Надо заметить, что новогодние чудеса ещё бывают. Вот на русский оказался переведён роман, который написан три десятилетия назад и считается классикой американского «постмодернизма». В его мифологии, например, то, что он был отвергнут 54 раза издателями. Ни больше, ни меньше. Может быть, конечно они и правильно делали, но вот, что я вам скажу, дорогие читатели, эту книжку стоит прочитать любому записному интеллектуалу, вечному студенту, кухонному философу, прожжённому эрудиту — или к таковым себя причисляющим. Почему? Чёрт его знает. Мне книжка очень понравилась, я бы даже сказал, что эта одна из лучших книжек, которую я читал. В уходящем году точно. Хотя она относится к той литературе, которую скорее принято читать, чем перечитывать. Как бы совершить подвиг один раз. И всем хвастаться.

Дэвид Марксон

Отложим чуть-чуть разговор о чём эта книга, но поговорим о том как она. Она написана кроткими рублёными фразами, в несколько неуклюжей казалось бы вёрстке, с нарочитыми пробелами и сдвигами строчек. Это делает её похожей на священное писание, стихи, какие-то сентенции и собственно «Логико-философский тракт» Витгенштейна, в перекличке с которым она и писалась. Безусловно, в этом есть ритмика. Музыка. Мука. Жернова судьбы. Которые мерно вращаются. Я вот тоже пытаюсь писать коротко, но больше, поскольку не всегда знаю, как правильно осложнять предложение, особенно, когда жизнь и так сложна. Стоит ли это делать? Когда можно писать короткими фразами. О бесконечно сложной жизни. Один из американских критиков даже заметил, что это роман написанный «в твиттере», поскольку он состоит из коротких предложений, фактов, утверждений… Иногда про такой стиль можно сказать: ассамбляж, аппликация, звёздочки, кружочки, заметки, фразочки, чёрточки, шуточки… Поэтика потока. Пусть не сознания, а попытки найти смысл… Попытки построить фразу. А из фразы дом. Дом бытия. Где смыл хранится. И чайки, и коты. В доме этом. Или, если угодно, это похоже на столь модную нынче песочную анимацию. Словно бы мы строим что-то из песка, рисуем картинки, и это тут же рассыпается, чтобы вновь обрести форму чуть сдвинувшись. Это Сизифов труд одинокого сознания, которое тщетно стремиться выбраться за свои пределы. Философ. Сумасшедший. Бог. Попробуй разбери… Как сделать шаг на встречу другому из самого себя?

Про что это? Да про всё. Буквально. Как у позднего Джойса. Такую книжку можно читать как интеллектуальную викторину или кроссворд, проверяя насколько вы осведомлены в мировой культуре, развлекаясь ловлей аллюзий и намёков, пониманием утончённых шуток. Запутываясь. Пытаясь найти путь. Много подобного писал поздний Эко. Что может быть прекрасней? Занимались ли вы интеллектуальным бриколажем? Нет? Самое время начать. Как рыться в старом комоде или на помойке у дома академиков. Уж какую-то мысль найдёшь. Перед нами игра в слова, мир, где всё связано со всем через язык. Конечно, здесь есть формальная рассказчица и даже подобие сюжета. (В более человеческом варианте подобный сюжет фигурирует в одном из рассказов Р. Бредбери, где семья обнаруживает себя последними людьми на планете однажды утром). Но здесь не семья даже, а один человек оказывается совершенно одиноким на планете. Без близких, друзей, любви… Остались только слова. Только я мыслю, следовательно… Но что значит мыслить? Я это слишком хорошо понимаю. Невозможность выйти за пределы себя, сознания, речи… Какой простор для интерпретаций. Парочку вы сами легко сможете найти в интернете.

Мне эта книжка показалась бесконечно смешной и трогательной, и лёгкой для чтения. Обычно я почти не улыбаюсь, как и положено мыслителю, который постиг мировую скорбь, но здесь я впервые заметно улыбнулся на странице 131 и даже рассмеялся позже в голос на монологе про «бедных» художников и великих творцов в мире сем. Это, пожалуй, один из лучших трагикомических фрагментов, который я читал в своей жизни. Так мне во всяком случае показалось. Эта книжка, как ни странно, может стать противоядием против «метафизической интоксикации» (любимый диагноз районных психиатров для юношей бледных со взором горящим, которые цитируют всё подряд). В этом мучительном интеллектуальном одиночестве есть надежда на кошек и чаек, на встречу на пляже, вообще на другого… На спутницу в библиотеке в конце концов. Есть тут и формальная прелесть в духе «Упражнений в стиле» Кено, но есть и попытка рассказать историю мира. И вопрос в том настолько ли твёрд язык, чтобы выдержать нас, когда мы пытаемся пройти по нему, как по горящему веревочному мостику, над бездной бессмыслицы и хаоса. Мир как музей утверждений, заблуждений, перекличек, историй, имён и дат… При всём своём формализме роман умудряется нести человеческое содержание, ему можно сопереживать. Например, размышляя о рассказчице. Да и внутри книжки — можно замечать как возникает тема, мотив, образ… Как меняются регистры в рассуждения о менструации или мировой истории… (хотя и то и то начинается с буквы «м»). Есть тут и Борхес и Беккет. Впрочем, б… Хватит умничать. Отложим алфавит.

В отчаянии спасают только очень грустные книги над которыми можно смеяться. Для меня это одна из них. Пусть десятилетиями позже, чем она вышла, но я её прочитал — и это помогло мне скоротать ещё один вечер жизни, став чуть более счастливым человеком. Многим ли этот роман будет столь важным? Думаю, что нет. Исчезающе малому количеству читателей. Почему? Слишком специфические проблемы. К счастью, не все помешаны на книжках и чужих текстах, не все настаивают, что они (и их мысли) пуп мира, а то и сам мир… Ещё бывают нормальные люди. Не нарциссы, а ромашки и одуванчики, кактусы и редиски. Вряд ли эта книга им особо глянется. Разве что только как ненужный по хозяйству интеллектуальный курьёз тридцатилетней выдержки.