Если душа больна, она есть. Не убого – о Боге, людях и облачных ангелах
На Руси к людям, как сейчас говорится, «особым», «не от мира сего», отношение было всегда действительно особенным. Теплым и даже с ноткой почтительности. Можно спорить об этимологии слова «убогий», лингвисты говорят, что оно всего лишь означает «лишенный богатства» и прочих житейских благ. Но для русского человека вроде бы обиженный жизнью собрат всегда виделся более близким к Богу, как бы сидящим у Его ног.
В 1-м послании к Коринфянам апостола Павла сказано:
«Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом».
В «странных», душевно скорбных видели не только помраченность ума, но проблески нездешнего света, более непосредственного, искреннего восприятия высшей действительности. Недаром у Пушкина самым страшным обличением для всесильного Бориса Годунова становятся слова нищего юродивого на паперти.
Искреннее и бескорыстнее всех творит ребенок. Чаще всего просто потому, что ему это в радость и он хочет с кем-то этой радостью поделиться — с мамой, с бабушкой… Ребенок спонтанен и не думает о признании — ну, по крайней мере, до того возраста, когда начинают волновать грамоты, выставки или внимание телевидения. Взрослый человек, из-за болезни выпавший из системы социальных рангов и оценок, гонки за признанием и борьбы за место под солнцем, сродни ребенку. Часто капризному и несносному, но иногда в нем открываются каналы прямой связи с чем-то неизмеримо высшим. К творцу от Творца. И тогда религиозные мотивы в творчестве оказываются особенно органичными. Тем более что любящих и принимающих родителей рядом в этом случае чаще всего уже нет, им на смену приходят те Отец и Мать, что любят всех и всем помогают.
Выставка «Ветхий и Новый» в арт-центре «Борей» как раз об этом — о разговоре человеческой души с Богом, об интуитивном, непосредственном восприятии Бога и библейских рассказов, притч. Все ее участники — не профессиональные художники, а психически больные люди, участники творческой «Студии №6». Звучит несколько по-чеховски, но это из разряда неслучайных случайностей. Так уж вышло, что Городская психиатрическая больница, при медико-реабилитационном отделении которой работает студия, носит именно этот номер.
«Студия существует с 2006 года, — рассказывает её руководитель, художник Вера Светлова. — Сперва просто как студия, маленькая такая комнатка. Потом был год медицины, и больницы все закупались всякими МРТ там, всякими штуками. И деньги остались! И главврач, Алла Владимировна Гурина, которой мы посвятили каталог выставки, она говорит: «Значит, так! Давайте расписывайте по мечте сколько чего вам нужно, чтобы были мастерские, куда бы к вам ходили наши ребята!» А это было время, когда шведы, с которыми наши больницы раньше дружили, стали отказываться от этих коек. И больницы закрывались. И встал вопрос, как делать реабилитацию, чтобы народ не распался и не умер».
Есть у студии и еще одна ниточка связи с миром горним — здание больницы и психдиспансера, где расположены мастерские, когда-то принадлежало Духовной академии. Как говорится, все одно к одному.
«Раньше в больнице был этаж, где книжки кроили и делали всякие пакетики. От этого отказались. И открылось в 12-м году медико-реабилитационное отделение. И мы туда переехали. И у нас там пространства чуть-чуть побольше, и мы там ваяли. Но мы решили пойти не по пути прикладного творчества, а по пути свободных мастерских. И мы ребятам очень много времени уделяем, к тому, чтобы не мешать другому работать, раз, не сюсюскаться, два, и развивать какие-то выставочные проекты. Эта мотивация оказалась во какой!»
У людей, занимающихся в мастерской, самые разные диагнозы — от обычных неврозов, депрессий, до тяжелых случаев. Кто-то приходит, как говорится, своими ногами, просто потому, что ему нужна поддержка и отдушина, дабы не сорваться «в штопор» из-за житейских невзгод, а кого-то приводят прямо из палат, в больничных пижамах. Раз в неделю мастерскую посещает группа то из одного, то из другого отделения. Если говорить в сугубо медицинском смысле, то эффект от занятий бывает разный и непредсказуемый.
«Это как корабли в море, — рассказывает Вера. — Утонешь или нет, как повезет. Абсолютно невозможно сказать, помогает, не помогает… А школа помогает? Кому-то да, а кому-то всю жизнь испортила! У нас были авторы, которые просто приходят в состояние аффекта. Им так круто, так обалденно прекрасно, что они просто опять попадают в больницу. А кто-то, наоборот, входит в эту ситуацию как в некий переход к осознанию. Потом они, наоборот, — абстрагируются от искусства. Им помогло творчество, потом они его урезают и отказываются — типа, это связано с болезнью. Так много всяких случаев… Потому мы вообще не замыкаемся на том, что это арт-терапия. Ни в коем случае! Да, творчество лечит, но только в момент, когда это тебе самому нужно»
В студии дают возможность каждому человеку работать в удобном ему режиме и на любимом «намоленном» месте, где никто не будет ему мешать, отвлекать от работы, навязывать свое общество. Это своего рода заповедник тишины и самопознания, как выражается Вера, «своя протоптанная тропиночка, на которой уютно». Здесь не только дают возможность самовыражаться, но и прививают вкус к прекрасному, знакомят с мировой художественной культурой — не в виде сухих лекций, а при помощи живых рассказов и копирования классических произведений. Через очень наивные сперва копии самодеятельные художники приходят к пониманию сюжетов и их свободной творческой интерпретации. Эти интерпретации, конечно, получаются формально несовершенными и уж точно не академичными, но очень непосредственными и яркими. Далеко не каждый автор в состоянии внятно объяснить, что он хотел сказать своей работой, некоторые от расспросов могут даже впасть в нестабильное состояние. Но каждый ли совершенно здоровый художник способен, положа руку на сердце, досконально объяснить словами свое творчество? А если все замечательно объясняется при помощи слов, то, может быть, и не надо было браться за краски или глину?
Работы на выставке очень разные. И по использованной технике — это и вполне традиционная графика или живопись, и скульптура, и изразцы, и аппликация из ткани или вышивка — и по степени предметности и абстракции, детальности и обобщенного примитивизма. Какие-то работы можно принять за детские рисунки или детсадовские поделки из цветного пластилина, в других видна рука и мысль зрелого человека, стремление к классической форме. Но более «примитивистские» работы выглядят более искренними и не заставляют усомниться, не копии ли это?
Даже если заранее знаешь о непростой судьбе авторов, залы выставки выглядят празднично. Краски здесь чаще всего яркие, формы раскованные. Иногда очень простыми средствами авторам удается передать и смысл, и характеры. Даже не зная сюжета о Самсоне и Далиле (ему посвящена текстильная работа Натальи Максак), можно с ходу почувствовать, кто такая эта Далила и каковы ее намерения — и это при том, что персонажи тут похожи на самодельных тряпичных кукол, у которых прорисованы не все черты лица. Есть работы, содержащие в себе не только иллюстрацию к сюжету, но и очень сильное и емкое философское высказывание. Таковы скульптурные работы Шанхара Барадата — «Мадонна с младенцем», «Пьета», в которых проявлены единство и противоположность женского и мужского, материнского и сыновнего, земного и небесного. Впрочем, даже более иллюстративные работы этого автора полны выразительности и энергетики — «Жертва Авраама», «Бегство в Египет», «Несение креста».
Работы Александра Челлака напоминают детские рисунки, но они каким-то удивительным образом переносят зрителя в самый центр изображаемого сюжета и вмещают огромные пространства в границы маленькой, расписанной маслом дощечки или куска картона. Что с того, что висящий на дереве Иуда выглядит странновато с точки зрения законов физики и анатомии, зато можно прекрасно почувствовать абсолютное одиночество предателя и осуждающее молчание самой природы.
Полные доброты и света работы Елены Глининой могут заставить улыбнуться самого черствого и замороченного человека. Даже сложно сказать, для кого они более терапевтичны — для автора или для «нормальных» посетителей выставки. В них живут улыбчивые ангелы — облачные и обычные, золотоволосые младенцы и счастливые, умиротворенные матери. И даже глядя на искушаемых змием Адама и Еву, думаешь, что у этих бедолаг, а значит, и у нас с вами, все в итоге образуется. Столь же праздничны текстильные композиции Тамары Никитиной «Тайная вечеря», «Иерихонские трубы», «Адам и Ева в работе».
Сдержанны и гармоничны по цветовому решению и выразительны композиционно работы Татьяны Преображенской «Хождение по воде», «Изгнание бесов», «Несение креста». Но и спонтанности тут заметно меньше, больше видны самодисциплина и следование классическим образцам. Сухи и педантичны картины Владимира Карпова, евангельские тексты здесь зачастую самоценны именно как тексты, а иллюстрации к ним напоминают пояснительные диаграммы («Святое Евангелие от Луки»). Вполне традиционна и очень изящна иконописная керамика Надежды Кавар — «Распятие», «Пьета», «Благовещение», «Воскрешение Лазаря», серия «Евангелисты».
Невозможно перечислить всех авторов (тем более что некоторые произведения остались безымянными) и рассказать обо всем разнообразии работ. Их вообще лучше воспринимать не по отдельности, а целиком, как единую мозаику, полную экспрессии и парадоксальной гармонии в хаосе.
В рамках выставки, которая продлится до 30 июня, пройдет серия тематических мастер-классов, на которых желающие могут приобщиться к творчеству. Темой первого мастер-класса был Свет, и за несколько часов один из посетителей выставки — пациент находящейся по соседству Мариинской больницы, представившийся как музыкант, — прямо в зале смог создать законченную работу — панно из скульптурной глины.
Но, разумеется, в жизни «Студии №6» далеко не все радужно, и дело не только в трудных подопечных. Направление, в котором работает студия, непривычное для медицинской сферы, а потому оно как бы и не существует.
«Мы стараемся делать выставки, может, даже больше для себя, — говорит Вера. — Чтобы просто не выгореть. Потому что если мы будем там сидеть и с ними цветочки лепить, то… Я социальный работник! Я да, закончила Муху. Да, вроде бы я специалист, художник по керамике, я в Союзе художников. Говорю: «Я педагог, я веду педагогическую практику, давайте я буду писать программы». Но нет темы «педагог» в медицине! У них есть там… санитарка… в крайнем случае, социальный работник. Специалист по социальной работе. Все, что имеет к этому отношение, не имеет никакого отношения к нам, к нашей работе. Нет никаких ставок, ничего, и мы поэтому барахтаемся, нам тяжело, плохо. Мы хотим определиться. Когда ты себя определяешь, ты уже можешь себя как-то защищать и требовать какие-то рамки. И кто я — после этого, вот того, что я сейчас делаю? Социальный работник?.. Я, например, хочу написать диссертацию. Маленькую, про все это. Но не могу! Я ж социальный работник!»
Для того чтобы написать диссертацию по педагогике, нужно работать педагогом — хотя бы в ДК, чтобы только в бумажке был записан педагогический стаж. Невнятность положения, несправедливая маргинальность, давят тем сильнее, чем больше сделано. Потому для мастеров «Студии №6» каждый проект — как последний. После выставки «Про Античность» в «Борее» в 2015 году они уже думали увольняться, но любимое дело не отпустило. Те же самые мысли посещали их и на этот раз, но все же художники Вера Светлова, Александр Недера и их коллеги по реабилитационному отделению, скорее всего, будут работать и бороться дальше за свой путь, необычный для современной России. И за своих очень талантливых — и очень уязвимых — подопечных. Очень помогло им то, что этот проект был реализован с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов. Именно такие добрые и светлые начинания и стоит поддерживать государству. Нельзя, совершенно невозможно, чтобы эта свеча, зажженная для «убогих», но при этом душевно и духовно богатых людей, погасла из-за социальной неустроенности и вполне понятной человеческой усталости. Не по-Божески это.