Бесконечные Балканы и Турция в истории России: ещё один эпизод
Успехи русских войск пугали канцлера кн. А.М. Горчакова, который, прежде всего, опасался военных неудач и обострения отношений с Англией. Что касается Николая Николаевича, то он продолжал менять свои собственные планы. Великий князь по-прежнему планировал ограничиться наблюдением за Рущуком, отказавшись от штурма этой крепости; дождаться подкреплений, вслед за чем перебросить один из корпусов за Балканы. Рущук был прилично укреплен, на позициях стояла многочисленная современная артиллерия. Император не поддержал этого предложения, т.к. считал быстрое наступление за Балканы опасным, пока в руках турок находятся Рущук, Шумла, Никополь и Плевна. Новости, приходившие из армии, пугали не только русских дипломатов, но и султана, правда, по другой причине.
О настроениях, царивших в начале июля в Константинополе, может свидетельствовать телеграмма, отправленная 2 июля 1877 г. к Осман-паше из военного министерства:
«Дерзость неприятеля превосходит всякие пределы: в настоящую минуту отечество стоит на краю гибели; участь его находится в руках войск. Наступил момент оказать услугу народу и правительству, не щадя трудов, ни людей для спасения отечества. Употребите все усилия, чтобы прибыть скорее к цели действий».
Британский союзник Турции также прикладывал усилия для того, чтобы помочь туркам высвободить свои войска. 30 июня (12 июля) 1877 г. англичане предложили посредничество для заключения перемирия с Турцией черногорцам. Британский консул, специально явившийся из Скутари с данным предложением, отметил, что «…после тех жертв, которые Черногория приносила три года, даже ее покровительница и союзница не нашла бы в том ничего дурного». Князь Николай отказался от этой услуги.
Внезапно проявившееся участие Лондона к маленькому княжеству было легко объяснимо. В это время турки начали отводить к Константинополю армию Сулейман-паши, которая успешно и энергично действовала в Черногории. Черногорцы надеялись только на переход русской армии через Дунай. Как только это произошло, наступление турок было немедленно остановлено. 4(16) июля армия Сулеймана начала посадку на транспорты в Антибари (совр. Бар, Черногория). 20 пароходов перевезли 28 тыс. пехотинцев, 2 тыс. кавалеристов и 18 горных орудий в Дадеагач (совр. Александрополис, Греция). 7−9 (19−21) июля перевозка и выгрузка закончилась. 10−11 (22−23) июля армия стала сосредотачиваться у Адрианополя. Вторая столица Османской армии к этому времени не имела гарнизона и была полностью беззащитна. Черногория была спасена. В Цетинье ликовали.
Вскоре армия Сулеймана выступила в Болгарию. Видинский корпус Осман-паши получил приказ двигаться к Плевне. Этот город представлял собой узел шоссейных дорог — на Никополь, Белу, Рущук, Ловчу, Карлово, Траян, Филиппополь и Софию. Кроме того, две приличные грунтовые дороги вели в Рахово и Видин. Плевна была традиционным центром хлебной торговли. В 1876 г. вывоза отсюда почти не было, и в городе скопилось значительное количество зерна. Уже 25 июня (8 июля) 1877 г. Плевна была занята полусотней 30-го Донского казачьего полка. За два дня город несколько раз переходил из рук в руки, при этом башибузуки успели вырезать всех болгар, продемонстрировавших в первый раз свои симпатии к русским, что сделало местных христиан более осторожными.
Осман-паша был смелым и инициативным лидером. Поначалу он даже предложил устроить рейд по румынской стороне Дуная, но получил отказ. 1(13) июля 17 тыс. штыков, 500 сабель при 58 орудиях выступили на виду у 50 тысяч румын, оборонявших город Калафат на другом берегу Дуная (еще в первых числах мая румыны предлагали России свое содействие за Дунаем, планируя осадить Видин, но это предложение было отвергнуто; считая, что выставленных собственных сил вполне достаточно, правительство и командование не желали давать Бухаресту права на какие-либо притязания при заключении мира в будущем). При движении у берега Дуная турки были обстреляны румынской артиллерией, правда, без особого успеха. Поскольку орудия были недавно переданы русской стороной, при батарее находился русский офицер. Он настоял на связи с командованием. В 14.35 2(14) июля Карл Румынский сообщил телеграммой Николаю Николаевичу: «Аванпосты Калафата мне доносят, что большая неприятельская колонна, 25 батальонов с кавалерией, направляется быстро к Лом-Паланке (т.е. вниз по течению Дуная — А.О.).» Через час телеграмма была получена, но ей не придали особого значения.
Ранним утром 4(16) июля в Ставке получили сообщение, что приближаются турки, была ли это телеграмма, на которую поначалу не обратили внимание, трудно сказать, но беспорядок эта новость вызвала весьма значительный. Охрану императора осуществлял тогда всего лишь один батальон, никакой надежной информации о том, что происходит, не было. Пришлось направлять на разведку ближайших окрестностей и Систово ближайший попавший под руку эскадрон. Как никогда в эту кампанию сказалось отсутствие в Дунайской армии армейской кавалерии —
190-километровый марш от Виддина до Плевны турки совершили за 6 дней практически абсолютно незамеченными, хотя значительную его часть они двигались вдоль реки, не имея возможности скрываться. Николай Николаевич-старший, имея 33 тысячи сабель, предпочел не формировать из них единой стратегической кавалерии и распылил эту силу, не выделив на свой правый фланг для дальней разведки ничего. Только 4(16) июля из венской газеты в русской Главной квартире узнали о движении Османа к Плевне, но Великий князь не воспринял его серьезно. После взятия Никополя он считал, что на западном направлении с турецкой угрозой окончательно покончено. Русское командование продолжало совершать одну ошибку за другой. «Бывают два способа действий: один — медленный, методический, но прочный, — отмечал смотревший на это Игнатьев, — другой — быстрый, решительный, но не без риска. Главнокомандующий ухитрился соединить недостатки обоих способов действий. Мы действуем постоянно необдуманно, неосмотрительно, но медленно».
Взятие Никополя главнокомандующий считал огромным успехом. Вслед за занятием крепости она должна была быть передана румынам, но те отнюдь не торопились переводить на турецкий берег свои войска, предпочитая держать их дома. Причин было много — и желание сохранить самостоятельность, и осуществить собственную переправу через Дунай в другом месте, и опасения перед возможными (а в сложившейся ситуации скорее невозможными) ударами (или набегами) турок по территории Румынии. 5 (17) июля Николай Николаевич приказал Криденеру сдать Никополь румынам, но командир 4-й румынской дивизии отказался подчиниться, мотивируя это тем, что румынские войска имеют собственное командование и неподвластны русскому.
Карл такого приказа не отдал, ссылаясь на то, что румынам не доверили участие в боевых действиях на правом берегу Дуная. В результате в Никополе остался русский гарнизон, что исключило для Криденера возможность сосредоточить весь свой корпус на плевенском направлении. В городе оставалось еще около 6 тыс. пленных солдат и до 700 женщин и детей. Их нельзя было бросить без охраны. Передовые части румын появились в Никополе только 17 июля. К тому же никакой информации о движении противника Криденер не получил, зато он был должен обеспечить конвоирование и продовольствие пленных — делать это пришлось прежде всего за счет скудных запасов корпуса. Тылы отставали, войска испытывали временные проблемы и с патронами. Быстро действовать в таких условиях они не могли. На самом деле в распоряжении Криденера не было целого корпуса — он еще полностью не переправился через Дунай. Вскоре после первых успехов русской армии последовали неудачи.
6(18) июля Осман узнал о падении Никополя — в этот день его войска проделали 58 верст и ранним утром 7(19) июля вошли в Плевну. 6(18) июля главнокомандующий повторил свой приказ Криденеру занять Плевну хотя бы частью корпуса. 7(19) июля к Плевне, находившейся в 40 км. от Никополя, была отправлена 5-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Ю.И. Шильдер-Шульднера — 7 тыс. штыков, 1600 сабель при 46 орудиях. В этот день, на несколько часов раньше, чем к нему подошли русские передовые части, в город вошли 17,5 тыс. турок с 58 орудиями. Войска Осман-паши сразу же начали спешно окапываться. На следующий день Шильдер-Шульднер атаковал город без разведки, не зная о численности противника (считалось, что у турок в городе не более 4 батальонов). Дивизия была отбита, потеряв около 2,5 тыс. чел. убитыми и ранеными.
Перед переправой через Дунай некоторые командиры убеждали своих солдат, что перед ними слабый, плохо вооруженный и обученный противник. «Но при первых столкновениях оказалось всё наоборот», — вспоминал один из офицеров. Перед атакой Плевны никто не сомневался в ее успехе, боялись только одного — что турки уйдут из города. В бою сразу же проявилось техническое превосходство противника — крупповские орудия были более дальнобойными и скорострельными, винтовочный огонь был исключительно интенсивен. Его беспрерывность поражала не только тела солдат и офицеров, но и воображение. Меткость артиллерии противника также была удивительной. В русской армии немедленно появились слухи о том, что ею управляют английские офицеры. 17-й Архангелогородский и 18-й Вологодский полки овладели высотами над городом, но понесли при этом большие потери и вынуждены были отступить под контрударом 8 свежих таборов.
Турки были утомлены форсированным маршем и не готовы к отражению удара превосходящими силами, но атаку одной дивизии отбили, потеряв при этом около 2 тыс. чел. Русские войска проявили массовый героизм и действовали столь решительно, что Осман-паша, по его словам, не решился на преследование. Это было как нельзя более лучшим выходом из сложившегося положения — при отходе выяснилось, что наши войска израсходовали патроны и снаряды. В ряде случаев отступавшие части перепутались, беспорядок привел к панике. В конце концов из вологодцев и артиллерии удалось создать достаточно прочный арьергард, который прикрыл отход. Тем не менее многие командиры были уверены, что в случае преследования выжившие при штурме были бы уничтожены. Плевной неприятные сюрпризы не ограничились. 7(19) июля неудача атаки внезапно отозвалась на переправе через Дунай.
Огромный мост, подходы к нему и дорога от моста до Систова были постоянно заняты бесконечными колоннами повозок, которые везли все необходимое для армии. Организация движения по этой стратегически важной переправы была никудышной, ее прикрытие на берегу — явно недостаточным. Пьяный казак с обнаженной шашкой поскакал на мост с криком «Турки в городе!». Паникер был остановлен начальником караула, который пригрозил пристрелить его из своего револьвера. Но крика оказалось достаточно, чтобы началась паника. Порядок на дороге был почти мгновенно утрачен, обозные и болгары в ужасе бросились к мосту.
«Везде, куда ни посмотришь, — вспоминал свидетель случившегося, — одна и та же страшная картина: всюду исступленные лица, обезображенные страхом и отчаянием, раздирающие душу и сердце стоны, крики и плач раненых из госпиталей, полные невыразимых мук, надрывают вас; но вы не в силах им помочь. Люди перестают быть людьми; это свирепые и кровожадные звери, без жалости и сострадания, одним словом, лишенные всяческих человеческих чувств… Одиночные лица солдат, офицеров, матросы, доктора, сестры милосердия, санитары, добровольцы болгарского ополчения, болгарское духовенство, все это бежит в самых невозможных костюмах, потому что многих паника застала в постели и после обеденного сна. Раненые из госпиталей, которые могут бежать, тоже бегут, оставляя за собой лужи крови. Повсюду видишь израненных лошадей и буйволов, и все это смешалось в одну бесформенную массу… Посредине реки, а также у моста, много утопающих людей, отчаянно взывающих о помощи, но тщетно: им не могут, да и не подадут руку помощи; потому что всякому только до себя, и бушующие волны Дуная беспрепятственно поглощают множество жертв».
Огромное количество людей было затоптано в давке, разумеется, прежде всего страдали слабые — женщины, дети и раненые. Опрокинутая повозка мгновенно приводила к баррикаде из тел и предметов. Каким-то чудом бегущие не смели мост, понтоны от перегрузки ушли под воду. Паника и хаос продолжались около двух с половиной часов. На излете ее местное население бросилось грабить оставленные склады, но было остановлено оставшимися военными. В конце концов у въезда на мост небольшая группа понтонеров перевернула несколько повозок и за этим импровизированным завалом сумела защитить переправу и остановить панику. В это время Ставка получила с казаком сообщение, что под Систовым действуют турки, а на переправе царит хаос. Учитывая, что единственную переправу от Ставки отделяло только 5 верст, можно было ожидать чего угодно. От Криденера вестей еще не было, а императора и главнокомандующего со штабом прикрывало только три сотни конвоя. В результате Ставка под этим прикрытием двинулась к Систово. В итоге этой специфической рекогносцировки выяснилось, что тревога была ложной.
Позже выяснилось, что причиной всего стали обозы с ранеными, отходившими из-под Плевны к госпиталям в Систово. Только после этого инцидента, поставившего под угрозу мост, через который поддерживалось снабжение Дунайской армии, ее командование пошло на ряд мер по укреплению контроля над Систово. Вокруг города были установлены караулы, усилена охрана подступов к мосту. Теперь ему ничего не угрожало, за исключением ледостава и ледохода. Плоты моста пострадали в декабре 1877 г. и январе 1878 г., но были быстро восстановлены. Мост продолжал служить и после войны, и был окончательно разведен и разобран 25 сентября (6 октября) 1878 г.
«Кровопролитный бой 3-го числа под Никополем, затем неудача под Плевной, — отмечал 10(22) июля Милютин, — а вместе с тем получаемые известия о прибывающих со всех сторон турецких силах отрезвили нашего молодого главнокомандующего; он увидел, что успех нашей армии вовсе не так обеспечен, как с первого взгляда казалось, что надобно вести дело осторожнее. Осторожность проявилась в том, что Николай Николаевич начал торопить Криденера, приказывая ему повторить атаку. Криденер начал собирать в кулак всё, что только мог, готовясь выполнить приказание. В какой-то степени это было безвыходное решение». «С подвижным Османом-пашею, куда бы он не пошел, — вспоминал Соллогуб, — сладить было не трудно. Трудно было сладить с его неподвижностью, и вот почему он вкопался в землю и, так сказать, окаменел в ней, извергая пламя и смерть из бесчисленных щелей своей засады». Она притягивала к себе все свободные силы Дунайской армии, исключая возможность концентрации на константинопольском направлении.
Тем временем Гурко за Балканами отправлял в набеги небольшие кавалерийские партии с целью порчи полотна железной дороги и телеграфных линий. Несколько десятков верст было выведено из строя, однако это не помешало противнику перебросить армию Сулейман-паши к Филиппополю. 16(28) июля на убитом турке было взято письмо, свидетельствующее о концентрации этой армии против русского отряда. Турецкое население в его тылу — Эски-Загре (совр. Стара Загора, Болгария) и Казанлыке — начало вести себя всё более и более вызывающе. В ряде мест началось избиение болгарского населения, спасавшиеся люди уходили туда, где стояли русские части, и приносили новости о том, что армия Сулеймана сосредотачивается для атаки.
16(28) июля Гурко обратился к главнокомандующему с просьбой о немедленной присылке подкреплений, так как через 5−6 дней, когда, по расчетам генерала, противник перейдет в наступление, будет поздно. «При этом считаю священным долгом донести Вашему Императорскому Высочеству, — сообщал Гурко, — что отступление наше будет сопровождаться поголовным избиением всего болгарского населения Ески-Загры и Казанлыка и всех деревень долины Тунджи. Я содрогаюсь при мысли, что временное пребывание наше в этих местах будет причиною столь ужасной участи жителей этого района. Не скрою также, что отступление наше в горы и затем вторичный выход в долину Тунджи, в виду ободрившейся армии, без всякого сомнения, будет стоить и нам громадных жертв».
Судьба долины Тунджи полностью зависела теперь от судьбы Плевны, Гурко понимал это и пристально следил за осадой города. Вместо Великого князя командиру передового отряда немедленно ответил начальник штаба Николая Николаевича. Генерал Непокойчицкий информировал — до взятия Плевны подкреплений не будет, Криденер готовится к штурму, а Гурко получает свободу действий. В этот день, наблюдая полузаброшенные и горящие деревни, один из офицеров штаба Великого князя заметил — «…всё как-то необыкновенно безотрадно». Всё, что было можно сделать — это сосредоточить максимум сил на направлении возможного удара противника. Гурко так и поступил, собрав к 18(30) июля под Ени-Загрой (совр. Нова Загора, Болгария) 13 батальонов, 16,5 эскадронов и 42 орудия из имевшихся у него 16,5 батальонов, 25 эскадронов и 44 орудий. Оставшиеся обеспечивали пути отступления к Балканам.
Подошедший к Плевне Криденер провел рекогносцировку, которая выявила превосходство противника в силах. Если ранее численность турок занижали, то теперь начали завышать, называлась цифра около 60 тыс. чел. 14(26) июля под руководством Криденера было проведено совещание, члены которого высказались против штурма. Криденер известил о своих планах Великого князя, и в тот же день Николай Николаевич полностью их одобрил. Командир IX корпуса понял это одобрение как приказ, хотя прямого приказа и даже подписи Великого князя не было — его мнение было доставлено пакетом за подписью ген. Левицкого. 17(29) июля Криденер вновь провел совещание относительно атаки Плевны. Мнение офицеров штаба и командиров соединений не изменилось — они были против штурма, но были готовы выполнить приказ. В ночь на 18(30) была подготовлена диспозиция атаки — утром она была доведена до войск.
17(29) июля румыны, наконец, вошли в Никополь, и 18(30) июля повторилась история под Плевной, только на этот раз город штурмовал уже весь корпус Криденера — 27 тыс. штыков, 2800 сабель при 176 орудиях. У Османа было уже 23,5 тыс. чел. при 58 орудиях. Следует отметить, что это были в основном войска, имевшие за плечами опыт войны с Сербией — в поход на Плевну Осман взял лучшие части. Уже перед походом был сделан верный вывод о важности стрелкового боя — каждый пехотинец получил по 500 патронов — немыслимый запас для русской армии. Русскому пехотинцу в приказе перед атакой рекомендовалось беречь патроны, огонь начинать только с 600 шагов до неприятеля, по возможности ограничиваться штыком, не вытягивать при атаке цепи «в нитку» и т.п. В бою снова проявилось весьма низкое качество русской артиллерии — за 2 часа обстрела, предварявшего штурм, она не смогла подавить ни одной турецкой батареи. 4-фунтовая полевая пушка ничего не могла сделать с полевыми укреплениями, а 9-фунтовых орудий было недостаточно. К счастью, огонь турецких орудий в этот раз оказался также малоэффективным.
Турки успели укрепить только позиции на северо-востоке и востоке города, но именно на них, без предварительной разведки, просто по кратчайшей линии, наступали русские войска. Координация действий была также слабой. Атаковавшие не имели возможность изучить позиции, с утра установился туман, весьма усложнивший координацию действий. Размякшая от влаги почва ухудшила условия передвижения пехоты, с другой стороны, туман прикрывал ее передвижения от прицельного огня оборонявшихся. После того, как туман ушел, войска начали нести существенные потери от винтовочного огня противника. Тем не менее они имели успех на ряде направлений. Впрочем, без хорошей организации закрепить его было невозможно. Подходившие для усиления атаки Криденера части атаковали без связи друг с другом и были обречены на провал.
«Несомненно, — отмечал в своем дневнике Газенкампф, — что атака Плевны была ведена замечательно неискусно. Фронт атаки был растянут на восемнадцать верст; оба корпусные командира действовали врозь, без связи и системы, даже ничего не зная друг о друге. Скобелев со своим маленьким отрядом действовал тоже отдельно и самостоятельно. Резерва не было».
Особенно упорные и тяжелые бои шли за Гривицкий редут. Они не закончились даже после захода солнца, правда, стрельбы и штыковые поединки были уже не столь организованными, и они постепенно начали сходить на нет. Другого выхода не было — у Криденера не было резервов, которые могли бы поддержать дравшиеся почти весь день части. «Вторая Плевна» закончилась почти полным разгромом атаковавших, потерявших 1 генерала, 168 офицеров, 7167 рядовых и унтер-офицеров ранеными и убитыми. Войска в беспорядке отступили к Систову.
Командование не справилось с организацией отхода ночью, после тяжелого боя, когда «…пришлось отступить и ночь была свидетельницей суматохи неслыханной. Все части смешались, отступление приняло вид катастрофы.» Дисциплина была утеряна, солдаты, потерявшие командиров, толпой шли к переправе. В этот момент весь резерв Великого князя равнялся 3 полкам пехоты и 3 полкам кавалерии, которые он и решил лично повести под Плевну для придания устойчивости отступавшим и для отражения возможной атаки противника. Это было весьма своевременным и правильным решением. На последнем этапе боя противник контратаковал разбитых отступавших. Переправа у Систово была прикрыта всего двумя ротами 124-го пехотного Воронежского полка, укреплений не было. Не удивительно, что при слухе о том, что конница Осман-паши прорвалась к Систово, там началась паника. Впрочем, войскам удалось довольно быстро преодолеть ее и восстановить порядок. Общая численность русских войск на этом направлении равнялась 25 638 штыкам, 3349 сабель и 186 орудиям. К 20 июля (1 августа) плевенский гарнизон вырос до 48 батальонов и 12 эскадронов при 54 орудиях — 29,7 тыс. чел. Русская разведка явно потеряла контроль над ситуацией и оценила силы Осман-паши в 60 тыс.чел. Полного и единодушного доверия этим данным не было, однако опасность была весьма велика. Максимальными усилиями общий резерв можно было увеличить до 2,5 дивизий.
Это означало, что на определенный момент Дунайская армия осталась без главнокомандования, т.к. оно сосредоточилось на управлении этим своим резервом. К счастью и турки, потерявшие около 5 тыс. чел., не могли организовать преследования.