Иран в Сирии — союзник России или сложный попутчик?

Ситуация, к сожалению, выглядит нерадостно. Даже ОДКБ не осудила данный удар западной коалиции. Хотя Устав ОДКБ предполагает солидарную позицию членов данной организации в отношении вооруженных конфликтов.

Казахстан как непостоянный член СБ ООН воздержался при голосовании российского проекта резолюции с осуждением данного акта агрессии западной коалиции в отношении Сирии.

Китай данную резолюцию поддержал, но все сильнее впечатление, что Пекин самоустранился от сирийской проблемы и просто наблюдает, как усиливается конфронтация между Россией и Западом. В то же время китайская дипломатия говорит о поддержке режима Асада и уже сейчас столбит за собой место в послевоенном восстановлении этой страны. Из членов ЛАГ (Лиги арабских государств) только Ливан, Ирак и Алжир осудили действия западной коалиции.

Получается, что единственным реальным союзником России в Сирии сейчас выступает Иран и связанные с ним шиитские военизированные формирования, прежде всего ливанская «Хезболла». Не секрет, что именно на иранские формирования и их шиитских союзников из Ливана, Ирака, Афганистана сейчас падает основной груз сухопутных операций по поддержке режима Асада.

Но кто сейчас Иран для России в этом конфликте — союзник или попутчик, цели которого далеки от интересов Москвы? Первый вопрос — зачем вообще Иран участвует в сирийском конфликте? Уже немало писалось и говорилось, что Тегеран боится в случае поражения Асада разрыва так называемой шиитской дуги Иран — Ирак — Сирия — «Хезболла» в Ливане. Это приведет к очень серьезному геополитическому поражению Ирана.

Кроме того, ситуация в Сирии — один из козырей иранской дипломатии в долгом и закрытом торге с США. Сохранение режима Асада в Дамаске и попытка удержать территориальную целостность Сирии — это, пожалуй, все, что объединяют подходы Москвы и Тегерана в этом конфликте. Дальше начинаются расхождения. В первую очередь, это позиция по будущности Сирии и ее территориальному устройству

Москва последовательно поддерживает тезис о необходимости принятия новой Конституции Сирии, которая будет гарантировать широкую автономию сирийским курдам. Это даже при открытом сопротивлении Турции дало бы возможность подключить курдов к астанинскому и сочинскому процессу. Тегеран категорически против и видит послевоенную Сирию сугубо унитарным государством. Такая позиция во многом способствовала уходу сирийских курдов под фактический протекторат США.

Позиция по участию Израиля во внутрисирийском урегулировании. Россия объективно заинтересована, чтобы Израиль фактически участвовал в поиске компромисса по Сирии, возможно, просто не вмешиваясь в этот конфликт.

Иран же рассматривает победу во внутрисирийском конфликте как предтечу нового конфликта с Израилем. Тегеран негласно настаивает на присутствии после войны на сирийской территории иранских военных баз, что категорически не устраивает Тель-Авив. Кроме того, победа в сирийском конфликте кратно увеличит военные возможности ливанской «Хезболлы», что также не вызывает никакого энтузиазма у Израиля. Москве приходится откровенно балансировать между непримиримыми противоречиями между Тегераном и Тель-Авивом.

О важности военного участия Ирана в сирийском конфликте уже сказано, открытое участие Израиля же в этом конфликте кратно уменьшит шансы на политическое урегулирование и может стать катализатором распространения конфликта в Сирии уже на весь регион Ближнего Востока. Кстати, такая перспектива пугает и Вашингтон. И — как ни парадоксально — в отношении участия Израиля в этом конфликте США и РФ занимают схожие позиции.

Тегеран понимает это и по факту блокирует любую возможность диалога между Москвой и Западом по поиску компромисса в Сирии. Иранская дипломатия серьезно опасается, что Тегеран может оказаться лишним в послевоенной Сирии.

Примерно такая же ситуация в отношениях с Турцией. Формально астанинский процесс идет под покровительством тройки РФ — Иран — Турция. Но ясно, что противоречия между Ираном и Турцией в Сирии нарастают. Иран, в отличие от РФ, осудил вторжение турецкой армии в курдский анклав Африн. Проиранские и протурецкие военные прокси-формирования уже открыто ведут вооруженную борьбу в другом регионе Сирии — Идлибе, пытаясь оттеснить друг друга. Москва пытается как-то снивелировать эти противоречия, но делать это все труднее.

Среди российских военных также существует недовольство, что иранские формирования и подчиненные им военные прокси-формирования часто не согласуют свои действия с российскими ВКС, что создает весьма серьезные трудности.

Понятно, что в условиях усиливающегося внешнеполитического давления Россия не может позволить себе публичное выяснение отношений с Ираном. Но все приведенные выше факты просто необходимо учитывать при планировании политики РФ в отношении Сирии.