«Вновь для себя Октябрь мы открываем»
Он с каждым разом в облике ином
Являлся, нашей сделавшись судьбою:
Он в детстве был неясным сладким сном,
Октябрьским красным флагом и стрельбою.
Но все равно он был еще тогда
Лишь праздником, осенним Первомаем.
Летят года… И в зрелые года
Вновь для себя Октябрь мы открываем.
Константин Ваншенкин, «Октябрь»
В ночь с 25 на 26 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года в России состоялось событие, получившее название Великой Октябрьской социалистической революции. Временное правительство, созданное в результате свергшей царя Февральской революции 1917 года — которую осуществило его же ближайшее окружение в союзе с генералитетом и всеми ведущими политическими партиями того времени — было сброшено.
Уже к лету того же года оказалось, что Временное правительство, пришедшее на смену царскому, не справляется ни с одной из задач, требующих незамедлительного решения. Обстановка в стране накалялась: выступления крестьян против отъема хлеба, начатого еще при царе, и отсутствия обещанной земельной реформы подавлялись вооруженным путем; сильно проявилась порочность такой либеральной демократии, которая учитывала запросы только самой состоятельной части общества и затягивала принятие важнейших для страны решений «до окончания войны» — то есть, в глазах большинства, до бесконечности. А Первая мировая война, начатая как война дворянских амбиций, совершенно потеряла смысл для простого народа, вынужденного идти в окопы за непонятные ему цели.
Параллельно со структурами Временного правительства в марте 1917-го были созданы Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, объединенные в Петрограде в единый Петросовет. Который и стал основной ареной политической борьбы большевиков, чья идеологическая победа в Петросовете дала возможность взятия власти под лозунгом «Вся власть Советам!» в октябре 1917-го. В ночь на 26 октября был осуществлен штурм Зимнего дворца, резиденции Временного правительства; глава его, Александр Керенский, заблаговременно сбежал, а его сотрудники были арестованы. Штурм был осуществлен под руководством Военно-революционного комитета Петросовета.
Часто в упрек большевикам ставят, что они «немножко не дотерпели», Первая мировая война закончилась всего через полгода, и надо было просто дожать Германию. Говорящие так не понимают, что никакой победы над Германией странами Антанты достигнуто не было. Для этого достаточно посмотреть на карту фронтов 1918 года: ни одна армия союзников по Антанте не была способна что-либо убедительное противопоставить немецким войскам. Все военные действия велись за пределами территории Германии.
«То, что приходится слышать: в феврале Россия стояла накануне победы. Позвольте, какой победы? Такое ощущение, что не немецкие войска стояли под Ригой, а русские — где-то на Одере. Но ведь ничего подобного не было! Армия находилась, по мнению абсолютного большинства офицеров и генералов, в чрезвычайно тяжёлом положении», — заявил кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России XIX — начала XX веков исторического факультета МГУ Олег Айрапетов в ходе публичного обсуждения столетия революций 1917 года в пресс-центре ИА REGNUM .
Теперь несложно предположить, какая судьба постигла бы Россию при ином ходе событий осенью 1917 года, когда Временное правительство начало сдавать западный фронт, открывая дорогу немцам на Петроград.
«Немцы угрожают Петрограду, а в это время, как нам достоверно известно, Вр. пр-во стремится обезоружить ряд укрепленных пунктов, стоящих на пути к Петрограду, требует снятия с укрепленных мест пушек (которые можно установить в другом месте только через полгода), открывая теперь путь немцам к Питеру. Всё это делается для того, чтобы выполнить свои контрреволюц. планы, чтобы разоружить революцию и ее центры», — писал «Рабочий путь» 11 октября.
А 12 октября на московском совещании общественных деятелей Михаил Родзянко, конституционный демократ, председатель Государственной думы, один из лидеров Февральской революции, заявил:
«Бог с ним, с Петроградом. Опасаются, что в Петрограде /в случае захвата его немцами/ погибнут центральные учреждения. На это я возражаю, что очень рад, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли».
Точка зрения, очень знакомая нам по выступлениям нынешних либероидов, которые под лозунгом борьбы с местным злом готовы притащить в страну любое количество зла иностранного происхождения. Проклиная институты Временного правительства, Родзянко давал оценку итогам действий своей же команды. Пока со стороны Временного правительства шли пораженческие разговоры под грифом «Бог с ним, с Петроградом», большевики привлекали народ качественно иным подходом. Широкое участие военных в октябрьских революционных событиях на стороне большевиков и позднейший массовый переход высшего русского офицерства в Красную армию был обусловлен именно чувством чести и долга перед страной. Как вспоминал Феодосий Кривобоков (партийный псевдоним Невский), один из организаторов штурма Зимнего дворца:
«Помню, что дня за два до переворота я был в Павловском полку. Хотя я ходил в военной куртке защитного цвета, какой-то капитан задержал меня.
— Я знаю, что вы — агитатор-большевик, — сказал он мне, — я вас отпущу, но скажите мне, чего вы хотите? Ведь то, что вы обещаете народу, — это безумие, это анархия…
Я, вместо ответа, чего мы хотим, нарисовал ему в ярких красках разложение страны — хозяйства, транспорта и, главное, армии.
В конце я постарался показать, что и власти уже нет, есть только /торговая/ фирма и актер Керенский.
— Да! — живо согласился капитан. — Вот это верно. Лучше уж какую угодно власть, да только твердую. Создадут ли ее темные, невежественные рабочие?»
Понятна тревога капитана. И понятен его основной мотив — разложение армии, безудержное «всё на продажу» были губительны для страны. Эта ситуация не могла устоять перед напором большевиков, в числе основных лозунгов выдвинувших необходимость борьбы за снабжение солдат и солдатских семей.
«Только наша партия, наконец, победив в восстании, может спасти Питер, ибо, если наше предложение мира /без аннексий и контрибуций — то есть остановить войну как таковую/ будет отвергнуто, и мы не получим даже перемирия, тогда мы становимся «оборонцами», тогда мы становимся во главе военных партий, мы будем самой «военной» партией… Мы дадим весь хлеб и всю обувь на фронт. И мы отстоим тогда Питер», — говорил Ленин.
Сравнивая ленинскую позицию с действиями Временного правительства, на протяжении полугода разваливавшего фронты и допустившего дикую спекуляцию военным имуществом, солдаты и офицеры подавляющим большинством поддерживали власть Советов. Которую большевики намеревались сделать главной и единственной властью в стране. Видя лозунг «Вся власть Советам», солдаты и офицеры, особенно снятые с фронта, отказывались поднимать оружие на тех, кто выступал под ним. Так что события Октября были вовсе не стихийным стечением обстоятельств, их подготовила сама логика предшествующего процесса. На вопрос о том, может ли в принципе страна обойтись без революций, можно ответить утвердительно. При условии, если во главе страны находится элита, готовая поступиться частью своих интересов ради обеспечения нужд общества. Капиталистическое правительство образца октября 1917-го провалило этот экзамен.
Закономерность Великой Октябрьской социалистической революции может быть выражена одним простым утверждением. Когда элита страны не желает отвечать на вызовы своего времени (которые к осени 1917-го почти целиком заключались в лозунгах, поднятых большевиками), такая элита обязательно столкнется с революцией. Не в силу чьего-то злонамеренного желания или заговора, или случайности, для которой не было веских оснований, а в силу накопившихся под руководством такой элиты вопиющих безобразий. Вроде безудержного воровства и полного игнорирования воли и нужд народа.
«Идут года, и в зрелые года вновь для себя Октябрь мы открываем», — писал поэт Константин Ваншенкин. Так что же несет Октябрь-1917 российскому человеку, живущему в 2018-м?
Пожалуй, самое главное — память о том, как был осознан и изжит вредоносный путь, на котором Россия пошла в распродажу оптом и в розницу. Тогда у разумных людей хватило воли объединиться и сделать страну другой, способной обрести истинное лидерство и стать образцом для огромной части человечества. Но урок не пошел впрок, и история заставляет пройти его второй раз.
Хромающая система уже откровенно кричит о своем несоответствии и историческим вызовам, и народным чаяниям, а прорвавшееся наружу политическое безумие власти — тому очевидное подтверждение. Буквально каждая неделя «озаряется» яркой вспышкой очередного чиновничьего перла, от «ешьте макарошки» до «государство не просило ваших родителей вас рожать», и общий смысл этих перлов сводится к одному — страна Россия прекрасна, а была бы еще лучше, не будь в ней людей, на которых чиновникам почему-то вдруг приходится обращать внимание: чиновники очень любят Родину, и любили б еще пуще, если бы березки остались, а население куда-нибудь притихло.
Попытка спрятаться от Октября за болтовней о «народном единении» упирается в удручающую закономерность: богатая прослойка с ее лакеями не желает иметь ничего общего с остальными гражданами России. Именно поэтому неудивительно, что какой-нибудь очередной градоначальник свою деятельность начинает и продолжает с десоветизации, переименования улиц и, скажем, запрета на шествие 7 ноября (как это произошло в Петербурге). Народ в таких случаях недоумевает — неужто у власти нет других проблем? Может быть, и есть, но эта — определенно самая важная. Потому что пенсионная реформа как продолжение «сбрасывания» лишних людей — это только усиление тенденций, победивших в перестроечные годы и набирающих сейчас новые обороты. Нет сомнения, что за этой реформой последуют и другие атаки на социальные завоевания Октября, и в этом ключе десоветизация — это, безусловно, самая главная и насущная задача правящей элиты.