Помогут ли в Иране президенту Макрону примерить китель де Голля

В начале следующего года в Иран собирается президент Франции Эммануэль Макрон. Как пишет западное аналитическое издание The Interpreter, он станет первым французским президентом, который после Валери Жискар д'Эстена, побывавшего в Тегеране в 1976 году, окажется в Иране.

С того времени мир, Европа и Ближний Восток очень изменились. В период президентства д'Эстена Франция позиционировала себя в мировой политике в качестве самостоятельной силы и вела активную политику на Ближнем Востоке. Париж тогда осудил израильско-египетское соглашение в Кэмп-Дэвиде и выступил в поддержку антиизраильской линии арабских государств Ближнего Востока, укреплял отношения с китайским руководством и шахом Ирана, оказался организатором серии дипломатических консультаций по системе «Север — Юг». В 1979 год в Иране произошла исламская революция, отношения Тегерана с Западом стали свертываться. В последующем, считает специалист по современной истории из Университета Мейна Амин Элиас, французская дипломатия на бурные события в регионе «лишь реагировала, не придерживаясь четко распланированной стратегии, вела себя практически совершенно аморфно, несмотря на многочисленные громкие заявления, не позиционировала себя в качестве державы, способной принимать активное участие в формировании нового баланса сил на Ближнем Востоке».

Приступил Париж к ревизии своей политики в регионе в связи с началом и развитием кризиса в Сирии, в котором активно задействован и Иран. Французские эксперты связывают это с «пробуждением у Парижа некоторых имперских инстинктов». Там вспомнили, что Франция в начале и в середине 1920-х годов принимала самое активное участие в ликвидации Арабского королевства Сирия, включавшего не только большую часть нынешнего сирийского государства, но также Палестину, которая отошла под контроль Великобритании. В 1922 году Лига Наций подтвердила французский мандат на Сирийскую Федерацию, а в 1926 году Париж разделил Сирию и Ливан. В Сирии была принята Конституция, в 1928 году — избран первый парламент, а в 1932 году — президент Мухаммед Али Бей аль-Абида, с истечением срока полномочий которого была провозглашена независимость Сирии. Важно иметь в виду то, что именно французская администрация сделала в Сирии — по разным причинам — ставку на алавитское меньшинство, выставляя объективно его в качестве определенного противовеса суннитскому большинству.

В последующие времена заложенные французами исторические мины в Сирии «взрывались» то в виде проекта «Великой Сирии», то в виде жесткого внутриполитического противостояния. Однако теперь процесс внутрисирийского урегулирования осуществляется без участия Парижа, причем он уже не раз оказывается в такой двойственной ситуации. В роли гарантов перемирия в Сирии выступают Россия, Турция и Иран. Поэтому для Франции ситуация на этом направлении упущена, хотя ранее она пыталась развалить альянс Дамаск — Тегеран, осуществляя «развороты» в ту и другую сторону. Но это было бы возможно только при условии дистанцирования от Вашингтона, отказа от слепого следования в его фарватере. У Парижа не получилось, о чём свидетельствовали попытки на тот момент президента Франсуа Олланда начинать «писать новую страницу в отношениях с Тегераном». Теперь Франция после смены администрации в США и при новом своем президенте стала демонстрировать (пока еще только) желание, по выражению одного французского эксперта, «открыть на Ближнем Востоке новые для себя реалии».

В этой связи американское издание The Week допускает активизацию политики Франции на Ближнем Востоке взамен «уходящих в изоляционизм США», обозначение Парижем себя как ядерной державы и серьезного игрока. Макрон может бросить вызов американцам по двум позициям: по отношению к соглашению Ирана с «шестеркой» по ядерной программе и отказу присоединиться к американским санкциям против Тегерана. В этом, как считает обозреватель французской газеты Le Figaro Рено Жирар, может реально проявиться заявленное Макроном стремление «перестать равняться на импортированные американские неоконсервативные внешнеполитические доктрины и возврат к голлистскому реализму». При этом президент Франции считает, что «Париж на Ближнем Востоке не должен принимать чью-либо сторону в суннитско-шиитских распрях между Эр-Риядом и Тегераном, а должен выступить в роли посредника», что, кстати, сближает на этом направлении позиции Парижа и Москвы. Плюс к этому и то, что Макрон обозначил постепенное изменение сирийской политики Франции, когда утверждал, что Париж больше не считает уход сирийского президента Башара Асада предварительным условием переговоров.

Объективно — это вызов Вашингтону, который может и дальше саботировать соглашение по ядерной программе Ирана, не говоря уже о политическом восприятии американцами возможного визита Макрона в Тегеран. Что же касается Ирана, то он заинтересован в таком ходе событий, который позволит проводить более маневренную прагматическую политику в регионе. Конечно, болевые точки в отношениях Тегерана с мировым сообществом еще долго будут давать о себе знать, но Иран становится всё более открытым, ориентированным на развитие экономического и социального потенциала страны. Россия при этом также не должна дремать, ведь и ей тоже предстоит сделать непростой выбор — не только на Ближнем Востоке, но и в соседнем Закавказье.