Может ли Москва стать блуждающим имперским центром?

Выступление патриарха Варфоломея перед членами Святейшего синода Константинопольского патриархата, в котором он обосновал исторические претензии Фанара на украинское православие, еще подлежит внимательному изучению. Но есть нюансы, которые обращают на себя внимание.

Так, среди прочего глава Константинопольского патриархата отметил, что «уже с начала XIV века, когда престол Киевской митрополии был перенесен без канонического разрешения Матери-Церкви в Москву, со стороны наших киевских братьев велись неустанные усилия по освобождению от церковного контроля московского центра. Поистине, неуступчивость Московского патриархата подчас способствовала многократным упразднениям и восстановлениям церковных епархий, неканоническим избраниям епископов, а также расколам, от которых до сих пор страдает благочестивый украинский народ». Варфоломей указал на то, что, с точки зрения Фанара, «томос, провозглашающий Московский патриархат, не включал земли сегодняшней Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы», равно как не было пересмотра прав Константинополя. При этом «неканоническое вмешательство Москвы время от времени в дела Киева» и отсутствие реакции на такое со стороны Константинопольского патриархата в былые годы «не оправдывают каких-либо церковных нарушений».

Удивительно в данном случае то, как Фанар противоречит сам себе с точки зрения истории, имеющей отношение к Четвертому крестовому походу, когда ворвавшиеся в Константинополь в 1204 году крестоносцы заставили императора и патриарха Византийской империи выработать концепцию «блуждающего центра». Напомним слова выдающегося российского церковного историка Иоанна Мейндорфа: «Завоевание Константинополя латинянами повлекло за собой умножение числа «имперских» центров — Трапезунд, Никея, Фессалоники, Кипр, затем Болгария и, кроме того, Латинская империя в самом Константинополе. Повсюду правители претендовали быть «императорами римлян». И далее, продолжает историк, при полном распаде реальной империи парадоксальным образом в политическом сознании современников возрождалась сама имперская идея: никто, даже балканские славяне, не удовольствовался созданием национальных государств. Они либо продолжали номинально подчиняться универсальному организму империи (причем иногда папство заменяло Константинополь в качестве носителя законной имперской власти), либо объявляли передачу империи («translatio imperii») столице своего собственного государства. Гораздо позже, в XV и XVI веках, когда созидалась идеология «Москвы — третьего Рима», Московская Русь руководствовалась в своей политике той же внутренней логикой».

Прежде, чем продолжить, следует пояснить, почему мы считаем события начала XIII века актуальными для объяснения глубинных процессов современной церковной политики. И это потребует объективной честности в описании истории христианских империй и последствий. В частности, ностальгия некоторых российских интеллектуалов в отношении Византийской империи вряд ли имеет основания в контексте известной евангельской фразы о том, что «если пшеничное зерно не упадет в землю и не умрет, то оно останется одним зерном. Если же оно умрет, то из него произойдет много зерен». Как бы то ни было, но падение Византии стало возможностью для расцвета Российской империи, которая подхватила эстафету из рук Константинополя, запутавшегося между ставкой на Римскую курию и восприятием осман как бича Божьего, которые тем не менее позволили сохранить власть Константинопольского патриархата над христианской паствой, пусть даже в условиях мусульманского султаната. Но при этом Фанар нисколько не забыл о том, какими были его границы в лучшие времена, и сегодня он реализует свое видение, напоминая Русской православной церкви о том, что ее власть над Украиной носила «временный характер», будучи связанной со слабостью Византийской империи.

Перед Московским патриархатом в этой связи встают проблемы, равно как и пути решения их. Первый вариант — замкнуться в своих пределах, преобразоваться в осажденную крепость. Как заявляют некоторые, выйти из всех структур, которые объединяют христианские Церкви, отказаться от «прелести экуменизма», объявить себя «истинными» наследниками веры православной, а остальных «еретиками». Однако это предложение на самом деле является попыткой переложить ответственность за судьбу украинского православия на светские власти, на Кремль, который должен решить вопрос Украины политическим путем, чтобы потом предоставить Церкви возможность, опираясь на репрессивный аппарат государства, урегулировать вопрос с «конкурентами». Было, было уже такое. В частности, решение Иосифом Сталиным проблемы украинских униатов. Но униаты есть, а Сталина нет. Равно как нет в чем-то подобном ни смелости первоверховных апостолов, ни мучеников, выходивших за пределы государства и его возможностей.

И есть второй вариант, при котором Русская церковь возьмет на себя ответственность за принятие решений. Не будет замыкаться в узких границах, оправдывая себя канонами, имевшими смысл в конкретный период времени, но устаревшими сегодня. Такому Московскому патриархату есть смысл начать искать себе союзников и не только в православном мире, но и католическом. Руководствоваться принципом «блуждающего имперского центра», которым сегодня могла бы стать Москва. Однако это требует наличия значительного интеллектуального потенциала и широты мышления.