Культ маньяков: почему обожают керченского стрелка и забывают героев

Ожидаемо: у Владислава Рослякова, устроившего бойню в керченском колледже, появились фанаты. Ещё бы настойчивее крутили его по телевидению, показывали видео расстрела — глядишь, и памятник бы поставили. Впрочем, лиха беда начало. На 25 октября намечена акция памяти Рослякова. Зажгут свечи, погрустят у фотографии. Милый, милый мальчик. И плевать, видимо, на убитых им подростков.

Ситуация не нова. Сколько людей приходило поддержать Тэда Банди на судебных заседаниях? Сколько нашлось апологетов Чикатило? А сколько последователей было у Чарльза Мэнсона?

Убийство, попавшее в прайм-тайм, притягательно, как любое легализированное зло. Особенно если снять по нему нечто вроде «Прирождённых убийц». Эстетика убийства для многих становится так же притягательна, как нацистская форма. К тому же это отличный способ прославиться, получив свои 15 минут славы, о которых говорил Энди Уорхолл. Девочке, вытащившей пять детей из горящего дома, уделили одну новость; Рослякову — сотню. Не сомневаюсь, со временем у Владислава появится фан-клуб. Вроде того, что есть у хабаровских живодёрок. Страшно другое — у Рослякова появятся и свои последователи.

Убийцу, террориста важно лишить публичности, но возможно ли подобное в тотальный информационный век? Вряд ли. Зло сидит в каждом — и оно завладевает человеком при должных условиях. Сегодня же создана идеальная среда для маньяков, убийц и террористов. Зло не просто возобладало — оно стало патологично в своём диктате. Можно ли ждать другого, когда социальные сети забиты извращениями и насилием? Когда федеральные каналы вещают мерзость, которую раньше и в кабаке-то со шлюхами постеснялись бы обсуждать? Когда кино и музыка превратились в смесь насилия и ненависти?

Другого ждать не приходится. Неглупые люди предупреждали о нависшей угрозе, диагностировали наступление болезни. Но кто их хотел слушать? Ведь главное мерило всего и вся — деньги как материализованный эквивалент успеха. А матрица такова, что ради успеха нужно быть готовым абсолютно на всё. Бога нет, потому что Он для неудачников, а значит, всё дозволено. И зло лучше всего продаётся.

В «Адвокате дьявола» Сатана, блестяще сыгранный Аль Пачино, говорил герою Киану Ривза: «Я дал вам, людям, всё, что вы хотели. Двадцатый век был моим веком». Именно так. Теперь Сатана кайфует от того, во что люди превратили Землю. И даже иногда удивляется: слишком вычурно для него. Мы живём в те самые последние времена. Нет, зла не стало больше — его столько же, сколько и раньше, количественно, а вот качество изменилось. Никогда ещё зло не было столь визуализировано, забрендировано и распиарено. Зло — это продукт. Как говорил Антоний Великий: «Наступят последние времена, когда девять больных придут к одному здоровому и скажут: ты болен, потому что ты не такой, как мы». И они пришли.

Есть и ещё один важный момент: зло всегда спаяно с глупостью. А в мире постправды она краеугольный камень. Реформы образования, клипо-, а после иконкоцентричное сознание только усиливают эффект. Всё до прогорклой оскомины банально: люди перестали понимать, что есть добро и зло, что есть правильно и неправильно, истинно и ложно.

При этом зло больше не выглядит как монстр — нет, оно обыденно и вместе с тем изысканно, как «американский психопат» Патрик Бэйтмен. По меньшей мере оно очень милое. Вы смотрите на девушку 13 лет — и вы никогда не поверите, что она участвовала в зверском убийстве инвалида из Берёзовского: прыгала на его голове, тушила сигареты в мёртвых глазницах, хохотала и, конечно, снимала происходящее на видео. Она очень милая.

Вот и Росляков очень милый. Посмотрите на голубые глаза, на молодое подкачанное тело. Определённо, Патрик Бэйтмен уже изошёлся бы от зависти и прикончил Рослякова мясницким ножом. То-то была бы драка, похлеще Фредди против Джейсона. Росляковым любуются — именно так. Любуются безмозглые девицы, которые пишут слёзно-ванильные послания. Милый мальчик, мы так скучаем по тебе.

Это неудивительно в мире, где важнее казаться, чем быть, где шмот важнее ума и души. Кого травят в школах? Того, кто что-то не знает? Нет, того, кто беден, того, кто плохо одевается, того, у кого палёный шмот. И посмотрите на тех, кого называют «они же дети». Они все из одного инфернального инкубатора. Никаких отличий. Это армия универсальных солдат, одетых в модных магазинах и вооружившихся айфонами.

Вещи окончательно победили людей, маммона — Бога, и в мире абсолютного потребления пытка и убийство становятся логическим завершением, венцом восторжествовавшей идеологии индивидуализма. Ты буквально должен прикончить и сожрать другого, чтобы он не сделал это с тобой. И фанатки маньяков ждут, когда их выпотрошат, сняв видео для социальных сетей. Они и сами тому будут рады. Как в «Употреблено» Кроненберга.

Они же дети усвоили эту мораль идеально. Они здесь, чтобы прикончить Россию. Кто-то скажет, что это сгущение красок и нагнетание, но что скажут они, когда будут новые убийства? Данный вопрос я задавал год назад. Но, видимо, придётся спрашивать снова. И я готов повторить: они же дети прикончат Россию. Наш мир закончится на наших детях. И та трусость, что мы являем сегодня — тому доказательство. Информационный поток движется дальше: трагедию в Керчи стирают другие информационные поводы, но в инкубаторе чудовищ уже созревают новые росляковы, милые и кровожадные.

Их не надо разгонять ОМОНом, не стоит ограничивать бесконечными тупыми запретами — с ними надо просто поговорить, и желательно ласково; но кто станет это делать? Потому придёт время — запомните эти слова, — когда мы будем стоять стенка на стенку: с одной стороны — отцы и деды, с другой — дети. Это война, как в «Детях кукурузы» Стивена Кинга. Впрочем, хватит литературных и киношных аллюзий — есть жизнь: вот она и сулит новые испытания.

Они же дети не понимают, что идут на смерть, свою и чужую. Потому что в них полностью отсутствует чувство ответственности. Им дали всё, а другим, наоборот, не предоставили ничего. Но все они — никому не нужные отщепенцы. Они никто, желающие стать всем быстро и сразу, потому что ни одно существо в мире не может жить без самоидентификации. Вот и детишкам важно нащупать себя — для этого они пытают и убивают.

А что взамен, спросите вы? Отвечу вопросом на вопрос: что знаете вы об Александре Моисеенко? Или о Ларисе Кудрявцевой? Дайте-ка я угадаю: ни-че-го. А меж тем Моисеенко пытался отнять у Рослякова ружьё, а Кудрявцева закрыла собой детей, когда маньяк зашёл в класс. Вот они — настоящие герои. Но о них молчат. Не зажигают свечей, не проводят дней памяти, и малолетние пустышки не говорят, какие они милые. Даже бестолковый рэпер Оксимирон не сочинит о них песню. Подлинных героев забыли, хотя их имена должны нести как знамя, а Рослякова, наоборот, вымарать, вырезать из сознания.

Ведь только так, помня людей, а не монстров, чтя героев, можно устоять в будущем. Только так. Но, к сожалению, в этом мире лишь у злодеев есть имена; жертвы безымянны. Как и подлинные герои. Тогда, собственно, чего мы хотим от будущего?