным образом в епископы тех, кого захочет» (из «Славянских хроник» Гельмгольда).

Генрих искал союзников в своей борьбе, и нашел. В секте николаитов. Это последователи одной из древнейших христианских ересей, осуждаемой еще в Откровении Иоанна Богослова: «Впрочем, то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу» (Иоанн, 2:6). Доктрина николаитов не предусматривала посредника между Богом и общиной верующих, что и привлекло туда Генриха. Немудрено, ведь можно обойтись без Папы, как главного посредника.

Но еще более всего, его, человека еще молодого и темпераментного, привлекли обряды николаитов, направленные на «борьбу с плотью». Путем изнурения плоти. Сексуального изнурения. Это был не грех, а «прямое познание» Бога посредством чувственного опыта и через ритуалы. Церковь называла эти ритуалы «мерзостными и греховными».

Службы николаитов, как и у многих других сект, проводились ночью. Приор (ведущий службу) был облачен в священнические одежды, одетые навыворот. В руках он держал крест, вверх ногами. Молитвы читались так же наоборот, от последнего слова до первого. «Алтарем» — именовалась обнаженная женщина в вызывающе сексуальной позе, держащая в руках черные свечи. На ее животе или спине (в зависимости от позы) стояла чаша с мочой или кровью проститутки. После анти-молитвы приор вступал с этой женщиной в половой контакт. Молящиеся тоже не теряли времени зря: «Во время их ночных собраний все огни гасились и начиналось групповое совокупление» (Михаил Пселл, XI век).

Имперские князья, обиженные Генрихом, писали в Рим, что «он по обычаю николаитов из жены своей сделал публичную женщину, силой отдавая ее в жертву распутства других» (Гельмгольд). Причем, в данном случае, речь идет о первой жене Генриха, Берте. Которая терпела все «ради императорского венца». Евпраксея-Адельгейда терпеть не стала. Нет, она принимала участие в бдениях николаитов, даже в качестве «алтаря», но недолго.

Они с Генрихом крепко поссорились. Дело в том, что престарелый Всеволод не спешил идти на помощь зятю.

Рождение сына в 1090 году примирило супругов, но ненадолго — через два года ребенок умер. У императора, очевидно, начался «кризис среднего возраста», замешанный на политических неудачах. С очаровательным цинизмом он обвинил свою жену в «a proprio marito prostituta est», «недостаточно целомудренном поведении». С другой стороны, он делал все, чтобы эта «prostituta est» стала фактом.

У Барония сохранился любопытный эпизод. Генрих приказал одному из своих баронов сделать все, чтобы Адельгейда пустила его к себе в постель. Осада длилась недолго, Адельгейда согласилась. Генрих, уверенный в том, что сейчас поймает жену на измене, пошел ночью вместо барона в спальню жены. И нарвался… Евпраксея «приказала своим охранникам избить наглого барона, не дававшего ей проходу». Император получил по полной.

Очередной выходки, которая произошла в Вероне, на севере Италии, императрица мужу не простила. Во время одного из приступов паранойи Генрих за пиршественным столом предложил своему сыну от первого брака, Конраду, «войти в покои императрицы» (так это тогда называлось).

Конрад, по единодушному отзыву хронистов «красивый, набожный и воспитанный», с окаменевшим лицом вышел из-за стола.

— Иди, сопляк, ты не мой сын. Ты сын того швабского борова, с которым Берта кувыркалась, пока я воевал с саксонцами, — проорал вслед император.

Так оскорбленный Конрад оказался в стане врагов своего отца. Не будем упрекать юношу, такое было в традициях смутного времени. Кроме того, он перешел «под крыло» отца всех католиков — Папы Урбана II. Генрих же заключил императрицу под стражу. Но у Адельгейды были друзья, и она тоже сбежала из Вероны. И попросилась под защиту Папы. А потом сделала то, чего ей никогда не простили.

Жертва покаяния

Урбан не верил своей удаче. Как же, у него императрица, свидетельница преступлений и ересей императора. Причем, она готова говорить! А тут, как по заказу, почти готов Собор, созванный с целью осуждения Генриха. Церковный Собор в то время — это собрание высших служителей Церкви и высший орган ее власти. Именно в адрес такого Собора, который состоялся в апреле 1094 года, в Констанце, Адельгейда подала буллу с жалобой на мужа и подробным перечислением его сексуальных извращений.

Но и это было не все. «Клубничка» понравилась публике, и через год, в марте 1095-го, императрица была вынуждена выступить на новом Соборе, в Пьяченце. Можно себе только представить — 200 епископов, 4000 священников, 30 000 мирян. И напротив — 25-летняя женщина, в подробностях рассказывающая историю своей сексуальной жизни. Собор ее простил. После рассказа о «грязных деталях действий, которым она была подвергнута своим мужем», Церковь «освобождала ее от грязи и перевела на искупительное соблюдение, ибо она не стыдилась сделать присутствующим признание ее ненамеренного нарушения» (из решений Пьяченского Собора). А люди не простили. В те далекие века позор за обнародование подробностей сексуального насилия ложился не только на насильника, но и на его жертву. А уж публичное выступление жены против мужа, особенно в интимной области было просто гражданским самоубийством. Адельгейда на это пошла и потеряла все. Еще 10 лет ее держали «в колоде», как козырь против императора, под усиленной охраной. Сначала в Пьяченце, потом в Адмонде, монастыре в Швабии, где доживала век ее тетушка, Анастасия Венгерская. В 1106 году, после смерти Генриха IV, к Евпраксее потеряли интерес. И «душу отпустили на покаяние»: экс-императрица вернулась в Киев, в монастырь, где игуменьей была ее сестра Янка.

Но дурные слухи нашли ее и в дома. Известие о выступлении Евпраксии против мужа вызвало резкое осуждение и у духовенства, и у народа. Начавшийся XII век был веком мужчин, которые прочно прилепили к имени Евпраксии этот неблагозвучный эпитет: «волочайка». Потаскуха…

А ведь нечестно! Женщина хотела всего лишь защитить свое достоинство. Потому что ее предали все: муж, киевские родственники, святые католические отцы. И только Конрад пытался защитить. Но Конрад умер в 1101 году. А через восемь лет в Киеве упокоилась после мятежной и небезгрешной жизни и Евпраксея — Проксис — Адельгейда.

После нашей героини европейские монархи не стремились брать в жены девиц Русского княжеского дома. Побаивались, наверно — слишком горды и неуправляемы. Хотя все было — киевлянки уходили королевами в Норвегию, Венгрию, графинями в Германию. Но уже брезжил на горизонте XIII век, с его топотом непобедимой монгольской конницы и пожарами русских городов. Кончалась эпоха Киевской Руси…