Две новости прошедшей недели связаны с идеей «про нас всё знать».

Василий Верещагин. Продажа ребенка-невольника в рабство.1872

Одна, из Федерального собрания, — на первый взгляд, обнадёживающая. Другая, из Общественной палаты, показывает, что это только на первый взгляд.

Первая — о «Контингенте» от 15 мая. Окончательно прекращены попытки реанимировать закон, создающий в России информационную систему «Контингент обучающихся». Закон был принят Госдумой 21 декабря 2016 года, через два дня одобрен Советом Федерации, однако отклонён президентом 29 декабря. Отклонению предшествовали протесты общественных организаций (в частности, 28 декабря ИА REGNUM опубликовало обращение РВС с объяснением смысла и незаконности такого тотального сбора персональных данных). В начале 2017 года комитет Совета Федерации по науке, образованию и культуре создал специальную согласительную комиссию для исправления текста с учётом замечаний президента. И вот комиссия подвела итог, единогласно решив прекратить работу над документом. Её председатель, глава Думского комитета по образованию Вячеслав Никонов, сообщил, что все отзывы, полученные на доработанный законопроект от администрации президента, были отрицательными, так как замечания, сделанные президентом, не были устранены.

Оноре Домье. Чиновники. 1834

Вторая — о «блокчейне». 16 мая на площадке форума «Инновации и технологии на благо детей России» Общественная палата РФ, Universa Blockchain и Российская ассоциация криптовалют и блокчейна подписали трехстороннее соглашение о развитии и применении технологии блокчейн в школах, благотворительности, усыновлении и для медицинской диспансеризации. Об этом оперативно сообщил не кто-то из трёх подписантов, а интернет-издание «ИТ-бизнес». Репортаж с форума строится как реклама волшебного средства — блокчейна.

Так, организатора форума Юлию Зимову (член Общественной палаты, руководитель проекта по семейному устройству) радует «возможность сделать электронную, прозрачную очередь на усыновление детей», в которой «человек будет видеть, какие процессы происходят и какие дети устраиваются в семью». Говорится об особой пользе блокчейна для благотворительности, если она будет «цифровая».

"Блокчейн позволит показать, как именно были потрачены пожертвованные детям деньги, ведь все можно отследить и проверить», — рассказал Александр Бородич, основатель блокчейн-платформы Universa.

Читаешь — радуешься: детям ведь! Вот какой добрый блокчейн! С радостью отмечается, что«в блокчейн-платформу Universa будет входить электронное портфолио школьника со всеми его наградами, дипломами и приобретенными навыками. В будущем это поможет работодателю увидеть реальный опыт ребенка».

Что же это за такой добрый Гудвин? Такой великий и важный, что «блокчейн, как передовая технология, должен быть введен в обязательную школьную программу. Уже сейчас мы проводим открытые уроки блокчейна в московских школах» — говорит руководитель проекта ChildTech. И не только говорит, но и проводит 15 мая в одной из школ «форсайт-сессию «Блокчейн, который изменит мир». Неужели блокчейн — это такая культурно-образовательная ценность, что её надо изучать в школе?

Нет, конечно. На самом деле, это вовсе не такого рода ценность, а просто некая технология хранения данных. Одна из многих, которые можно использовать при программировании приложений по обработке данных. Со своими достоинствами, позволяющими делать на ней конкурентоспособные приложения. Предприимчивый бизнесмен, в данном случае живущий в Сан-Франциско А. Бородич, берёт её на вооружение, открывает летом прошлого года проект Universa Blockchain и умелыми рекламными ходами продвигает себя туда, где есть спрос на работу с данными. И вот — не прошло и года, как он уже подписывает соглашение с Общественной палатой! Вдумаемся, что это значит,

База данных

Во-первых, то, что Общественная палата обязуется развивать и применять в школах некую технологию, само по себе интересно: не перепутала ли Общественная палата себя с правительством? Вроде нет — Зимова на сайте ОП выказывает понимание, «что в первую очередь нам должны позволить это сделать законодательство и профильные министерства. Но мы готовы к этим переговорам, мы хотим, чтобы была возможность сделать электронную, прозрачную очередь на усыновление детей…» Понятно, усыновление (то есть передача под опеку) детей — предмет социального бизнеса Зимовой. Но в задачи Общественной палаты (статья 2 закона о ней) не входит лоббирование социальных проектов, тем более ее членов. Зато в них входит организация обсуждений — например того, какие новые социальные новшества стóит, а какие не стóит внедрять в общество. Независимо от того, на какой они технологии.

Во-вторых, интересно, на какой рынок привёл предприимчивого IT-специалиста спрос. Это много говорит — не о нём, а об обществе.

Приложения, о которых идёт речь, способны работать с большим количеством частных данных, обеспечивая надёжность их хранения и одновременно их прозрачность, то есть возможность массового доступа к ним. В данном случае ценным качеством является прозрачность — но это как раз то, что можно обеспечить и огромным способом дешёвых технических решений, а вовсе не обязательно блокчейном. То есть Universa тут просто проявила лучшую хватку, чем конкуренты. Но речь не бизнесе, а об обществе.

Прозрачность сама по себе — ни хорошо, ни плохо. Смотря для чего. Например, прозрачность счетов государственных органов — мечта настоящей демократии: важный рычаг народовластия и залог победы над коррупцией. Другое дело — прозрачность персональных данных. Она не только делает неуютной жизнь граждан, но и прямо запрещена законом, охраняющим «тайну личной жизни».

И вот именно в сфере персональных данных мы вживую, на форуме, наблюдаем неприкрытый, радостный ажиотажный спрос. На который никак не повлияло отклонение «Контингента»! Ворочающие социальной сферой и образованием поняли объяснение отклонения закона просто как частное мнение президента, а вовсе не как отвержение некоторого принципа, в первую очередь нравственного, но отражённого и в Конституции.

По Конституции, тайна личной жизни может ограничиваться — но 1) только федеральными законами, 2) только «в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». И, отклоняя закон о «Контингенте», Путин, по сути, напомнил часть этих конституционных ограничений: нужно указать в федеральном законе, какие именно данные хранятся и кому доверен доступ. И потом, вдогонку, Путин ещё издал поручение, в котором назвал принципы обработки персональных данных, начиная с того, что они должны храниться в месте возникновения.

Цитата из кф «Тотальная слежка» реж Клод Зиди. 1991. Франция
Слежка

Чиновники не сумели выполнить требования Путина и отстоять закон, потому что их замыслы не вписываются в эти простые требования. Больше того, в последней предложенной на обсуждение комиссии версии закона содержалась даже отмена требований конфиденциальности хранимых персональных данных.

Отклонение «Контингента» президентом не было обществом осмыслено, во всяком случае чиновниками. Мечты вслух о публичной очереди усыновителей или о публичном доступе к портфолио школьников свидетельствуют об этом с полной очевидностью. Им не стыдно об этом мечтать. Им непонятно и они не считают это важным, что людям может быть неприятно, что сведения о них доступны каким-то им не известным чиновникам. В дискуссиях защитники «Контингента» — порой казалось, что вполне искренне — не понимали опасения оппонентов, что данные смогут быть доступны кому угодно. Они отвечали на них словами о защищённости от хакеров, а людей волнует широкая доступность сведений о себе неопределённому кругу людей с санкционированным доступом.

Потому что сама идея — всё про нас знать для удобства управления нами — чиновникам давно кажется естественной, не стыдной. Они, не стесняясь, высказывали её прямо в комитетах парламента — «нам же так удобнее управлять» (сенатор А. А. Волков в Совете Федерации 23.12.2016 — это «упорядочивает работу образовательных органов», служит «оптимизации системы управления образованием»), уже прочно забыв, что такой аргумент абсолютно недопустим: Конституция, по большому счёту, и написана на мотив «мало ли как вам удобно». Осенью мне приходилось читать, как региональные власти, высказывая свои предложения о системе профилактики, без стеснения, письменно предлагали отменить врачебную тайну, сделав медицинские данные доступными сразу всем участникам системы профилактики!

Они действительно не видят ничего постыдного в том, чтобы ковыряться со своего управленческого высока в массиве данных о контингенте простых людей и выбирать оттуда людей для разных своих нужд по тем или иным параметрам. Они уже систему управления образованием выстроили с расчётом на то, что у них будут данные про всех. И в ней всё большую системообразующую роль играет мерзкая идея портфолио.

Портфолио — главное вожделение «Контингента», о нём же говорили и 16 мая жаждущие блокчейна. О нём как о педагогической необходимости говорил на круглом столе в Общественной палате 12 апреля 2017 года Косарецкий из ВШЭ: «А то педагоги не знают, в какой секции занимается ученик. Нужна возможность учитывать это для выстраивания индивидуальных траекторий».

Портфолио — это сборник всех достижений ребёнка. Дети теперь уже с малых лет включаются в гонку за показателями успехов — занимаются накоплением каких-то оценок, свидетельств, грамот за какие-нибудь «проекты» и выступления и прочее. Нам говорят, что это делается и для нашего удобства: система поможет отличникам получить гранты и так далее. Что, конечно, не только никак не относится к «защите прав и законных интересов», но и вызывает серьёзные вопросы — а надо ли обществу накапливать эти сведения? Давайте порассуждаем.

Личное дело

Раньше мы жили в обществе равных возможностей — было огромное количество бесплатных кружков и студий, а там, где число мест ограничено (например в вузах), каждый мог подготовиться, выдержать испытание и поступить по конкурсу. Прошлые достижения и провалы роли не играли. С переходом в следующий класс все прошлые двойки уходили в архив вместе с классным журналом. Любой разгильдяй мог взяться за ум и встать в ряды отличников.

Теперь общество рынка. Удобно, чтобы с ребёнком ходил ярлык с его «ценностью». То есть его образовательная родословная, которую бы могли рассматривать без его согласия (!) все, кому для чего-либо нужны дети, — и иностранные «охотники за головами», и дельцы шоу-бизнеса, и «потенциальные усыновители», которые ждут в очереди к Банку сирот, когда для них отберут ребёночка. В том числе люди с санкционированным доступом. Хотим ли мы, чтобы к детям присматривались без нашего ведома? В конце концов, кто хочет своего успешного ребёнка отдать куда-то за гранты, мог бы и сам подавать заявки на грантовые конкурсы.

Нам в школе читали стихотворение А. Барто — «Три очка за старичка»: «Вся в цифрах классная доска: — За помощь маме — два очка, За помощь брату-малышу очко Никитину пишу». В нас воспитывали отвращение к работе не на человеческий или познавательный результат, а на «очки», показатели. Сейчас ребёнок, вовремя не включившийся в гонку за «очками», — уже с трудом догонит своих сверстников по портфолио. И даже отбор одарённых, про который говорят как о пользе от внедрения портфолио, выглядит на этом фоне как инструмент стратификации.

Но к тому же система ведь помнит не только успехи, но и сведения о неблагополучии. И те, кто, переживая трудности, нахватал двоек и отстал в учёбе, в такой системе вряд ли смогут догнать свои шансы устроиться в жизни. И речь идёт не только об учебном, но и социальном неблагополучии, сведения о котором сейчас по закону не должны выходить за пределы отдела полиции по делам несовершеннолетних…

Школьники

Всеобщий сбор персональных данных вообще не нужен. Путин прав — данные должны регистрироваться там, где они возникают, и в строго определённых целях: школьные —в школе, медицинские — в больнице, полицейские — в полиции. Человек должен иметь возможность довериться каждой службе, для этого он должен быть уверен, что никакое «межведомственное взаимодействие» не будет посвящено в его тайны без его желания.

А развитие технологий в наше бурное время всё чаще приобретает силу, способную изменить принятые в обществе отношения. Позволяя человеку больше желать, новшества всегда ставят вопрос о том, сумеет ли человек ограничивать свои желания. Тем более желания новые, ранее неведомые, созданные новыми возможностями, для которых в обществе не выработано культуры самоограничения. Или если эта культура уже утеряна — как в правящем нами слое. Поэтому и важно говорить, и ещё подробнее, о рисках прозрачного общества. В конце концов, само человеческое общение возможно, лишь пока мы не всё друг о друге знаем…