В советской историографии символизм, как и другие направления в модернизме, воспринимался как реакционное течение. Не зря их расцвет (1907−1917) Максим Горький назвал «самым позорным и бесстыдным десятилетием в истории русской интеллигенции».

Последнее проявилось якобы в отрицании революции и в уходе от решения социальных вопросов.

Вместе с тем знакомство с программными текстами русского символизма опровергает подобные заявления. Таков, например, знаменитый доклад Дмитрия Мережковского (1865−1941) «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893). Его автор, декларируя символистскую эстетику, не выступал против революции. Мережковский критиковал утилитаризм и позитивистскую картину мира: «Никакие позитивные выгоды, никакой утилитарный расчет, а только творческая вера во что-нибудь бесконечное и бессмертное может зажечь душу человеческую, создать героев, мучеников и пророков». Не был автор «Воскресших богов» и противником социальной проблематики в искусстве:

«На примере Соловьёва видно, как в новом человеке возможно это сочетание глубокого религиозного чувства с искренней и великой жаждой земной справедливости».

Для лучшего понимания взглядов ранних символистов приведем еще одно его утверждение: именно в кружке Белинского «впервые начали понимать Пушкина». Ведь

«во всех лучших критических исследованиях… Белинского вы найдете страницы, в которых критик превращается в самостоятельного поэта».

Собранные в настоящем издании статьи Мережковского этого периода также подтверждают или дополняют идеи программной декларации. Так, в очерке «Я. П. Полонский» он подчеркивал вполне символистскую черту знаменитого поэта:

«так сильны были чары… что стоило ему захотеть прикоснуться к действительной жизни, чтобы превратить ее тяжелую, грубую ткань в чудо, в тайну, в сказку, в легкие радужные паутины осеннего дня».

А в «Мистическом движении нашего века» писатель вновь обрушился на материализм: «в атмосфере бездушной торгово-промышленной цивилизации, когда идеальное религиозное зерно культуры окончательно умирает, когда мистическая связь человека с бесконечным окончательно порывается, новые поколения могут продолжать, как обреченные на смерть, только временное, призрачное бытие».

Такое вот, отнюдь не реакционное течение возникает. Суть которого Мережковский выразил не только в статьях, но и стихах. В стихах, как мне кажется, лучше:

Мы неведомое чуем,

И, с надеждою в сердцах,

Умирая, мы тоскуем

О несозданных мирах.

Дерзновенны наши речи,

Но на смерть осуждены

Слишком ранние предтечи

Слишком медленной весны.