«Однажды… в Голливуде»: сказка, рассказанная удаву
То, что Голливуд давно уже методично пережевывает свой хвост, невозможно не заметить хотя бы по бесконечным ремейкам и «перезагрузкам». Но, похоже, этот старый змей, наконец, решил нежно попробовать на зубок собственное сердце. Именно нежно — всего лишь чтобы вызвать слезу умиления на своих зеленых, как доллар, немигающих глазах. То, что для этого пригодился именно Квентин Тарантино, совсем не удивительно, Квентин — зуб достаточно острый и ядовитый, но этот яд не смертелен и, скорее, напоминает возбуждающий наркотик, чем убийственную отраву черной мамбы.
Новый фильм Тарантино на удивление спокоен и лиричен, в основном своем экранном времени лишен крутых поворотов, искрометных диалогов и картинной жестокости. Он как тихо и невинно тлеющий бикфордов шнур, который доберется до взрывчатки в финале, уж будьте уверены. Без этого ощущения тлеющего шнура и развешанных тут и там ружей (точнее, огнеметов) фильм, идущий почти три часа, мог бы даже показаться ужасно скучным. Но Тарантино безошибочно избрал время и место — людям, не знающим о «Семье» Чарльза Мэнсона и бедняжке Шерон Тейт на этот фильм вообще ходить нет никакого смысла — они заснут или сбегут из зала после первых двадцати минут. Впрочем, зрителям, не любящим кино как отдельный особый мир и никогда не пытавшимся заглянуть по ту сторону экрана даже ожидание кровавой драмы вряд ли поможет. Этот фильм не для них.
«Однажды… в Голливуде» — типичное «кино про кино». Точнее, зонд, запущенный во внутренний мир звезды. Он о том, что скрывается за внешним блеском, за чеканным парадным шагом по красным дорожкам под огни фотовспышек. О невидимых миру слезах, пролитых за белоснежными стенами особняков и незримых аллигаторах, поджидающих в безмятежно-голубой воде личных бассейнов.
Фильм напоминает нам о древней истине — «глориа мунди» неизбежно «транзит». У голливудских актеров чуть более неспешно, чем у футболистов, но так же неумолимо. Сначала ты главный герой и «хороший парень», который бьет морды злодеям, потом ты незаметно перекочевываешь в разряд «плохих парней» и морду бьют уже тебе. А заканчивается все крохотными эпизодами и рекламой дрянных сигарет. Это слишком напоминает движение проглоченного кролика по пищеварительному тракту удава, и осознание этого заставляет героя Ди Каприо плакать, пить и забывать текст, искря напоследок «гениальными экспромтами» — надо же чем-то заменить выскочившие из головы строчки очередного дурацкого сценария. А герой Брэда Питта, каскадер, человек-тень, тихо впадает в меланхолию и ввязывается в опасные авантюры, не упуская ни одного шанса сунуть голову в пасть тигру. Потому что знает, что очень скоро лишится не славы, которой у него никогда и не было, а просто возможности зарабатывать на хлеб.
А рядом обитает мечтательная юность, и серьезная не по годам восьмилетняя девочка рассказывает потускневшей звезде о том, что однажды обязательно вспыхнет, как тысяча солнц. Она уже сейчас морит себя голодом перед съемками, чтобы не оказаться вялой в кадре и носит защиту на локтях и коленях, чтобы быть готовой ко всему — хотя пока что у нее крошечная роль заложницы без речей и вялая она или нет, никто и не заметит. Эпизод с девочкой, пожалуй, один из самых сильных в фильме.
Вообще-то, даже взрослый актер — это отчасти большой ребенок. Который должен слушаться папу-режиссера, любит вертеться перед зеркалом и слушать аплодисменты, стоя на табуреточке. Шерон Тейт в исполнении Марго Робби ходит по кинотеатрам на фильмы со своим участием даже крохотных ролях и жадно ловит реакцию зрителей, пока ее ноги отдыхают от тесных туфель на спинке переднего кресла. Временно босоногая Шерон и вечно босоногие девочки Мэнсона — явная перекличка, одна из маленьких, но очень «вкусных» деталей, напоминающих о том, что перед нами все же творение мастера.
Несмотря на горький привкус бренности бытия и предчувствие беды (ведь мы же знаем, что должно вот-вот случиться, точнее, думаем, что знаем) «Однажды…» — очень трогательный фильм. Это поклон целой ушедшей эпохе — глубокий, сердечный, со снятым и прижатым к груди стетсоном. Голливуд для своих обитателей (точнее, безвозвратно проглоченных им кроликов) — все-таки дом родной. Его история — их история, его трагедии — их трагедии. И иногда даже тому, для кого вроде бы нет ничего святого, хочется сочинить добрую сказку. Настолько добрую, насколько он способен, конечно. И рассказать ее переваривающему его монстру, такому же циничному, как и он сам. Пусть старик порадуется. Кролики — это не только питательное мясо, они еще и бывают очень забавными (вспомнить хотя бы Кролика Роджера из еще одного «кино про кино»).
Тарантино не пытается, да и не хочет ничего менять в том, что происходит в Голливуде. Он откровенно смеется над теми, кто мечтает убрать из фильмов насилие. Он сам певец насилия и классически жестокая сцена в финале обязательно произойдет. Об ее подробностях рассказывать невозможно — не из-за жестокости, а из-за того, что это было бы совершенно убийственным спойлером, из тех, за которые порой и убивают. Нужно только помнить о том, что это сказка о Голливуде для Голливуда. И что снял ее Квентин Тарантино, который не умеет рассказывать простые истории.