О месте Церкви в публичном пространстве и атеистах

Не так давно на одном из телеканалов прошла дискуссия между известным телеведущим Владимиром Познером и председателем Синодального отдела по отношениям Церкви и общества Московского патриархата Владимиром Легойдой. Передача шла в формате «диспута между атеистом и верующим». Среди прочих вопросов словесные дуэлянты обсуждали место религии — в частности православия — в обществе. Нас здесь будет интересовать то, насколько обоснованны претензии не одних лишь атеистов, но и просто светских людей к излагаемому ими постулату, что Церкви в публичном пространстве незаслуженно «много». Да и должно ли вообще ей находиться там место, или Церковь должна ограничиваться исключительно пространством своих культовых зданий?

Атеисты у нас, как и везде, очень разные. Есть, как говорится, «интеллигентные», есть не очень. Есть такие, как и верующие, то есть верующие в то, что «ничего нет». Возразят почти наверняка, что атеисты не верят в «ничего нет», а так считают или так думают, но это всё игра словами, верующие у нас в основном тоже считают или думают. Правда, верующие еще и храмы возводят. Ну и что? Возводят, потому что считают и думают, что Бог есть и Ему надо поставить храм. Атеисты считают и думают, что Бога нет, и поэтому не ставят. Всё логично. Но атеистам не нравится, когда «верующие» становятся слишком активны, в телевизоре попадаются, законы под них пишут. «Интеллигентных» пугает низкое интеллектуальное качество большинства активных верующих. Познер, кстати, намекнул на это вскользь, заметив, что иезуиты, мол, попадаются умные.

Однако о том, что есть умные и православные, которые могли бы журналиста убедить в том, что Бог есть, умолчал. Большинство же атеистов раздражает сам факт, что верующие на глаза попадаются и вообще про Бога говорят. Эта претензия непонятна. Если люди говорят, значит, им есть что сказать. Бывает, говорят глупости. Но глупости говорят многие, так что это точно не повод исключать Церковь из публичной сферы деятельности и дискриминировать ее в праве излагать свое мировоззрение. Если «воинственные» атеисты считают, что религию надо совсем запретить, то «интеллигентные» предлагают им сидеть по своим храмам, там справлять культ, а в публичное пространство совсем не лезть. Так и предложил Познер. Однако при чём здесь культ? Он и так в публичное пространство не выносится. Как отметил Легойда, религия — дело интимное. Дополним: а культ еще интимней. «Вера в культ», культивируемая при совершении культа, к вере как таковой имеет отношение побочное. Местами не имеет совсем.

В прежние времена культ был настолько интимен, что на совершение его не всякого и пускали. Это сейчас все, кому не лень, заходят свечку поставить, походить по храму, фрески и иконы посмотреть — даже иногда в самое неподходящее время. Не надо путать интимное совершение культа с выходом верующих в публичное пространство, даже в тот же телевизор. Раз им есть, что сказать о Боге, то почему атеистов, которым сказать совершенно нечего о — назовем это «нулевым объектом» — своей вере, оно сильно раздражает? Иногда атеисты начинают указывать на то, что чувства верующих государство защищает, а чувства атеистов — нет. А как можно оскорбить «нулевой объект»? Сказать, что он не существует? «Чучело» его сделать, оскорбив им атеистов? Нарисовать как-то не так? Написать про «ничего нет» нечто оскорбительное? При всём несовершенстве различных законов о защите религиозных чувств, у верующих есть умозрительные и вещественные объекты, относительно которых можно составить юридическое обоснование их защиты. Относительно «ничего нет» ничего и быть не может.

Так что условия совершенно равные, пусть атеисты не прикидываются ущемленными. Если их «оскорбляет» сам вид церкви или мечети, звон колоколов или призыв муэдзина, то это больше повод подлечить нервы, а не демонстрировать их в обнаженном виде. Да, верующие у нас, конечно, часто не подарок. Оказываясь в публичном пространстве, сказать что-либо убедительное они далеко не всегда способны. Надо честно признать, что большинство верующих просто оседлало «миссию присутствия», а сам факт их нахождения там и сям уже есть «свидетельство веры». Именно против такой «миссии присутствия» в основном и возражают оппоненты верующих. Потому что напористое и устрашающе низкое качество проповеди часто напрямую угрожает самому здравому смыслу, а не просто принятому большинством «научному знанию». Причем такой диссонанс, судя по всему, верующих не сильно волнует. Они защищают свое право на чувства, однако чувства окружающих не берегут.

Апостол Павел писал: «Слово ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому», имея в виду слова Христа: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мтф. 5:13). Что такое «негодность» несоленого слова? У апостола Луки передано еще резче: «Ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают ее». Что такое выбрасывают на улицу, что не годится даже в навоз? Испорченные продукты. Присоленное слегка по причине слабого соления протухает. В компост даже нельзя, потому что землю таким «присоленным» компостом только портить. Иные проповеди, которые случается услышать, часто именно такие. «Присолено» слегка какой-нибудь цитатой, не к месту обычно, ввернуто в речь. И «годится». Но нет, не годится. Протухло — за версту несет.

Социальный инстинкт здоровых людей естественной реакцией резко протестует против наполнения медиа-пространства бессмыслицей, выдаваемой за откровение. Люди имеют полное право выражать протест против обессмысливания. Они не хотят, чтобы росло число их сограждан, податливых на самые примитивные внушения. Поэтому, конечно, в вопросе присутствия в публичном пространстве верующих следует различать, во-первых, их несомненное на то право, и, во-вторых, то, как бездарно и даже во вред Церкви многие этим правом порою пользуются. Во многом претензии внешних к «религиям» далеко не беспочвенны. Церковному руководству на это не следует закрывать глаза, если есть желание изменить общественное мнение в отношении Церкви в лучшую сторону.