В XIX столетии наука сулила человечеству скорый «золотой век», обещала вот-вот раскрыть загадки мироздания, расставить все по полочкам, систематизировать разрозненное и упорядочить хаос. Но уже в начале XX — подло предала, обманула ожидания. Физика, самая практичная из дисциплин, устами Эйнштейна заявила: все относительно. Даже время и пространство, казавшиеся величинами незыблемыми, запросто меняются местами, перетекают друг в друга. Все зависит от позиции наблюдателя, от точки отсчета, от субъективного взгляда.

Обложка книги «Машина пространства» Кристофера Приста

Эта травма крепко повлияла на литературу двадцатого века: мотив относительности стал одним из ключевых для англо-американской фантастики еще в 1920—1930 годах. Но всесторонне исследовать тему релятивизма писатели рискнули только через сорок лет, с приходом «новой волны», того самого бунтующего поколения, к которому обычно причисляют Кристофера Приста. Есть за что: каждая его книга — в той или иной степени эксперимент, провокация, камень в огород традиционалистов. В «Машине пространства» Прист аккуратными хирургическими стежками сращивает два главных фантастических романа своего соотечественника Герберта Уэллса — «Машину времени» и «Войну миров». В деревенской гостинице молодой коммивояжер знакомится с секретаршей знаменитого английского изобретателя. Неизбежный флирт (инициированный — сюрпрайз! — девушкой), как принято выражаться в таких случаях, перерастает в нечто большее и приводит молодых людей на Марс, в один из футуристических городов на берегах гигантского канала. Благодаря собственной настойчивости — и череде счастливых совпадений — им удается вернуться на Землю, но только для того, чтобы оказаться свидетелями чудовищной бойни, затеянной марсианскими силами вторжения. Однако на сей раз молодые люди не собираются отсиживаться в каком-нибудь глухом схроне. Вместе с примкнувшим к ним Гербертом Дж. Уэллсом (который внезапно проявляет недюжинный инженерный талант) они создают партизанский отряд, начинают мстить захватчикам, взрывать грузовики, пускать под откос боевые треножники… Но быстротечная эпидемия среди марсиан ставит точку в этой войне миров раньше, чем бойцы сопротивления успевают нанести заметный урон оккупантам, — как и в оригинальном романе.

Кристофер Прист

Тема относительности звучит в этом пастише на всех уровнях. Машина времени у Приста превращается в машину пространства. Благородный жест, отчаянная попытка главного героя защитить подругу, вызывает катастрофу. Инверсия гендерных ролей приводит к тому, что персонажи становятся свидетелями крушения традиционного жизненного уклада — и открывают для себя иной, блистательный, но смертельно опасный и абсолютно чужой человеку мир.

Но это еще цветочки по сравнению с тем, что происходит на страницах романа «Опрокинутый мир», первой громкой книги Приста, в 1975 году отмеченной премией Британской ассоциации научной фантастики (BSFA). Метафора здесь перестает быть метафорой и становится частью повседневной жизненной практики. Город по имени Земля, мегаполис на колесах, движется по рельсам, ценой неимоверных усилий проложенным среди лесов и полей, гор и пустынь, по мостам, перекинутым через полноводные реки, мимо деревень, населенных враждебными туземцами, — медленно, но неуклонно, вперед и только вперед. Время и пространство давно поменялись местами: возраст тут измеряют в милях, обгоняя город, человек отправляется в будущее, а отстав — погружается в прошлое. Четкие правила, которые могут показаться почти садистскими, регламентируют все аспекты жизни, но для этого есть веские причины: остановка или радикальная смена маршрута для города смерти подобна. Лишь в постоянном движении он может уцелеть — но с каждой пройденной милей выдерживать график становится все труднее. Прист играет на контрасте, на контрапункте: с одной стороны, это чудовищный, беспощадный мир, где все подчинено задаче выживания любой ценой. Но с другой стороны, отними у людей эту цель — что им останется?..

Относительность

Отдельного романа в духе Юлиана Семёнова заслуживает и история переводчика, благодаря которому эти тексты увидели свет в СССР. Напомню: «Машина пространства» вышла у нас отдельной книгой еще в 1979 году в легендарной серии «Зарубежная фантастика», а «Опрокинутый мир» был опубликован в нескольких выпусках журнала «Иностранная литература» в 1983-м. Из всех авторов его круга, близких к англо-американской «новой волне», так повезло только Кристоферу Присту: романы Майкла Муркока, Джеймса Грэма Балларда, Брайна Олдисса, Филипа Дика, Роджера Желязны et cetera начали выходить у нас только на излете перестройки. Руку к этому приложил большой поклонник Приста переводчик Олег Битов, литературный чиновник средней руки, старший брат писателя Андрея Битова. Книжное издание «Опрокинутого мира» в его переводе уже готовилось к выходу в той же серии «Зарубежная фантастика», когда случилось страшное. В сентябре 1983-го во время командировки на Венецианский фестиваль Битов-старший стал «невозвращенцем»: сотрудник «Литературной газеты» то ли сам попросил политического убежища, то ли был предательски похищен западными спецслужбами, как глухо писали в советской прессе. Естественно, книгу тут же убрали из издательских планов, отодвинули на неопределенный срок. Но на этом интрига не заканчивается. Уже в следующем году (оруэлловском 1984-м) Олег Битов возвращается в СССР и с новым задором начинает клеймить мир капитала — а его западные коллеги рассказывают о коварных агентах KGB, выкравших свежеиспеченного политэмигранта из теплой постели едва ли не посреди ночи.

Цитата из к/ф «Шпионский мост» реж. Стивен Спилберг. 2015. США, Германия, Индия
У черты

Эта загадочная и драматичная история до сих пор так и не получила исчерпывающего объяснения. Для чего «потенциальным противникам» Советского Союза понадобился Битов, фигура далеко не самая крупная и не самая значительная? Почему советская Госбезопасность приложила столько усилий, чтобы вернуть героя на родину? Где заканчивается художественная правда и начинается правда факта? Похищал ли вообще кто-то Олега Битова? Интерпретация событий и свидетельства современников заметно варьируются — в зависимости от того, когда, кому и зачем те об этом рассказывали. Все зависит от контекста, от позиции, которую занимает наблюдатель, — истинную же подоплеку событий мы, скорее всего, не узнаем уже никогда.

Отличная иллюстрация на тему «что такое относительность». Наглядная до предела — пожалуй, даже круче, чем романы Кристофера Приста, при всем к нему уважении.