Этот роман активно не понравится историку. Вероятно, его не поймет и тот читатель, кто просто неплохо знает события революции и Гражданской войны в России.

Сюжет книги прост. Лето 1918 года. Сохранивший верность государю Преображенский полк под командованием князя Александра Илларионовича Ипсиланти идет на Екатеринбург спасать Николая II и его семью. Солдаты проходят (а точнее «бесполезно блуждают») по бескрайним степям и сибирской тайге. На этом долгом пути им приходится отбиваться от тигров-людоедов. Но есть еще одна опасность: таинственные «девушки из лесного племени», которые соблазняют солдат и уводят их навсегда с собой…

Вторая сюжетная линия связана с пребыванием августейших супругов и их детей в заключении. Преображенцы всего на несколько часов опаздывают с их освобождением: «Господь Бог снова забирал себе ту власть, которую Он когда-то передал людям и которой они не сумели распорядиться, в Ипатьевском доме распахнулись настежь окна, прежде закрывавшие от царской семьи весь мир за пределами сада, и теперь уже отчетливо стали слышны выстрелы: в Екатеринбург на помощь царю с боем входили верные ему белые войска, но было уже слишком поздно…»

На первый взгляд, перед читателями нечто, напоминающее литературный вариант фильма «Господа офицеры: Спасти императора» или роман Жюля Верна «Мишель Строгофф» (известный также под названием «Курьер царя»).

Но это поверхностное суждение. Книга имеет довольно сложную композицию, выводящую роман за пределы массовой культуры. Пространство глав, посвященных маршу преображенцев, постепенно сужается, хотя они связаны с действием, сменой декораций. В то время, как статичное пространство глав, связанных с заключенными царственными узниками, за счет воспоминаний, наоборот, постоянно расширяется. Да и сам роман, несмотря на, мягко говоря, вольное отношение к исторической действительности имеет в своей основе довольно серьезную литературную традицию. В первую очередь это, конечно, культовый роман Дино Буцатти с его «Татарской пустыней» (атмосфера, ожидание врага) и «Дерсу Узала» (в версии Акиро Куросавы, а не Владимира Арсеньева) со схожими «таежными главами».

А уже упомянутые «вольности» с фактами сближают текст Роберто Пацци, но не с «Баудолино» Умберто Эко (отсутствует постмодернистская ирония), а скорее с «Осенью в Петербурге» Джона Кутзее, где он не менее свободно, чем автор «Императора» обошелся с биографией Достоевского.

Хотя, наверное, и Пацци, и Кутзее, при всех достоинствах их сочинений, не следовало персонажей своих книг привязывать к конкретным историческим героям.