Екатеринбург, 14 сентября, 2018, 12:28 — ИА Регнум. Я ненавижу писать «на смерть» кого-то, словно бы умолчание оказывается единственно допустимой формой литературных воспоминаний. Я не был близким другом Александра Самуиловича Верникова, но он был одним из первых людей «уральской богемы», с которыми я познакомился, приехав в Свердловск из Свердловска-45…

Это был период смерти Бориса Рыжего и Романа Тягунова. Для меня, первокурсника и «юноши со взором горящим», выпить с Верниковым водки в дешёвой закусочной или съесть дома у него бутерброд с сыром — было большой честью. Почти инициацией в мир настоящих литературных людей. Провинциальная интеллектуальная жизнь имела свои законы. На фоне сидящих на корточках зеков, седеющих растерянных профессоров, ещё советских (но и не очень нужных кому-то уже) писателей из союза — Саша отличался всеми признаками «одарённости». Его дико интересовали языки, культуры (о это вечное метание творческого человека между религиозными, поэтическими и эзотерическими мирами), он не брезговал эпатажем и клоунадой, любил (что уж греха таить) внимание, которого, вероятно, почему-то не хватало…

Я запомнил долгие тяжёлые с ним разговоры, обсуждение текстов и жизни. Он казался человеком, который обладает какой-то «силой», «знает, как надо», «харизматиком». Подобного финала я совершенно не мог представить. Скорее мне мерещилось, что он станет ветхозаветным старцем. Последние десять лет мы не общались. И уже никогда не сможем. И почему-то мне стыдно за это, и хочется попросить прощения. Хотя, впрочем…

После писателя (простите за эту запредельную банальность) остаются тексты, книги, воспоминания. А значит, мы всё ещё как-то сможем пообщаться. Будем надеяться, что собрание его сочинений увидит свет.

Я мог бы вспомнить пару живописных неоднозначных моментов (уверен, их наберётся на целую книгу «Жития несвятого Верникова» — и это лучше сделают близко знавшие его друзья), но остановлюсь на одном. В солнечный зимний день мы шли мимо зоопарка — на Луначарского, кажется. В чудо-школу Александра Лобка с какой-то компанией, чтобы говорить о высоких материях среди книг. Я не был ещё вхож в этот круг полностью, но Саша отнёсся ко мне дружески. Все прошли мимо забора. И только Верников вдруг остановился и почти прокричал в спину уходящим: «Смотрите, ребята, барс, тут же барс!..» В этом было ровно столько же театральности, сколько детской непосредственности. Мы вернулись к клетке. И посмотрели на гордое животное, которое было вынуждено ходить в том месте, где оно оказалось волею судьбы.

После Саша напишет: «Душа моя — дымчатый барс». Я хожу по кухне и плачу. Дымчатый барс летит через огненное кольцо.