Чиновничья секта оптимизации

Ещё один инфернальный перл от российских чиновников. А мы, впрочем, привыкли. На этот раз отличилась 29-летняя Ольга Глацких. Дамочка возглавляет департамент молодежной политики в Свердловской области. Как быстро у нас делают карьеру, не правда ли? 27 лет (во столько Глацких стала главой департамента) — и уже большой начальник! Молодым у нас везде дорога… но не для всех, не для всех. Интересно, за какие заслуги делают главой департамента? За какие особые знания? До чиновнической вершины Глацких отличилась лишь тем, что входила в состав сборной команды России по художественной гимнастике, но быстро свернула карьеру.

А заявила Глацких следующее: «На сегодняшний день получилось так, что в молодежи, в подрастающем поколении складывается почему-то такое понимание о том, что государство нам всё должно. Нет, вам государство вообще в принципе ничего не должно». А дети — это забота сугубо их родителей. Ну разве не прекрасно, а?

Потом, конечно, — после возмущения пресловутой общественности — понеслись оправдания. Губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев заявил, что его подчинённая «допустила некорректное высказывание о государственной политике в отношении детей и молодёжи». Сама Глацких — кто бы сомневался? — тут же завыла, что её фразу вырвали из контекста. Ну-ну. А вот в Росмолодёжи просто назвали слова свердловской чиновницы «крайне некорректными».

Но нет, это не просто «некорректные слова». В хорошие времена — справедливые — за такие слова можно было и, как в том фильме, в чан с дерьмом угодить. Но то во времена справедливые, а нынче у нас — другие. Ведь почему Глацких сказала то, что сказала? Да потому что сработало её коллективное бессознательное, а точнее — чиновничье коллективное бессознательное. Если честно, то многие российские чиновники ведь так и думают: «Рожайте сами. Воспитывайте сами. Государство вам ничего не должно».

Впрочем, многие в России сегодня знают это и без лишних напоминаний: спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и дети, правда, нужны только их родителям. Если же с ними не повезло — аврал. И ходят эти родители сами по школам, по детским садам, по больницам — ходят и всякий раз унижаются, если денег нет. Потому что система выстроена так, что всякий раз заставляет простого человека унижаться. Он должен распластаться, чтобы вымолить своё, ему, на самом деле, причитающееся.

Человек должен пережить борьбу с себеподобными и записаться на приём к врачу за три недели заранее. Человек должен искать лекарства для больного ребёнка, потому что необходимых препаратов нет. Человек должен умолять взять сына или дочку в детский сад, потому что в них нехватка мест. Человек много что должен. Но главный вопрос: может ли он чувствовать себя после этого человеком?

Тут можно много разных историй в пример привести. О том, как родители боролись за счастье или даже жизнь ребёнка, а государство им в этом не только не помогало, но и мешало. Ну, например, историю матери, которая устроилась уборщицей в кафе, а её хотели судить за это, потому что она получала пособие по безработице. Или историю отца пострадавшей в керченской трагедии, которому не сразу выплатили положенные 500 тысяч рублей, так как «семья неблагополучная». Или историю матери, которую опять же хотели отправить в тюрьму за то, что она нашла лекарства для своего ребёнка. Можно много историй рассказать, бесконечное число, но что толку?

Ведь мы их и так знаем, а чиновникам они, что называется, до лампочки. Той самой лампочки, которая вспыхивает, когда можно поиметь деньги. А ещё поиметь людей — тех, кто копошится под ногами и пытается выжить. Чиновник ведь занят делами серьёзными — и зарплаты в 380 тысяч рублей, как депутату Госдумы Ганзе, ему мало. Оголодал.

Дело в том, что между людьми и ресурсами, которые, согласно Конституции, принадлежат этим самым людям, народу, существует слизнеподобная прослойка, лишённая всяких человеческих понятий; у них есть только два базовых инстинкта — потреблять и охранять свою территорию. Второе рождает определённый modus operandi: порядочные, человечные люди не должны проникать в данную систему. Выстроены такие фильтры, что они не пропускают тех, кто вспомнил бы о своей принадлежности к народу. Это лишнее, вредное. Мешает править и наживать.

И когда мы ругаем — часто справедливо — старую школу чиновников, то это, конечно, логично. Изменились ли они со времён Гоголя или Салтыкова-Щедрина? Последний, к слову, приводит чудное письмо матери одного из новоиспечённых советников, письмо из Ниццы, с рефреном: «Продавай Россию, сынок! Продавай как можно быстрее!» Однако многим из старой школы пришлось попыхтеть, дабы усесться на свои тёпленькие места. У них даже что-то в головах зафиксировалось, вроде «мы должны заботиться о наших ветеранах» или «наши дети — это наши будущее» — в общем все эти банальные и примитивные штампы, которыми они меж тем сыплют.

А вот новая стая чиновников — это совсем иной коленкор. Они не стесняются и не пытаются выглядеть лучше, чем они есть. Нет, ведь всё и так ясно. У них есть одно божество — оптимизация. И вот они всё оптимизируют: медицину, образование, пенсии. Выоптимизировали настолько, что трудно дышать — и детям, и старикам. Выоптимизировали народ до слёз, и слезинка ребёнка, о которой писал Достоевский, здесь лишь одна из многих. Впрочем, кому до этого какое дело в обществе самовлюблённой несправедливости? Плывите — может, и выплывете. Вместе со своими детьми.