Президент Молдавии Додон: ложь прямая, кривая и тайная
Приближение парламентских выборов, анонсированных в Молдавии на конец февраля будущего года, заставляет тамошний политический класс резко активизироваться, пытаясь различными способами привлечь электорат на свою сторону. И если часть молдавской политической элиты во главе с фактическим руководителем Республики Молдова, главой Демократической партии В. Плахотнюком пока активнее использует внутриполитические аргументы (резкое повышение зарплат бюджетникам, запуск ряда социально ориентированных программ и т. п.) и старается постепенно отойти от внешнеполитической риторики, то президент Молдавии И. Додон и его Партия социалистов, за неимением реальной внутренней повестки, вновь и вновь пытаются эксплуатировать российские медиа и другие ресурсы.
Важная роль в обеспечении электорального сопровождения И. Додона отводится его декларируемой приверженности традиционным ценностям, среди которых ключевое место занимает православие. В значительной степени именно с этим были связаны большие ожидания Додона от планировавшегося на конец октября с.г. Пастырского визита Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Молдавию. Помимо сопровождения Святейшего непосредственно по территории Молдавии, И. Додон рассчитывал сопровождать патриарха и в приднестровский город Бендеры, намереваясь тем самым продемонстрировать верховенство молдавской светской власти на территории Приднестровья. Такой визит был бы заведомой провокацией — ведь молитвенное поминовение в присутствии президента Молдавии «властей и воинства» имело бы весьма неоднозначное звучание, особенно в Бендерах, где «воинство» Молдавии хорошо помнят по его кровавым деяниям 1992 года.
Однако пока что у Додона не сложилось. Вначале была обнародована информация, что в рамках Пастырского визита патриарх не посетит Приднестровье; затем, буквально накануне визита президент Молдавии на своей странице в социальной сети сообщил, что в телефонном разговоре с руководителем Отдела внешних церковных связей РПЦ митрополитом Иларионом Додону было сообщено о переносе визита на неопределенный срок. Мы даже не будем чрезмерно комментировать то, что молдавский президент не знает, как правильно именовать руководителя ОВЦС РПЦ (Додон почему-то называет его «Илларионом»): как представляется, это не более чем пример потребительского отношения молдавских властей к «русским», которых считается незазорным использовать в своих интересах даже без того, чтобы правильно назвать одного из высших иерархов РПЦ.
Гораздо важнее то, что, хотелось бы надеяться, в Русской православной церкви решили не участвовать в навязываемых Додоном и его окружением мероприятиях откровенно провокационного характера, каковые могли бы иметь место в Бендерах. Да и общий контекст ситуации таков, что вряд ли Патриарху Московскому и всея Руси нужны дополнительные обвинения в политическом участии РПЦ в региональных процессах, тем более когда одна из политических сил Молдавии пытается монополизировать право на патриарха и дать пищу для возможного нарастания противоречий на еще одной канонической территории Московского патриархата, к которой уже давно присматриваются другие церкви, к примеру, Румынская (создавшая на территории Молдавии собственную «бессарабскую митрополию»). Впрочем, молдавский президент будет, вероятнее всего, очень настойчив в своем стремлении убедить Москву в необходимости визита патриарха Кирилла в Молдавию до февральских выборов.
В условиях неопределенности с новыми сроками визита Патриарха Московского и всея Руси Додон стремится получить максимум из запланированного на ближайшие дни официального визита в Российскую Федерацию. Молдавский руководитель, по-видимому, рассчитывает получить дополнительные «бонусы» к своей избирательной кампании в виде контактов с высшим российским руководством, а также добиться от Москвы ряда решений, которые использовались бы не только Додоном, но и теми силами, которые его в реальности контролируют и интересы которых Додон представляет.
Об этих интересах глава Молдавии откровенно рассказал в «программном» интервью изданию «Московский Комсомолец», причем откровенность некоторых пассажей Додона не должна смущать: Додон и его старшие партнеры и кураторы, видимо, уверились в том, что Москва будет вынуждена поддерживать И. Додона и далее, что бы он ни заявил и какие бы очередные кульбиты ни проделал. Отдельное спасибо профессионализму обозревателя «МК», позволившему Додону «раскрыться» во всей своей реалистичности. Тем не менее на наиболее значимых тезисах молдавского лидера мы всё же остановимся — с надеждой, что московские собеседники Додона также не оставят их без внимания или даже перестанут быть такими собеседниками.
Общий смысл интервью может быть сведен к тому, что ради победы Додона Москва должна отказаться от всех своих интересов в регионе, включая присутствие в Приднестровье и защиту приднестровских соотечественников, военно-политическое присутствие, статус гаранта и посредника в переговорах, а также от иных гарантий того, что российские интересы в регионе будут соблюдаться. Додон выдвигает требования о фактическом уходе Москвы — взамен на эфемерные перспективы своей победы и возможного «выравнивания баланса» в отношениях Молдавии с Россией и Западом. На деле молдавский президент не только практически прямым текстом отказывается от целого ряда своих прежних позиций, но и предлагает ряд новых «рецептов» для более эффективного и последовательного выдавливания России из региона.
Остановимся на некоторых тезисах подробнее.
1. В самом начале интервью Додон заявляет, что «Франция и Германия, как два активных члена ЕС», которые участвуют в 5+2, «могут сыграть важную, решающую роль» в молдо-приднестровском урегулировании. Молдавский президент практически «с места в карьер» предлагает еще больше ослабить переговорные позиции России и Приднестровья путем фактического подключения к переговорам Франции и Германии, да еще и с «решающей ролью». И это при том, что в нынешнем формате «5+2» Евросоюз, являющийся, как и США, только наблюдателем, не имеет права участвовать в принятии решений и не участвует в голосовании. По-видимому, Кишиневу недостаточно присутствия в «5+2» Молдавии, Украины, ЕС и США; позиции России надо ослабить еще больше, дав дополнительные возможности немцам и французам.
Конечно, бессмысленно отрицать значение Германии и Франции как «локомотивов» Евросоюза. Москва и сама пыталась заручиться прямой поддержкой Германии в 2010 г., когда пыталась «перезагрузить» отношения с ЕС путем создания совместного комитета «Лавров — Эштон». Но речь шла именно о диалоге в рамках еэсовских институтов, а не о прямом официальном подключении Германии. Удивляет и избирательность г-на Додона, который почему-то забыл о еще одном важном члене Евросоюза — Италии, которая председательствует в ОБСЕ в 2018 году. Хотя такая избирательность вполне понятна: новое итальянское правительство куда более сдержанно реагирует на вопрос о санкционном давлении на Москву, что, естественно, не устраивает настоящих кураторов молдавского президента, поэтому он и не наделяет Рим «решающей ролью» в урегулировании.
2. Додон прямо говорит, что Приднестровью некуда деваться от молдавских «объятий». Со всей прямолинейностью он заявляет, что Приднестровье — часть Молдавии, и надо «всего лишь» определить его «статус» в составе Молдавии. Тем самым Додон заранее предрешает модель окончательного урегулирования (хотя это не предусмотрено ни одним из документов переговорного процесса) и четко указывает Москве ее функцию: «вдавить» Приднестровье в Молдавию, сдать (как справедливо замечает обозреватель «МК») Приднестровье. При этом Додон по традиции забывает, что в рамках молдавского законодательства статус Приднестровья уже определен в рамках унитарной конституции Молдавии и закона Молдавии 2005 года, принятого единогласно парламентом Молдавии. Естественно, что о пересмотре этих фундаментальных основ молдавской позиции Додон предусмотрительно умалчивает.
Далее Додон не просто указывает Москве на ее функцию и Приднестровью на его «место». Молдавский президент фактически выдвигает Тирасполю и Москве ультиматум: «Приднестровью не выжить без Молдавии. Оно зажато между Украиной и Молдавией. А за Молдовой уже НАТО, Румыния». Вот такая «славная» перспектива: НАТО с одной стороны, Украина — с другой. Так что сопротивление бесполезно. Угроза более чем серьезна: Додон фактически ссылается на возможность вовлечения в конфликт Североатлантического альянса для того, чтобы не допустить реализации волеизъявления приднестровского народа и предостеречь Россию от попыток его поддержать.
И если кто-то не до конца понял, И. Додон добавляет:
«Кто-то надеется, что у Приднестровья будет независимость или статус субъекта РФ. Но это невозможно. … Ни Украина, ни Молдова этого никогда не примут».
Президент Молдавии, не таясь, подтверждает, что в отношении Приднестровья не только президент, парламент и правительство Молдавии «говорят на одном языке», но и то, что все институты молдавской власти в этом вопросе занимают консолидированную позицию с Украиной и готовы совместно «не принимать» иных сценариев, отличающихся от их моделей.
Такой подход напрямую перекликается с регулярными заявлениями президента и правительства Молдавии о том, что Украина должна «предоставить коридор» для вывода российских войск из Приднестровья.
В общем, когда это касается стратегических вопросов, г-н Додон готов блокироваться хоть с доморощенными русофобами, хоть с их более профессиональными и идейными «собратьями» из сопредельных государств.
3. Немало внимания Додон уделяет организационным аспектам сотрудничества России и Приднестровья. Ревнует, наверное. К примеру, когда ему проводят аналогию между Приднестровьем и Калининградом, он ее сразу отметает, причем с любопытной аргументацией. Дескать, сопоставление неуместно, поскольку в случае с Приднестровьем Додон «видит желание со стороны руководства эту проблему решить». То есть поддерживать соотечественников и уважать выбор приднестровцев — это не решение проблемы, а сдача российских и приднестровских интересов — это как раз свидетельство «желания решать».
Затем Додон доходит до прямой лжи. Он, в частности, утверждает, что якобы впервые состоявшееся назначение
«спецпредставителя президента РФ не по Приднестровью, а по Молдове, говорит о многом. Потому что все, кто был до сих пор на этом направлении — Рогозин, а до него Фурсенко, — были именно спецпредставителями президента РФ по Приднестровью. Дмитрий Козак — спецпредставитель Путина по торгово-экономическим отношениям с Молдовой».
Повторим: это прямая и опасная ложь, искажающая не только картину ранее существовавших связей, но и направленная на то, чтобы не допустить их восстановления в дальнейшем. Ситуация прямо противоположна описываемой Додоном: ранее только Д. Рогозин был спецпредставителем президента России по Приднестровью, но при этом он же занимал должность российского сопредседателя российско-молдавской межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству. Таким же сопредседателем межправкомиссии был и упомянутый А. Фурсенко. Додон стремится исключить возможность возврата модели, при которой существовала отдельная должность спецпредставителя по Приднестровью, для чего намеренно вводит в заблуждение ту аудиторию, на которую рассчитано интервью.
При этом именно существовавшие до назначения Д. Рогозина модели себя не оправдали, поскольку они не создавали организационных возможностей для системного прямого диалога Приднестровья с российскими структурами. Существование должности отдельного спецпредставителя по Приднестровью, со всеми издержками качества реализации того функционала, который был на нее возложен, позволяло вести такой прямой диалог и оказывало на Кишинев сдерживающее воздействие. Вполне закономерно, что молдавские власти в лице Додона и иже с ним радуются капитулянтскому решению российских чиновников, не обосновавших необходимость назначения нового отдельного спецпредставителя по Приднестровью, и для «закрепления эффекта» добавляют прямую ложь в данном вопросе.
4. Додон повторяет расхожий на Западе тезис о том, что «на постсоветском пространстве приднестровская проблема самая близкая к решению». Правда, этот тезис используют в основном свеженазначенные представители Запада, а спустя непродолжительное время они признают необоснованность такого «оптимизма». Молдавский президент, отдавая отчет в реальной глубине существующих проблем, всё же эксплуатирует данный тезис, рассчитывая на то, что потребность во взаимных контактах России и Запада, усталость Москвы и ряда сил на Западе от взаимной конфронтации перевесит прагматизм и благодаря этому удастся реализовать кишиневский сценарий поглощения Приднестровья.
5. И. Додон заявляет, что одна из его задач — «добиться признания этого статуса [нейтралитета] на международном уровне». Но при этом Додон ровным счетом ничего не предпринимает для того, чтобы добиться такого признания от международного сообщества — назначенные им послы не вносят проекты соответствующих резолюций в секретариат Организации Объединенных Наций, а вместо этого активно продвигают антироссийские проекты, требующие ликвидации российского военного присутствия, и т.п. Ровным счетом президент Молдавии не предпринимает никаких усилий для конкретизации статуса нейтралитета на внутреннем уровне — не принимает указов, не вносит в парламент законопроекты, не вспоминает о рекомендациях посредников от ОБСЕ, России и Украины о демилитаризации Молдавии и Приднестровья как о предпосылке нейтралитета. Вместо этого по традиции Додон вновь заявляет о том, что «Молдова — нейтральное государство, на ее территории не должно быть войск других стран». Иными словами, для И. Додона нейтралитет может быть обеспечен только посредством вывода российских войск, и никаких усилий по другим направлениям он не считает нужным предпринимать. Вообще, складывается впечатление, что постоянные заявления Додона о необходимости «признания статуса нейтралитета» ориентированы исключительно на то, чтобы вновь и вновь актуализировать проблему вывода российских войск.
При этом Додон отмечает необходимость обеспечения вывода российских войск в рамках общего урегулирования. По сути, вывод российских войск обозначен молдавским президентом в качестве одной из предпосылок / условий окончательного урегулирования.
Интересно знать, как к такой «пророссийской» позиции относится автор проекта Меморандума 2003 г. Д. Козак, на которого Указом Президента Российской Федерации в июле с.г. было возложено исполнение обязанностей специального представителя президента РФ по развитию торгово-экономического сотрудничества с Республикой Молдова. Напомним, что в проекте «Меморандума Козака» именно сохранение, а не ликвидация, российского военного присутствия выступало в качестве одного из ключевых элементов урегулирования. В общем, «почувствуйте разницу».
6. Кстати, о «Меморандуме Козака» И. Додон также вспоминает. Правда, он честно признает, что «не знает всех деталей переговоров по плану Козака», но при этом молдавский президент заявляет, что «он [Меморандум] — уже прошлое». Удобная позиция, особенно для политического деятеля, который всего лишь несколько лет назад публично представлял проект «федерализации Республики Молдова», в котором влияние «Меморандума Козака» было заметно практически по всем статьям, кроме российского военного присутствия и ограниченного права вето для Приднестровья на переходный период. Теперь И. Додон, в отличие от себя, прежнего, выступает против федеративной идеи.
Но в интервью «МК» Додон идет дальше и заявляет, что «в будущем может быть только молдавский план». Интересно, кто в этом убедил Додона? Если это его советники, то те комплименты, которые молдавский президент им расточает по тексту интервью, явно преувеличены. Если же президент Молдавии сам пришел к такому умозаключению, то его советникам необходимо чаще возвращать своего шефа в реальность из конструируемой им альтернативной версии мироустройства.
Вместе с тем мы очень далеки от недооценки Додона, его советников и в особенности его настоящих кураторов. За словами о том, что будет «только молдавский план», помимо бахвальства и завышенной самооценки, скрывается очень четкий «месседж» посредникам, в первую очередь России: Кишинев на самом деле не собирается договариваться, поэтому никакие услуги посредников и гарантов ему не нужны. Всё будет только по-кишиневски, а кто не согласен — см. выше, про НАТО и Украину. Додон четко и последовательно продолжает курс на нивелирование статуса Российской Федерации как гаранта и посредника, переводит молдаво-приднестровский конфликт в плоскость внутреннего законодательства Молдавии и не комплексует по этому поводу, поскольку это в полной мере отвечает тем установкам, которые он реализует.
«Примут или нет [молдавский план]? — задается И. Додон риторическим вопросом и сам же на него отвечает: — Для этого надо садиться за стол переговоров и договариваться». Но для тех, кто не понял сразу, Додон повторяет: «Если кто-то думает: пусть Молдова идет в ЕС, в НАТО, в Румынию, а Приднестровье будет отдельно, — не будет этого».
Непонятно только одно: почему в Москве до сих пор считают, что такие заявления — свидетельство «пророссийской» позиции Додона в урегулировании, позволяющие рассчитывать на «прорыв» в урегулировании? Или «прорыв» вновь планируется обеспечить за счет сдачи российских и приднестровских интересов, а потом всё списать на «непредсказуемость» молдавских «партнеров»?
7. И. Додон довольно смело рассуждает о геополитической проблематике. По его словам, «если попытаться Молдову поставить перед выбором «или-или» [между Россией и Западом], как это было на Украине, то это приведет к дестабилизации. Поэтому единственно правильная позиция состоит в том, чтобы иметь хорошие отношения и с теми, и с другими». В общем, старая добрая попытка усидеть на нескольких стульях, попытаться одновременно получить фосфор из рыбной пищи и профилактику для того места, которым усаживаются на нескольких стульях.
И. Додон заявляет о стремлении иметь «хорошие отношения» и с Западом, и с Востоком. Кроме того, он видит в получении для Молдавии статуса наблюдателя при ЕАЭС создание некоего баланса между европейским и евразийским векторами. Правда, баланс получается весьма своеобразным: перед Европейским союзом у Молдавии есть целая система обязательств, от политики до общей зоны свободной торговли, и по мере реализации разного рода «дорожных карт» привязка Молдавии к евроатлантическим системам координат лишь усиливается. Напротив, на восточном направлении — ни к чему не обязывающий статус наблюдателя в ЕАЭС и всё более углубляющийся разрыв, которому способствуют регулярные решения молдавских властей об ограничении прав русскоязычных и статуса русского языка, о высылке российских дипломатов и депортации российских журналистов и общественных деятелей и т. п.
И конечно, президент Молдавии уже не вспоминает, что совсем недавно он собирался ставить вопрос о денонсации Соглашения об ассоциации Молдавии и Евросоюза, но избрание его на высший государственный пост произвело с ним чудесную метаморфозу, позволяющую забывать о разных обещаниях.
Такое стремление Додона «дружить со всеми» частично уже описано: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч!» (Откр. 3:15). Пока что, однако, «не работает» продолжение: «Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3:16).
Единственное, в чем можно согласиться с И. Додоном, так это в том, что в дальнейшем ситуация вполне может пойти по украинскому сценарию. Более того, политическая элита Молдавии отнюдь не стремится противодействовать такому сценарию, поскольку раскол и поляризация общества способствуют внешней коммуникации молдавской политэлиты: одна ее часть говорит о «противодействии российской гибридной угрозе», другая часть — о «развороте в сторону России». Интересы народа, его воля — вторичны. Политэлита Молдавии, похоже, всерьез полагает, что, даже с учетом украинского опыта, сумеет удержать общество в расколотом состоянии и использовать это в своих интересах. Хотя, как свидетельствует тот же украинский опыт, у западных кураторов может быть другое видение ситуации, и оно в конечном счете оказывается более значимым.
8. И. Додон в своих заявлениях вновь солидаризовался с позицией правящей Демпартии и ее лидером — В. Плахотнюком. В частности, после провала попытки демократов внести в Конституцию Молдавии поправку о «европейском пути развития Молдовы» лидеры Демпартии заявили о своем намерении вынести данный вопрос на референдум. В интервью «МК» И. Додон высказал такое же мнение.
Это могло бы выглядеть торжеством непосредственной демократии, если бы не специфика Молдавии, где мобилизационные возможности и административные ресурсы правящей Демпартии не в пример выше. Вряд ли Додон не понимает, что согласие с идеей референдума чревато самыми серьезными рисками именно для идеи евразийской интеграции. И не потому, что эту идею поддерживает мало людей. Дело, во-первых, в отмеченных выше возможностях правящей партии, а во-вторых, в пассивном отношении граждан Молдавии к референдумам. И вполне может сложиться ситуация, когда референдум провалится из-за низкой явки, что ударит прежде всего по евразийской идее.
Если же молдавская власть пойдет на совмещение выборов и референдума, то вызовы могут быть еще серьезнее. Соглашаясь с концепцией Плахотнюка и поддерживая идею референдума, который может быть проведен в канун или одновременно с выборами, Додон осознанно идет по пути реализации заранее подготовленного сценария дискредитации идеи евразийской интеграции.
9. Молдавский президент, рассчитывая на недостаточную осведомленность читателя, приводит свою версию эволюции политической системы Молдавии и ее новейшей истории. Поможем нашим читателям, включая читателей «МК», которых И. Додон пытался ввести в заблуждение, относительно особенностей развития молдавской политической системы и роли партии социалистов в этих процессах.
В частности, в период конституционной реформы 2000 г. (а не 1996 г., как утверждает И. Додон) Молдавия действительно перешла к избранию президента парламентом. При этом особого ограничения полномочий не произошло, за исключением некоторых аспектов, связанных с процедурой назначения членов правительства, и президент Молдавии В. Воронин, опиравшийся на парламентское большинство, не жаловался на недостаток полномочий.
Протесты 2015−2016 гг., в которых в центре Кишинева участвовали социалисты и представители правой оппозиции, достигли пика зимой 2016 г., и ситуация в Молдавии была близка к полномасштабному политическому кризису и досрочным парламентским выборам. Именно тогда и было принято решение о возврате к процедуре всенародного избрания президента, однако это решение было принято в весьма необычном порядке — вмешался Конституционный суд, контролируемый Демпартией, и постановил, что реформа 2000 г. была осуществлена с нарушением действующих на тот момент норм; вопрос о полномочиях президента Конституционный суд тогда не рассматривал. Решение парламента о возврате к всенародным выборам возымело эффект брошенной кости, на которую поспешила броситься оппозиция. При этом социалисты во главе с Додоном едва ли не первыми прекратили участие в протестах — вместо того, чтобы довести начатое до конца и добиться возврата президенту некоторых утраченных полномочий.
И. Додон умалчивает, что избирательность молдавского Конституционного суда была ему на руку: судьи решили вернуться к ситуации до принятия поправок 2000 г. в части всенародного избрания главы государства, но сохранили введенные с 2000 г. повышенные требования к кандидатам на высший государственный пост (в частности, более высокий возрастной ценз). Это позволило исключить из предвыборной кампании одного из реальных претендентов — Р. Усатого.
Что касается «утраченных» полномочий, то произошло это в значительной степени потому, что Додон сам пользовался плодами избирательностью конституционной юстиции Молдавии. Благодаря такому «правосудию» И. Додон беспрепятственно стал президентом, из гонки был исключен один из реальных претендентов и т.п. Стоит ли удивляться Додону, что выборочное «правосудие» стало работать против него?
Периодическое «устранение» Додона от исполнения им конституционных полномочий президента, осуществляемое по мере надобности Конституционным судом Молдавии, тоже оказалось возможным потому, что И. Додон довольствовался малым и прекратил протест вместо того, чтобы добиться восстановления института президентства в полном объеме, а также слишком вяло реагировал на фактическое ограничение его полномочий, осуществлявшееся вне рамок законодательства, в формате юридической практики, не основанной на законе. Пассивность президента позволила придать принятым решениям силу прецедентов.
Даже несмотря на то, что Молдавия — парламентская республика, где у президента в основном представительские полномочия, всё же и президент, тем более всенародно избираемый, мог бы эффективнее использовать имеющийся в его распоряжении инструментарий, включая приостановление действия правительственных постановлений и т. п.
10. И. Додон не избегает лжи в мелочах, а также разного рода подтасовок фактов, полуправды и показательных откровений.
К примеру, ложь — заявление Додона о том, что «раньше с приднестровскими номерами невозможно было ездить в страны ЕС». Долгое время с приднестровскими автономерами можно было ездить практически в любые европейские страны, за исключением Румынии. Но жесткая позиция Молдавии, регулярные требования к государствам ЕС о незаконности приднестровских номерных знаков плюс лоббистские усилия Румынии в рамках Евросоюза позволили Кишиневу добиться масштабных ограничений на въезд приднестровского автотранспорта в ЕС. Создав проблему, Кишинев сделал вид, что способствует ее разрешению.
Если говорить о полуправде, то можно процитировать слова Додона о том, что «у нас одна треть населения русскоязычные. У нас общество разделено практически на две части». Раздел общества действительно есть, но он возник не сейчас и существовал, когда И. Додон участвовал в президентской кампании 2016 г. Поэтому такие утверждения — во-первых, удобный аргумент для отказа от обещанного самим же Додоном пересмотра условий действия Соглашения об ассоциации Молдавии с Евросоюзом. Во-вторых, молдавский президент вновь «забывает» о Приднестровье, с которым хочет якобы «договариваться» и где на деле проживает более двух третей русскоязычных. Молдавский президент вновь подтверждает, что не видит в Приднестровье равноправного партнера по переговорному процессу.
Своеобразную подтасовку несложно увидеть в словах И. Додона о важности того, «на каких условиях произойдет реинтеграция страны». Молдавский президент вновь пытается сделать вид, что всё предрешено, и нужны лишь некоторые юридические формулы, видимо, магического свойства. Но в Приднестровье адекватно оценивают способности и возможности Конституционного суда Молдавии, который способен истолковать / изменить / отменить любую норму в выгодном для власти в ключе, и поэтому любые правки в законодательство Молдавии, включая Конституцию, могут быть лишь вспомогательными механизмами, но никак не могут заменить реальных международных гарантий.
В Приднестровье и России хорошо знают цену обязательствам Молдавии и ее руководителей. Думается, что и спецпредставитель президента России Д. Козак тоже хорошо знает цену заверениям молдавских руководителей и их подписям — ведь даже парафированных текстов «Меморандума Козака» существует как минимум два, и более поздняя версия, готовившаяся, по-видимому, к подписанию, в значительной мере ужесточена в пользу Молдавии. Но и это не помогло в формировании политической воли у высшего руководства Молдавии.
Тезис И. Додона о том, что «если нам будут даны международные гарантии нейтралитета, то выход есть» (речь идет о ситуации в случае изменения конфигурации власти в Молдавии), тоже наглядный пример недомолвок и полуправды. Додон вновь эксплуатирует тезис о «нейтралитете», но не говорит, что же молдавские власти в реальности предпринимают для этого и почему весь вопрос «нейтралитета» сводится к ликвидации российского военного присутствия в регионе. Ответ прост: Кишинев не планирует договариваться с Тирасполем, а рассчитывает, что призрачный нейтралитет Молдавии окажется настолько важным для Москвы, что она, в свою очередь, принудит Тирасполь согласиться с условиями Кишинева. В общем, история о стеклянных бусах и золоте в молдавской интерпретации.
Мы обозначили лишь некоторые моменты в программном интервью Додона, хотя его разбор мог бы занять и больше времени. Но, как представляется, и приведенного достаточно для того, чтобы понять: молдавские власти предлагают России эфемерную выгоду типа «нейтралитета» или «истории успеха с Западом» в обмен на реальный отказ от стратегических интересов в регионе. Москву пытаются подтолкнуть к самостоятельному решению об уходе из Приднестровья, без перспектив вернуться.
Мы прекрасно знаем один из важнейших доводов, используемых лоббистами И. Додона в Москве при сопровождении его по различным высоким кабинетам «за зубцами», «на площадях» и «на набережных» (возможно, и «в лесах»). Додон, мол, не очень, но других-то всё равно нет. И мы даже не будем заочно полемизировать на эту тему, даже по вопросу о том, почему у «прозападных» вполне длинная «скамейка запасных», позволяющая проходить в парламент несколькими «колоннами», в то время как «пророссийские» мошенники и лжецы монополизировали электоральное пространство и рискуют потерять всё.
Хотелось бы обратить внимание на то, что происходящее — очередная реализация выбора между категориями «нечто» и «ничто». Почему-то «нечто» снова оказывается предпочтительнее, хотя у Москвы уже должен был бы накопиться опыт такого выбора. На «нечто» уже соглашались, поддерживая Януковича на Украине, на «нечто» рассчитывали, помогая Воронину в Молдавии, причем не единожды. Вроде давно понятно, насколько коротка дистанция между категориями «нечто» и «ничтожество». Но и сейчас в Москве снова делают ставку на «нечто», хотя в нынешней ситуации «ничто» могло бы стать более безобидным вариантом — хотя бы для того, чтобы в будущем получилось «что-то», а не очередное «ничтожество».
Известно также, что у московских любвеобильных поклонников И. Додона есть еще один аргумент в его пользу, аналогичный мнению американцев об одном из латиноамериканских диктаторов: дескать, он такой-сякой, но он наш такой-сякой. Нет, господа, он не ваш и не наш. Он просто… такой-сякой. И вы это знаете, и он это знает. Но вы делаете вид, что вы, многочисленные и московские, умнее его и хитрее. Но именно он манипулирует вами как известно что — известно чем. И это не его, а наша проблема. И виноваты в неизбежном обмане Додоном — России в вашем лице — будете вы, а не Додон.