На днях страна проводила в последний путь советского кинорежиссера Марлена Хуциева. Можно было бы сказать что-то дежурное об уходящем поколении, о гаснущих звездах первой величины, посетовать о том, что смены им такого же масштаба не особо заметно на отечественном небосклоне. Но как-то не хочется — и в этом случае особенно. Потому что фильмы Марлена Хуциева — и прежде всего два из них, «Мне 20 лет («Застава Ильича»)» и «Июльский дождь» — это явление не только культурное, но и историко-политическое.

Цитата из к/ф «Застава Ильича», реж. Марлен Хуциев. 1964. СССР
Разговор с отцом

В 2017 году, в столетнюю годовщину Великого Октября, и через год — на столетие Ленинского комсомола — в СМИ запестрели сообщения о вскрытии «капсул времени». Была такая традиция в Советском Союзе — комсомольцы писали письма своим потомкам, в прекрасное коммунистическое делёко. То, что это далёко будет непременно коммунистическим, ребята и девчата не сомневались. Их волновали только детали — побывали ли их одногодки на Марсе, а может быть, и в более далеком космосе, победило ли человечество болезни и старость. Им и в страшном сне — как и героям «Заставы Ильича» — не могло присниться, что не только никакого коммунизма, но и никакого СССР полвека спустя на планете не будет. Не будет сохраненной в боях страны, которую доверили им беречь их погибшие на фронте отцы — что и показано символически и даже слишком открытым текстом в знаменитой сцене из фильма Хуциева.

Контраст жесток и трагичен. Но трагичнее всего то, что многие из тех, кому было 20 лет в 67-м году, на момент безрадостно-ностальгического вскрытия капсул были еще живы. И уж тем более они были живы и даже еще не стары в 1991 году, когда канул в небытие Союз, а с ним и мечта о близком коммунизме. Прошло всего-то четверть века, а факел, который был доверен фронтовиками рукам молодых, оказался погашен и втоптан в грязь. Почему же те же руки, которые закладывали «капсулы времени», этот факел не удержали? Фильмы Хуциева, составляющие своего рода смысловую дилогию, демонстрируют нам явные симптомы неблагополучия, сигналы, к которым можно было бы прислушаться вовремя, и тогда беда могла бы и не случиться. Но, увы, если бы это было так просто…

В судьбе Марлена Хуциева нашли свое отражение и героические, и трагические, и радостные моменты советской действительности. Сын старого большевика, погибшего в годы репрессий, переживший войну, хоть и не воевавший, имевший все возможности для творческого развития и блестяще ими воспользовавшийся, он никогда не был официозен, но для него именно в советской действительности существовали вещи несомненно святые. Негативно расценивая фигуру Сталина, что совсем не удивительно, он не воспринимал тем не менее «оттепель» как нечто стопроцентно и безоглядно благое. Он видел, что в открытую форточку вместе со свежим воздухом, который на все лады восхваляли столь многие, занесло и вредные миазмы. И честно предупреждал об этом.

Цитата из к/ф «Застава Ильича», реж. Марлен Хуциев. 1964. СССР
Разговор на ходу

Фильмы «Застава Ильича» и «Июльский дождь» разделяют всего два года реального времени, но по ощущениям — они о двух разных эпохах. В первом — много радости, наслаждения юностью, любовью, окрыленности надеждами. И только во второй части, по мере взросления героев, начинаются трудности, сомнения, а окружающая действительность вдруг начинает поворачиваться к ним и зрителю сторонами, которые требуют жесткого морального выбора, встречи с совестью, напряженных размышлений о смысле жизни и даже выхода за пределы «реальности, данной в ощущениях», обретения определенного духовного опыта. Оказывается, что на свете существуют не только «мир, труд, май», а еще и подлость, карьеризм, а то и кое-что похуже — бессознательный, а то и вполне осознанный глум не только над святынями, но и над душой народа, над подвигом предков, над перенесенными ими тяготами ради Отечества и будущих поколений. Причем глумятся и пинают в бездумном танце брошенную на пол картошку не какие-то отморозки или иноземные агенты, а обычные молодые люди, мнящие себя интеллигенцией. И о «квасном патриотизме» и «репе» рассуждают тоже они. Невозможно даже спьяну и «автоматически» сморозить то, что не вертится у тебя в голове. Конечно, за такое в те годы всё еще можно было получить пощечину, но даже в фильме ясно, что инцидент этой пощечиной отнюдь не исчерпан. Да и слишком хрупка и где-то даже смешновата, не от мира сего, влепившая ее девушка.

Встреча героя с погибшим отцом в финале фильма до сих пор производит мощное впечатление — но теперь к неложному пафосу примешиваются горечь и стыд. В наше время этот эпический финал скорее выглядит безуспешной попыткой заклясть надвигающееся зло при помощи обращения к сакральному, священной клятвы. Но мы уже слишком хорошо знаем, что клятвы и присяги нарушаются сплошь и рядом. Что случилось в 90-е с Сергеем и его друзьями? Спились, погибли, «не вписавшись в рынок»? Или скорректировали взгляды на жизнь, запрятав подальше отцовские портреты?

Восприятие Дня Победы как священной даты, а фронтового братства как идеала и источника светлых энергий и душевного очищения мы видим и в финале «Июльского дождя». Но здесь всё будничнее, а место однозначного ответа занимает немой вопрос в глазах молодежи. Вообще весь фильм — это один такой вопрос. Подчеркнуто длинные, словно в видовом фильме, панорамы Москвы напоминают холст, с которого соскребли старые краски, а ничего нового пока не написали. Нет уже никаких первомайских демонстраций, а трудовые будни показаны лишь мельком. Только разговоры, разговоры, разговоры — не о смысле жизни, не о самом главном, а обо всякой чепухе. С усмешкой, с игрой словами, с подтекстами и претензиями на легкий и ни к чему не обязывающий интеллектуализм. Вечеринки, прогулки, пикники, пляж…

Цитата из к/ф «Июльский дождь», реж. Марлен Хуциев. 1966. СССР
Застолье

Если показанную в первом фильме реальность безошибочно опознаешь как советскую, то здесь из советского — только хождение по домам с предвыборной агитацией и упоминание райкома. Если в «Заставе Ильича» циничные «истины» в устах отца Ани вызывают у молодых героев некоторый шок и чувство диссонанса, то здесь они уже полностью «овладели массами». Люди увлеченно делают карьеру, идут на «разумные» уступки начальству, подсиживают и топят друг друга, а те, кто сохранил что-то святое за душой, предпочитают за душой это и оставлять, не шумят, не спорят и уж тем более не раздают пощечин. Разумеется, героиня в итоге всё равно делает выбор, весь фильм — именно о пути к нему. Но этот выбор имеет куда менее явное историческое содержание. Лена всего лишь чувствует, что ее неудавшийся жених — человек беспринципный и бездуховный, и отвергает его.

Именно духовная наполненность — точнее, ее дефицит в обществе — является главным содержанием фильма, недаром в самом начале возникают, слегка озадачивая, фрагменты картин эпохи Возрождения на религиозные сюжеты. Да, типография, в которой работает Лена, печатает репродукции этих картин, но это, конечно же, только предлог для того, чтобы напомнить о вечном. Еще одно проявление вечного — военный подвиг народа, сакральность памяти о нём. То, что через полвека глумливо назовут «победобесием». Но героиня фильма уже ни в чём не клянется живым и павшим, она всего лишь инстинктивно пытается найти источник чего-то настоящего среди обступивших ее фальшивок и потому приходит на встречу фронтовиков. А ее ровесник, случайный знакомый Женя, в котором жажда обретения смысла еще не угасла, остается для нее всего лишь голосом в телефонной трубке, как сейчас бы сказали — виртуальным собеседником. А может быть — это всего лишь ее внутренний голос?

Вглядываясь в лица подростков в финале, невозможно не думать о том, что через каких-нибудь двадцать лет именно эти подростки если не поддадутся с восторгом на перестроечные соблазны, то ничем не помешают развалу страны. Останутся лишь бессильными или безучастными свидетелями исторической трагедии — как и их отцы и старшие братья, тридцатилетние и двадцатилетние «шестидесятники».

А что же сегодняшние молодые? Идущие с портретами дедов и прадедов в шествии «Бессмертного полка», марширующие в форме «Юнармии»? Сохранится ли в их сердцах то, чем они гордятся сейчас, или всё это смоет серая волна равнодушия, духовной смерти, принятой за взросление? Удержат ли они на своих плечах Родину? Многим ли из них удается сегодня услышать голоса павших за Отечество, посмотреть им в глаза? И много ли сегодня выходит фильмов и книг, которые позволили бы состояться такой встрече? Серийные экранизации игры в «танчики» не в счет…