Какой оппозиции стоит опасаться Алиеву

Помощник президента Азербайджана по общественно-политическим вопросам, профессор Али Гасанов разместил на своей странице в социальных сетях реплику под заголовком «Миссия оппозиционерства и национальные интересы Азербайджана». Государственное информационное агентство АЗЕРТАДЖ растиражировало эту публикацию, тем самым придав ей политическую значимость. Надо полагать, таким образом азербайджанские власти решили отреагировать на состоявшийся 19 января в Баку санкционированный митинг, устроенный оппозиционным движением «Национальный совет демократических сил» при поддержке партии «Мусават» и других. Мы обратили внимание на эту публикацию по следующим причинам.

Гасанов — это один из самых компетентных и хорошо осведомленных азербайджанских политиков. О себе он говорит, что с 1988 года находится в «активной политической жизни Азербайджана», а с 1993 года непосредственно занимается «в президентской команде связями с институтами гражданского общества — НПО, СМИ и политическими партиями». По его словам, «знание взглядов и мнений различных слоев общества, в том числе оппозиции, связанных с текущими процессами, рассчитанными на будущее концепциями, оценка альтернативных идей и при необходимости учет их по меньшей мере как запасного варианта, являются важным условием не только с точки зрения рационального управления, но и сохранения находящейся у власти команды в постоянной готовности к любой политической конкуренции». К тому же Гасанов признает факт наличия в Азербайджане оппозиции, которую он, на наш взгляд, структурирует весьма своеобразно.

Первое: правые, именовавшие себя в свое время «национальными демократами», однако впоследствии присоединившиеся к европейскому либерально-демократическому союзу. Второе: левые, которые, по словам Гасанова, находятся «в поиске покровителей то на севере, то на юге». Третье: «секуляристы, готовые защищать светский конституционный строй как истинную опору государственности». Четвертое: «клерикалы, готовые по мановению руки, которую они целуют, сдать этот строй вкупе с нашей независимостью». Но кто более всего опаснее для официального Баку? Начнем с первой позиции — группы, присоединившейся к западному либерально-демократическому союзу. Они выступают против авторитарного стиля руководства республикой, на отдельных примерах критикуют власти за наступление на основные свободы, сужение политического пространства, вроде бы имеют свой сценарий демократизации общественно-политической жизни страны через наделение парламента реальной, а не формальной властью.

В широком смысле идеологически такая оппозиция не отличается от действующей в стране власти. Ведь главные ориентиры и той, и другой стороны — Запад и светскость. Правда, есть серьезные основания считать, что азербайджанские либералы имеют отличный от официального подход к урегулированию нагорно-карабахского конфликта. Сторонников таких взглядов в Азербайджане «узкое меньшинство», которое получает поддержку на Западе и используется им в качестве инструментария для оказания в нужный момент давления на Баку. Вот только шансов осуществить в республике «цветную революцию», что случилось недавно в Армении, как в ближайшей, так и в долгосрочной перспективе у правых сил не существует даже при условии финансовой, политической и другой поддержки протестных инициатив в Азербайджане со стороны Запада. Но как инструмент давления на власть, достижения конкретных внешнеполитических целей — да, Запад их использует.

Иначе ситуация могла бы выглядеть в случае альянса азербайджанских «либералов» с российскими. Но последние потерпели политическое поражение и не только в России. Перейдем к левым, которые находятся «в поиске покровителей то на севере, то на юге». Ими в Азербайджане традиционно считают коммунистов. Они расколоты и до их пор не смогли заполнить существующий вакуум на левом фланге, не выработали приемлемую для современных условий новую идеологию. Поэтому левые заметной роли на внутриполитической арене не играют, их лозунги о проведении реформ для восстановления в Азербайджане социалистического метода в политике, экономике, правовой и духовной сферах провисают. Правда, по мнению экспертов, объективно спектр «левого» движения в Азербайджане может расширяться в силу определенных внутренних социально-экономических причин, хотя деградация организованного рабочего класса и крестьянства налицо.

В сложившихся условиях и обстоятельствах азербайджанские левые, как КПРФ в России, выступая с умеренными политическими лозунгами, могут стать системной оппозицией, только сотрудничая с властью. Что касается возможной поддержки левым «с юга», о чем пишет Гасанов, то это для нас загадка. Неужели имеется в виду Китай? О секуляристах, готовых «защищать светский конституционный строй как истинную опору государственности», известно еще меньше. Откровенно говоря, в азербайджанской профильной литературе нам не удалось обнаружить устойчивого научного определения «азербайджанского секуляризма». Существуют только описания общего типа, согласно которым в республике «понятия секуляризма и мусульманской идентичности не противоречат друг другу». Привязка секуляризма к исламу выводит на Турцию, у которой отношения с Азербайджаном строятся по формуле «одна нация — два государства».

Но говорить об общетюркских исторических связях и общности — это одно, другое — иметь дело уже не с кемалистским руководством Турции, которое придерживалось светской модели турецкой государственности по принципу разделения религии и политики. Анкара сегодня открыто дрейфует в сторону политического ислама, который, по оценке бакинских экспертов, стал проявлять заметную активность в Азербайджане. При этом остается неисследованным вопрос о влиянии «турецкого ислама» на ход общественно-политических процессов в Азербайджане. Пока складывается устойчивое ощущение того, что турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган не пойдет на исламизацию политической системы и внедрение шариатских положений, оставит ислам только частью национальной идентичности. Однако Анкара использует формулу «тюркизм плюс ислам» как внутренний, так и внешнеполитический инструмент.

Это очень серьезно потому, что сужает возможности для Азербайджана в урегулировании нагорно-карабахского конфликта, когда армянам Нагорного Карабаха предлагают жить в обществе господства тюркизма и ислама. Но и подталкивает к активизации ислама иранского толка. Так мы выходим на четвертую позицию, «клерикалы, готовые по мановению руки, которую они целуют, сдать этот строй вкупе с нашей независимостью». Речь, конечно, о шиитском Иране, идеологическое влияние которого в Азербайджане растет, что признается чуть ли не на официальном уровне, ведь около 70% азербайджанских мусульман являются шиитами. Поэтому потенциальной угрозой для Баку является именно исламский фактор в той или иной модификации, завязанный на «цветные революции» в соседних странах Ближнего Востока.

Проблема не в том, что Тегеран намеревается осуществлять идеологическую экспансию в соседний Азербайджан, а в том, что США, «разогревая» ситуацию в Иране, могут вывести на сцену новые политические силы, как это было в Ливии, которые будут позиционировать себя «оппозиционными». И они уже не будут вписываются в «Табель о рангах» Гасанова. При этом нельзя исключать и возможностей привязать оппозиционную активность к ближневосточным событиям. В Азербайджане, как и в любом другом государстве, существует недовольство текущим социально-экономическим положением, что ведет к росту протестных настроений в обществе. Но то, что сегодня в Азербайджане называют оппозицией, не тянет на это определение, нынешней власти в Баку нет реальной альтернативы. Акции протеста носят фрагментарный характер при явно индифферентном отношении к ним населения.

Однако думать о том, что определенные силы, получающие подпитку на Западе, будут предпринимать серьезные усилия по наращиванию новой геополитической капитализации, надо сегодня. Именно в этом ключе и воспринимается статья Гасанова.