Чего хочет «пророссийский» Додон: использовать только ПМР или Кремль тоже?

В последние дни президент Молдавии И. Додон развернул бурную публичную активность, которая, однако, сводится преимущественно к разного рода алармистским сигналам, рассчитанным на внешнюю аудиторию. Особенно это заметно на фоне анонсированных им мероприятий — поездки в Российскую Федерацию и встречу с президентом России то ли до, то ли после инаугурации (совсем недавно, как сообщала пресс-служба И. Додона, речь шла о второй половине апреля), а также встречи с президентом Приднестровья В. Красносельским, которую, как заявил Додон, планируется провести 25 апреля с.г.

Как и в сентябре прошлого года, Додон вновь заговорил об опасности втягивания Молдавии и Приднестровья в региональный вооруженный конфликт, причем, по словам Додона, именно Россия станет основным субъектом возможных боевых действий, т.к. «ее спровоцируют и она будет вынуждена защищать граждан РФ». Таким образом, молдавский президент заблаговременно возложил на Россию ответственность за возможное обострение ситуации в регионе, не реагируя при этом на очевидные провокационные выпады со стороны других государств.

Кроме того, приступив к информационно-пропагандистскому сопровождению своих предстоящих встреч, особенно в Москве, Додон вновь обратился к тезису о необходимости сдачи Приднестровья при российском давлении в интересах предвыборной кампании Партии социалистов Республики Молдова (ПСРМ). Додон снова отметил, что только победа ПСРМ якобы может привести к урегулированию «приднестровского вопроса». Додон даже заявил, что только после победы социалистов на парламентских выборах могут быть решены вопросы признания приднестровских документов об образовании, восстановления телефонной связи между Молдавией и Приднестровьем и др. вопросы.

При этом Додон демонстрирует явные признаки политической амнезии: соответствующие договоренности уже достигнуты, причем без его участия. Молдавский президент, видимо, забыл, что еще в прошлом году он самоустранился от ведения результативного диалога с приднестровской стороной, когда проигнорировал инициативу приднестровского президента В. Красносельского направить совместное обращение в адрес действующего председателя ОБСЕ с предложением как можно скорее и без предварительных условий возобновить работу переговорного формата «5+2». Если бы Додон не побоялся взять на себя политическую ответственность, то переговорная работа могла бы возобновиться гораздо раньше, и тогда молдавский президент действительно мог бы записать себе в актив хоть какую-то эффективность в урегулировании.

Додон пытается догнать политический поезд, который сам же упустил. Но сейчас этот вопрос приобрел для него особое значение: в Москве к нему наверняка будут вопросы о том, почему он выпал из «переговорной обоймы». Это и выглядит странным, хотя и в духе Додона: еще несколько месяцев назад, после подписания ряда договоренностей между политическими представителями Молдавии и Приднестровья, он в кремлевско-смоленско-краснопресненских и других кабинетах жаловался на то, что его «выталкивают» из переговоров и что переговоры ведутся за его спиной. Теперь же, когда договоренности оказались рабочими (первые дипломы, выданные Приднестровским государственным университетом, уже апостилированы молдавскими властями, как это и предусмотрено подписанными документами), Додон заявляет, что он после победы на выборах сможет решить уже разрешенные проблемы.

Актуальность переговорной проблематики на встречах в Москве, надо полагать, может быть связана не только с вопросами к эффективности Додона как главы государства и субъекта политического процесса. Не менее существенные вопросы могут и должны быть заданы относительно того, почему «пророссийский» Додон так и не отреагировал на приднестровскую инициативу об обращении к действующему председателю ОБСЕ в тот период, когда созыв очередного раунда формата «5+2» был особенно важен не только для Приднестровья, но и для России. Ведь отсутствие многосторонней переговорной работы означает усиление давления и на Россию, которую пытаются изобразить в качестве стороны конфликта. Москва неизменно заявляла о необходимости созыва раунда, и тут, казалось бы, президент Молдавии — если он на деле хотя бы не враг России — должен был бы выступить в поддержку международных консультаций. Не поддержав созыв раунда, Додон приложил свои усилия для того, чтобы давление на Россию нарастало. Но, похоже, «пророссийскому» Додону это не столь важно. Или же важно, но не так, не для этого и не в той форме, как на это рассчитывают в Москве.

Вообще стоит пожалеть тех представителей России, которые будут вести диалог в Москве с любвеобильным краснобаем Додоном. Им предстоит иметь дело с политическим проектом, который выращен на молдавской политической кухне в качестве «национального блюда». Но оно способно поразить только тех в России, кто давно отвык понимать — где и в каком окружении он живёт — и готов отдаться и отдать интересы России в обмен на пустые, лживые и демагогические «пророссийские» декларации, рассчитанные на неучей и дураков. К сожалению, к изготовлению этого «продукта» приложили руку и очень хорошо известные специалистам российские кураторы Молдавии и Приднестровья, которым теперь, когда провал России в регионе нарастает и становится всё более очевидным, шкурно надо замолчать проблему, словно её нет, уйти от личной ответственности и выдать ползучее уничтожение Приднестровья — полумиллионной части многонационального народа России и 220 000 граждан России в том числе. Что теперь скажут, глядя в глаза этим 220 000 наших сограждан и 500 000 наших соотечественников, которых бессовестно (несмотря на более 90% на референдуме и на выборах Путина) отдают на съедение тупому политическому эгоизму и примитивной политической лжи Додона, — борец за права русского народа Д. О. Рогозин, рафинированные дипломаты во главе с Г. Б. Карасиным и чиновные аферисты и пешки разного калибра?

Хотелось бы задать Додону и его московским фанатам несколько вопросов, ответы на которые могли бы прояснить реальную позицию этого молдавского политика по наиболее принципиальным вопросам, связанным с молдаво-российскими отношениями, со стратегическим будущим Молдавии, с дальнейшими перспективами переговорного процесса. К примеру, хотелось бы получить ответы на такие вопросы:

1. С чем было связано совместное голосование ПСРМ и Демократической партии Молдовы во главе с известным молдавским олигархом В. Плахотнюком, который, по мнению большинства молдавских и зарубежных экспертов, имеет определяющее влияние на внутреннюю политику Молдовы, по изменению избирательной системы Молдавии? Понимал ли Додон, что вследствие перехода на смешанную избирательную систему власть Плахотнюка будет узаконена как минимум на следующий парламентский созыв, а в перспективе — на неопределенный период? Понимает ли Додон, что легитимация власти Плахотнюка на неопределенный период, достигнутая при непосредственном участии ПСРМ, делает практически необратимыми решения молдавского парламента о закреплении западного вектора развития Молдавии в Конституции, о запрете российских СМИ и т.п.

Почему Додон согласился на минимальное количество одномандатных округов, которые в итоге были закреплены за Гагаузией и Приднестровьем? В каких еще одномандатных округах Додон рассчитывает на успех, если даже его родное село Садова присоединилось к декларации о необходимости объединения Молдавии и Румынии (всего в Молдавии к этой декларации присоединилось около 150 населенных пунктов, и их число растет)? Готов ли Додон нести ответственность за эти решения?

2. Что понимает Додон под «нейтральным статусом» Республики Молдова (РМ) и почему в его риторике нейтралитет РМ сводится преимущественно к необходимости вывода российских войск из Приднестровья? Планирует ли Додон отреагировать на заявление президента Украины П. Порошенко, сделанное 12 апреля с.г. в рамках Киевского форума по безопасности, согласно которому президент соседнего государства видит будущее Молдавии в НАТО? Не являются ли заявления Порошенко вмешательством во внутренние дела Молдавии, не требуют ли они реакции со стороны командующего вооруженными силами Молдавии и не противоречат ли такие заявления нейтральному статусу Молдавии? Намерен ли Додон как глава государства четко отреагировать на заявления других руководителей РМ о необходимости фактической ликвидации миротворческой операции? Означают ли звучавшие ранее утверждения о том, что в отношении «приднестровского вопроса» президент, парламент и правительство Молдавии «говорят на одном языке», тот факт, что Додон разделяет мнение о необходимости «трансформации» миротворческой операции? Готов ли в этом случае Додон официально, письменно и публично заявить об отказе Молдавии от ранее взятых на себя обязательств по синхронизации вопросов политического урегулирования и миротворчества, зафиксированных, в частности, в совместном заявлении Президентов России, Приднестровья и Молдавии от 18 марта 2009 года?

3. Какова реальная концепция Додона в отношении молдаво-приднестровского урегулирования? Почему Додон фактически отказался от выдвинутой им же в 2013 году федеративной концепции и теперь исходит из невозможности ее осуществления? Планирует ли ПСРМ публичные мероприятия в связи с предстоящим 15-летием «Меморандума Козака», с обозначением своей позиции? Почему ПСРМ ни разу не вышла с инициативой о пересмотре закона РМ 2005 года, который препятствует урегулированию? Планирует ли ПСРМ отменить этот закон и инициировать референдум об отмене унитарного характера государственного устройства Молдавии в случае победы на выборах?

Планирует ли Додон и в дальнейшем игнорировать приднестровские власти и встречаться только с «удобными» представителями приднестровского гражданского общества? В случае проведения заявленной встречи с президентом ПМР В. Красносельским 25 апреля с.г., способен ли Додон на практике реализовать возможные договоренности? Почему, несмотря на заявления Додона, ситуацию в Объединенной контрольной комиссии в течение 2017 года не удалось в полной мере стабилизировать?

Почему Додон отказался от совместного обращения к действующему председателю ОБСЕ в 2017 году? Будет ли президент Молдавии учитывать реальную ситуацию и договоренности переговорного процесса в своей дальнейшей деятельности? Считает ли Додон необходимым демонтаж переговорных конструкций, где России принадлежит роль посредника и гаранта с последующим вовлечением РФ в качестве стороны конфликта, и понимает ли он, что его прошлогодние действия (вернее, бездействие) могут привести именно к такому результату?

4. В какой форме Додон ожидает участия приднестровских избирателей в выборах? Готов ли Додон обеспечить возможность участия жителей ПМР, имеющих гражданство РМ, в парламентских выборах в РМ на недискриминационной основе? Готов ли Додон в этих целях инициировать прямое взаимодействие между уполномоченными органами сторон, включая уровень центральных избирательных комиссий Молдавии и Приднестровья? Готов ли Додон пресекать возможные провокации с молдавской стороны при организации голосования на сопредельной с Приднестровьем территории?

Понимает ли Додон, что «реинтеграция» Приднестровья в состав Молдавии противоречит ясно выраженному выбору приднестровского народа? Рассчитывает ли в связи с этим Додон на то, что не Молдавии надо убеждать Приднестровье в целесообразности сближения, а всю «черновую» работу, включая давление на Тирасполь в интересах Кишинёва, выполнит Москва?

5. В какой степени Додон рассчитывает влиять на внутриполитическую ситуацию в Молдавии? Готов ли он обеспечить неотвратимость юридической и иной ответственности в отношении лиц, виновных в деградации отношений с Россией? Почему Додон не предпринял никаких усилий для выполнения своих предвыборных обещаний, в т.ч. по организации консультативного референдума? Почему сторонники Додона ни разу не организовали каких-либо массовых публичных мероприятий в поддержку различных инициатив Додона или в знак протеста против ограничения его конституционных полномочий? Почему унионистское движение в поддержку объединения Румынии и Молдовы выглядит наиболее массовым в Молдавии, в то время как публичной активности «пророссийских» или «промолдавских» сил практически не наблюдается? Планирует ли ПСРМ проведение траурных мероприятий в связи со 100-летием оккупации Бессарабии Румынией?

В связи с чем произошел раскол среди сил, которые могли бы претендовать на статус «пророссийских»? Насколько необходима нынешняя публичная перепалка между Додоном и Р. Усатым, тем более что последний призвал своих сторонников голосовать за Додона во время президентской кампании? Почему, несмотря на отсутствие публичной поддержки даже в его родном селе, Додон полагает, что институт президентства является наиболее авторитетным в Молдавии?

Перечень вопросов можно продолжать долго. Хотелось бы надеяться, что хотя бы некоторые из них будут всё же заданы «пророссийскому» президенту Молдавии перед тем, как его подведут фотографироваться рядом с президентом России. Вполне возможно, если эти вопросы будут заданы, то у самого Додона отпадет желание встречаться с российским руководством. Хотя ожидать этого было бы наивным — не для того из Додона так настойчиво «лепили» «пророссийского» политика.

Впрочем, было бы несправедливым задавать вопросы только молдавскому президенту.

Надо спросить и у тех российских чиновников, которые так упорно и бесстыдно продвигают Додона в Москве: почему эти вопросы вообще стали возможны к «пророссийскому» политику? Почему эти вопросы оные чиновники не задают себе, чтобы — привычно клянясь интересами России и гремя медалями, выписанными себе за «пророссийского» Додона, — выйти вон?