Горние выси и нижние миры Пинеги

«Грядово — волнистая возвышенность (кряж) Ветреный Пояс с преобладающими высотами 200−270 м расположена на западе Архангельской области… Грядово-увалистые и холмистые возвышенности Канино-Тиманского кряжа с интервалами высот 150−200 м, 250−350 м, 350−450 м отделяют приморские равнины от Печорской низменности… Наличие обширных территорий, сложенных известняками, способствует развитию карста… Встречаются такие редкие и уникальные формы, как карстовые цирки, потяжины, лога, …останцы… На начало 2002 года на территории области зарегистрировано 404 пещеры, 23 из них имеют длину свыше 1 км» (1).

Самые доступные для туристов «горы» в Архангельской области — на Пинеге. Эти известняковые образования, похожие на залежи мрамора, нашим предкам иногда казались подъемом к возрождению и спуском в иной мир.

Пещера Голубинский провал неподалеку от села Пинега — сборник всего, связанного с «горним миром». Природа готовит зрителя километров за 10 — дорога уходит с берега Пинеги, петляет среди карстовых провалов, сопровождает пару километров пятидесятиметровое поднятие слева и, по-змеиному извиваясь, забирается в гору. Это как бы первый и второй звонок перед представлением. Третий звонок — вид, открывающийся усталым путникам на спуск к Голубино и к Пинеге-реке. Зимой — застывший до весны мир, летом — зов отпустить тормоза и вниз, к новым открытиям. Осенью — пиршество красок, уводящее вдаль.

Краткий антракт с обедом и размещением на базе отдыха, и вот первое отделение Голубинского мира:

Грот был высокий в камнях, с огромным зевом широким,

Озером черным и тьмой сокрытый мрачного леса

Памятуя о двойственности «горних миров», где светлые выси и спуск во тьму, поначалу хочется окинуть окрестности с верхней точки — которой солнце ежедневно вечером посылает последние лучи. Пока это возможно только обитателям леса, чьи следы обильно пересекают склоны спуска к Голубино. Доступная точка света чуть дальше — на колокольне разрушенного Красногорского монастыря, откуда Пинега до горизонта. Зато тропа вниз, в пещеры осваивается примерно 10 000 граждан в год.

Первобытный страх перед темной пещерой, когда ничего ужасного не происходит, переходит в радостное оживление. У сына Мишки глаза разгорались и скоро светились гипервозбуждением.

Скрытые полною тьмой, они шли одиноко сквозь тени,

Через пустые чертоги и Дита подземное царство

Здешний подгорний мир — начальная школа в сравнении с другими пещерами, с самой большой в Европе Кулогорской неподалеку — с тремя уровнями и длиной в 23 километра. Но городского жителя надо успокоить домашней картинкой. Холодный свет из глубины оказался новогодней елочкой в гроте, потолок которого скрывала тьма. Как в сказках из зала-перекрестка вели несколько дорог. Тихое журчание налево позвало лучше тишины справа, и вот — подземная река, небольшой Стикс.

Мутный от грязи поток бушует, огромной пучиной;

Ил увлекая с собой, в Коцит он его извергает.

Это теченье реки охраняет ужасный паромщик,

Страшный от грязи Харон.

Отрывки из «Энеиды» применительно к Голубино повышают градус радости игрушечностью Аида. И поток по весне бушует, пещеры до потолка топит половодье. И высохший ил летает невидимой пылью. И грязи на одежде неготовых путников достаточно. Но вот с ужасом плохо, точнее, хорошо — его, к счастью, нет. Есть рачок бокоплав — самый северный обитатель подземных стиксов. Есть окаменевшие волны звука на стенах, эрозия известняка идет строго по законам природы. Есть желание увидеть ледяные сталактиты и сталагмиты, но это в другой, Певческой, пещере.

Харон-сопровождающий, показав всё, что можно, и не показав, что нельзя, зовет на выход.

Вот Эвридику зовут; меж недавних теней пребывала…

Вот уж в молчанье немом по наклонной взбираются оба,

Темной тропинке, крутой, густою укутанной мглою…

Н. А. Криничная, этнограф, фольклорист, Карелия: «…вертикальная модель мироздания, сформировавшаяся в мифологическом сознании, может базироваться и на противопоставлении среднего (ойкуменического) и нижнего (подводного, подземного) уровней. Под воздействием христианских воззрений подобное противопоставление, имеющее, казалось бы, сугубо топографические параметры… горний — «вышний, высший, верхний, возвышенный, небесный, до мира духовного относящийся» оказывается в качественно новой оппозиции к дальнему-дольнему, т. е. ко всему земному, мирскому, суетному. И потому подъем в гору стал интерпретироваться как духовное возрождение. В храме гору символизирует горнее место — возвышение в алтаре за престолом» (2).

Своего рода соответствием горе «как образу мира, модели Вселенной, в которой отражены все основные элементы и параметры космического устройства», в народных представлениях служат крестьянские хоромы. Здесь с небом ассоциируется горище — «верх, чердак, подволока, вышка», равно как и горенка — в большинстве случаев «вышка, верх, светелка, терем, комнатка на чердаке», или горница — «возвышение, верхняя часть строения, жилое помещение в верхней части строения». Причем горница — производное от древнерусского горынь — «верхний», ведущий свое начало от гора (3).

О былой антропоморфизации и персонификации гор напоминает устойчивый мотив образования скал, хребтов, каменных кряжей в результате превращения героев в эти природные объекты. … «Горное» происхождение имеет Святогор или Горыня. Горы — это окаменевшие великаны. От камня рождается богатырь… Уходя в гору, пещеру или просто окаменевают русские богатыри» (4).

Вершина горы — тот локус, где люди по достижении ими определенной вехи в жизненном цикле претерпевают «пороговое» состояние, приравненное к пребыванию между мирами. Так, согласно одной из бывальщин, из Архангельска, прямо с гуляния, из круга, т. е. хоровода, во время пляски была похищена и унесена на гору Камарицу девушка. И вот теперь она «потерялась», «сама не знает, где ходит», что соответствует ее лиминальному состоянию в предбрачный период. Иначе говоря, похищение героини именно из «круга» («игрища»), т. е. из ритуального летнего праздничного девичьего танца, служит предпосылкой ее перехода из одной возрастной группы в другую — «в группу девушек взрослых» (5).

А. А. Мошникова, поселок Лесное, Мурманская область: «Ну, а в Терино слуцяй такой был, цто вот из Архангельска девушку принесло с гулянья.

Там гора Камарница. И вот пошли мужики и увидали эту девушку. И всяко имали, никак поимать не могли. Потом пошли бабы морошку брать. Она у каждой берет из корзины морошку да хлеб их ест. Все ходила. Ну, а потом стали все-таки отворацивать — и ей не стало. Поимал ее один старицок и спрашивает:

— Ты откуда?

— А я — говорит — из Архангельска, и пошла в круг — говорит — на пляску. А меня мать прокленула: «Веди — говорит — тебя лешой да больше и назадь не приводи!»

— Ну и вот — говорит — я из круга потерялась, и теперь сама не знаю, где хожу.

Ну и вот, к этому старику в руки далась, и ее, ету девушку, обратно в Архангельск не отправили, она осталась у старика» (6).

Н. А. Криничная: «Кроме того, на вершине горы либо приравненного к ней топоса, согласно народным верованиям, немедленно сбываются пожелания, заключенные в магических приговорах, здесь произнесенных. Недаром женщина, ступив «на таку горочку песочну» и заругавшись на свою «ярушку» (овцу): «Пусть тебя леший от меня унесе!» — сразу же ее и лишилась. И только после того, как она, придя на этот же «песочек», попросила лешего вернуть унесенную им животину, «ярушку» удалось найти. На горе, по мифологическим рассказам, материализуются не только слова, но и человеческие мысли. Стоило женщине, присутствующей на горке, вспомнить о своей куме, как сразу же в ее облике появилось некое мифическое существо: «Вдруг эта кума идет…» (7).

Если верхняя часть горы соотносится с верхним миром, то нижняя ее часть символизирует, соответственно, нижний мир. Причем эти миры, согласно народной космологии, в известном смысле тождественны. Например, в одной бывальщине всякий, кто едет у подножия Овсяных горок, оказывается свидетелем разыгравшейся там мистерии… там огонь горит, кто пляшет, кто песни поет, иной же «голосом» плачет, быть может, проецируя на мироздание заложенную в этих действах и звуках магическую энергетику» (8).

Е. С. Овчинникова, поселок Спасская Губа, Карелия: «…Едут — и чудится. Такие назвали эти Овсяные горки были. А под горой там, кто едет когда, то там огонь горит, пляшут, кто, знаешь, песни поет, кто голосом плачет, и все. Лошади идут токо фурскают и все. А эти сидят молчут в сене, никто ниче не говорит. А под горой там, под щельей (раньше ведь эти «щелья» называли горы-то), и это проедут, а эти тут ни звуку.

И так век свой чудилось. А теперь там никто не живет, в этих Овсяных горках» (9).

Подножие горы также представлено как место появления-обитания духов-«хозяев»… Верхней части горы противопоставлено и любое углубление у ее подножия, ассоциируемое с нижним миром…

Записано Е. В. Барсовым на Каргополье: «Известны каргопольские рассказы про лембоев Семенковского, обитавшего в Семенковском лесу, и Звонковского — на Лешевой горушке. Оба они любили заходить в кабак «Разгуляй» и пить там до зела зелено вино.

Узнавать их здесь, говорят, есть верные приметы: тогда как у крещеных всегда правая пола на левой, у лембоев, наоборот, всегда левая на правой.

Можно себе вообразить, как часто целовальники по этой примете видят у себя лембоев!» (10).

Н. А. Криничная: «В быличках и бывальщинах мифологизируется и «нутро» горы — полость, пустота с выходом наружу: «Пещора есть. Если на зоре глаза не перекрестишь, то из пещеры дым встават: там жирова его (лешего)». …Пещера, и притом с очагом, — жилище духа-«хозяина». Представляя собой «нечто внутреннее и укрытое», пещера «противостоит миру вне ее». Фольклорно-мифологический образ пещеры-жилища-очага иллюстрирует этимологическое родство слова «пещера» со старославянским «пещь». То есть изначально слово «пещера» имело смысл «подобная пещи» (11).

И. П. Савинкова, Пудожский район, Карелия: «Если долго не отворотить, то леший издевается. Один парень дрова колол, а девка муку молола. У лешего жернов есть, ружье есть. В долони хлещет леший. Больше подшутить любит. Спросят — отдават: така профессия его.

Пещора есть. Если по зоре глаза не перекрестишь, то из пещеры дым встават: там жирова его» (12).

Знаковую роль в мифологических рассказах имеют и расселины скал: это вход в потусторонний мир. В такую расселину, например, уходит ветхий старичок, сущность которого заключена в его атрибуте.

А. Я. Едакина, село Озерко, Каргопольский район Архангельской области: «У нас по Чурьеге не… не было пешчеры, а вот этта вот, тут, на Волосово туды… ужо погоди, как деревня то называлась… еще нонче там кладбище сделано… в гору зайдут — и выйдут на Волосово. Туда столько-то километров, вот там была пешчера кака-то проделана. А теперь уж все, теперь уж все завалено…» (13).

Примечания: