Как регламент подменил встречу с Богом на встречу с самим собой

Итак, продолжая об организации поста, повторим достаточно очевидное, лежащее на поверхности. Если суммарно все вместе взятые посты годового цикла занимают около двух третей всех дней, то пост следует считать главным христианским деланием. И хождение в храм почаще. Кто постится и ходит в храм — тот христианин. Кто почти не постится, в храм ходит изредка, но считает себя христианином «в душе», тот остается им исключительно в душе. Больше ему ничем «христианским» заняться нечем. Правда, с развитием интернета, то есть новых форм коммуникаций, многие нашли для себя занятие на православных форумах и прочих площадках, где продолжили считать природные свойства, задавать «вопросы батюшке» и благодарить за ответы.

Если Церковь изначально хотела, как мы говорили в прошлый раз, хоть как-то озадачить инертную массу, заняв ее чем-нибудь таким «христианским», как же в итоге случилось так, что инертность и неразвитость церковных масс сделалась главенствующим признаком, по которым определяются «верующие»? Отличительным знаком их стало стремление «соблюдать», то есть нижайший уровень, который был для них установлен изначально, сделался сверхзадачей. Но разве у масс был выбор, была возможность развиваться? Нет, конечно.

В организации их на общее благое дело не были заинтересованы ни светские власти в первую очередь, ни церковные, находящиеся под присмотром светских. Инициативные люди, недовольные царящими «порядками» при которых воровство, насилие, несправедливость являются фактическими социальными нормами, по сию пору вызывают подозрение. К тому же таких «активистов» очень трудно бывает отделить от тех, кто на волне устраиваемых «возмущений» имеет цель совершить переворот и уже продолжать в том же духе обкрадывать, унижать, насиловать. Это называется «смена элит», стремящиеся произвести смену делают это не только «дворцовыми» способами, но и привлекая улицу.

Таким образом у масс не было выбора, не было даже возможности к выбору прийти. Сейчас вроде появился слабый выбор, да вот только у Церкви нет уже «масс». По статистике, там, конечно, «миллионы и десятки миллионов», но у них сверхзадача — пост, «великий подвиг», совершение которого поможет им, возможно, со временем «по-настоящему» возлюбить ближнего. А так они не знают, и слово «любовь» пока у них ассоциируется со всякими развратными действиями. Что они будут делать, когда достигнут другой, «высшей» любви, пока даже понятия не имеют, но наверняка будут «любить». Из всех сил любить «божье творение», испытывать к нему самые высокие чувства, лишенные всяких развратных мыслей. Так, примерно.

Итак, у масс выбора не было, что им дали, то и приняли. А что же подвижники древности, которые сбежали от масс в то самое время, когда их еще только озадачивали поразительными формулировками об исчисляемых свойствах божественной природы? Тут требуется некоторое отступление, потому как современным верующим, даже образованным — и, скорее всего, в особенности образованным, —очень трудно дается соотнесение наблюдаемых следствий с причинами, их вызвавшими. Пост — это такое следствие, причины которого, когда они их называют, являются не причинами никакими, а «объяснением возникновения регламента».

Ну, например, «пост есть божественное установление». Разве тут есть указание на «причины»? Впрочем, для таких людей — есть. Поэтому любое отклонение от единственно доступной их пониманию «причины» чего бы то ни было (все «божественное установление» и точка), они маркируют шаблонно: «православие этому не учит», «это пантеизм», «это оккультизм», «это сектанство» и так далее. Если не смахивает на то, что «божественное установление», подтверждение чему, несомненно, найдется у Златоуста, так думать нельзя! С чем трудно отчасти не согласиться, понимая, что «нельзя» и «не способен» — в большинстве таких случаев одно и тоже.

Проблема еще в том, что в жизнеописаниях древних подвижников довольно трудно найти прямое объяснение того, зачем они истязают себя многодневными постами. Лишь общие слова — «усмиряли страсти». И про уподобление «ангельскому житию». Но постоянно вспоминаются их стычки со всевозможными демоническими силами. Все это, конечно, похоже на сорокадневный пост Христа в пустыне, но думать, что Христу нужно было установить таким способом регламент, было бы довольно странно. Впрочем, для многих не странно. Специально постился, чтобы повторяли, так большинство и полагает, и учит друг друга. В семинариях и академиях тому же учат, не стоит удивляться.

Надо прожить по регламенту, чтобы избежать ада, — к этому обычно сводится вся цветистость рассуждений. Но древние подвижники во многом руководствовались словами апостола Павла, что «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной». И, выходя на эту борьбу, они понимали, что бороться вслепую не получится. Имея в виду слова Иисуса, что «сей род», с которым они изготовились бороться, «изгоняется только молитвою и постом», они пробовали преодолеть человеческую природу, которая закрывает им глаза на тонкий мир, чтобы было видно, кого изгоняешь.

У многих глаза открывались, а ведь экспериментировали при этом весьма рискованно. Макарий Александрийский, к примеру, проводил множество экспериментов со своим организмом, находя все новые и новые глубины аскезы. Выяснял, кто как постится, и старался не просто повторить, но и добиться большего: «Если Макарий узнавал, что кто-нибудь совершает какой-либо подвиг, то он всячески сам старался подражать таковому. Так, например, узнав об иноках Тавеннского монастыря, что они в течение всей Великой Четыредесятницы ничего не вкушают из приготовленных на огне кушаний, он положил себе за правило в течение семи лет не вкушать ничего из того, что бывает приготовлено на огне: ни печеных, ни вареных кушаний».

Однажды, поставив себе целью побороть сон, старался не спать 20 дней, потом признался: «На сколько я имел силы, я одолел сон, но человеческой природы, требующей сна, я не был в силах одолеть, а потому и должен был повиноваться ей». Можно как угодно относиться к таким экспериментам, но считать их следствием установленного регламента уж точно не получится, как и отделываться общими словами про «борьбу со страстями». Что означало бы: избавление от желаний ведется ради самих избавлений, что цель равна и постоянно сопутствует средству. Однако так случилось, и не могло не случиться, что со временем они и впрямь совершенно совпали.

Сейчас пост видится как регламент, исполняя который и прибавляя к нему еще от себя подвижничества, такой подвижник становится угодным Богу, и Тот награждает его за это различными дарами. Прозорливостью, даром исцелений и прочими. То есть пост стал способом понравиться Богу, Которому, так получается, не нравится все человеческое, а очень нравится все ангельское, бесплотное, и стремление к тому всячески приветствуется. «Любовь к ближнему» тут тоже «дается» как сверхспособность из комиксов Марвел за усердие, за такое проявление «любви к Богу». Причины-следствия тут все скомканы, спутаны, переплетены, объяснения являются подмененными, и оттого понимать все это иначе как «регламент» не получается.

Да это и проще всего. Человеческая ответственность сводится лишь к тому, чтобы понравиться Богу. Все прочее выстроено вслед и является следствием того, что «Богу понравилось». В регламент встроено еще «расположение сердца», но регламента оно не отменяет, а напротив, должно побуждать к еще более усердному его исполнению. Жизнь Церкви фрагментирована так, что «общее дело» — это ходить в храм, куда все ходят (потому и «общее»), а «спасение» — личное дело каждого. Когда в человеке диссонанс такого положения дел становится невыносим, его прорывает на нередкие ныне «исповеди» различного содержания, где люди признаются, что к чаемой цели «встречи с Богом» все это не способно привести.

Навстречу им, контроверзой, появляются такого рода рассуждения: «Не понимаю, как себе эти «разочаровавшиеся» представляют встречу с Богом. Каких-таких озарений и просветлений ждут? Хотят непосредственный мистический опыт приобрести, «с Богом разговаривать», как в Священном Писании и в житиях святых написано? Ну так ведите такой образ жизни, как эти святые подвижники. И тогда да, случится. Может быть. А может, и нет. Явить чудо или нет, дать знамение или нет — решает Бог… А кто ищет Бога по-настоящему, то есть спасения, дарованного нашим Господом и Спасителем Иисусом Христом, — просто молитесь, ходите в храм, старайтесь жить по Заповедям, кайтесь в грехах, причащайтесь Святых Таин — и Бог Сам сделает все, что нужно».

Отсюда понятно (да и вообще понятно), что регламент не обещает «встречу с Богом». Но твердо заявляет, что иной встречи, кроме как через прохождение через регламент, вообще не предусмотрено. И отсюда же понятно, почему регламент подменяет встречу с Богом на встречу с собой, заслоняет собою подлинную встречу. Почему «постящихся» усердно с каждым разом становится все меньше и меньше? По этой причине. Мир Бога и мир регламента — по разные стороны. И они будут в понимании людей расходиться все дальше и дальше, а с учетом того, что выполнение всех предписаний — поста в частности — и является «христианским деланием», единственным, прочно укоренившимся и оттого «незаменимым», нетрудно догадаться, чем все кончится.