В пятницу, 30 июня, нижняя палата немецкого парламента сделала широкий шаг навстречу прогрессивной общественности и одновременно — прочь от здравого смысла. Бундестаг 393 голосами «за» (против — 226) легализовал в стране однополые «браки». Теперь вопрос должна будет обсудить верхняя палата — бундесрат.

Гвидо Рени. Лот с дочерьми бегут из Содома. 1614

По сути дела, изменится только два обстоятельства: «партнер №1» и «партнер №2» смогут пользоваться льготами при налогообложении (предусмотренными для лиц, состоящих в браке), а также смогут усыновлять детей.

Ангела Меркель голосовала «против». Возможно, потому что она действительно против. А возможно, потому что она рассчитывает оставаться канцлером и ей придется как-то смотреть в глаза главе католической церкви, чья позиция (как и позиция всей католической общины страны) по этому вопросу общеизвестна. Как бы то ни было, ее голос «против» ничего не изменил.

Вопрос о гомосексуальных отношениях еще 15−20 лет назад казался обсужденным и закрытым. С одной стороны, очевидно, что каждый взрослый человек имеет право спать или жить, с кем ему хочется, и не должен нести за свой выбор уголовной ответственности.

С другой стороны, представлялось столь же очевидным, что «пара партнеров» — это не то же самое, что семья. Представлялось очевидным, что представители большинства, имеют полное право не видеть зримых проявлений гомосексуальных отношений. Представлялось очевидным, что вопрос об усыновлении детей не может даже обсуждаться. Ребенку нужны папа и мама, и это не вопрос вкусов или идеологий, а закон природы, и никаких дискуссий по этому вопросу нет и быть не может.

Но в XXI веке мы наблюдаем последовательное расширение «прав» гомосексуалистов и столь же последовательное давление на людей, соблюдающих законы природы. Некоторые видят в этом проявление всемирного заговора гомосексуалистов. Но причина, конечно, в другом.

Христианская картина мира, в том числе и в ее западном (католическом) изводе, исходит из иерархической структуры ценностей. Грубо говоря, есть вещи более важные и менее важные. И если для того, чтобы достичь менее важного, нужно запретить более важное, то такой способ действий считается неразумным.

Оппоненты же полагают, что никакой иерархии нет, что нет более важного и менее важного, а «права» и «свобода» самоценны настолько, что их расширение не должно ограничиваться никем и ничем. Так это звучит в теории, хотя на практике выглядит несколько иначе.

На практике монахине можно запретить вход в хабите (одеянии, которое они не имеют права не носить) в брюссельское официальное учреждение, где планируется обсуждать толерантность (!). На практике канадскую женщину можно приговорить к уголовному наказанию за слова, сказанные беременным женщинам, о том, что аборты — это плохо. На практике можно разрешить гей-парады и одновременно запретить носить крестики поверх одежды. На практике можно отбирать детей у родителей, если они рассказывают собственным детям о том, что семья — это мужчина и женщина.

Уильям Тёрнер. Разрушение Содома. 1805

Свобода — только для «свободных». Нет никакой толерантности и нет никакого равенства — есть последовательное расширение прав тех, кто нарушает законы природы и общественные традиции, и столь же последовательное поражение в правах тех, кто эти законы и традиции соблюдает. Таково логичное следствие «горизонтальной» картины мира, в соответствие с которой право на усыновление может быть у любого (ведь права у всех «должны быть одинаковыми»), а что там с законами природы и психикой ребенка — не ваше собачье дело.

У всех этих безумных общественных процессов есть и еще одна причина: комплекс вины, которые прививается многим европейцам, но немцам, конечно, особенно. По этой логике, если когда-то у кого-то где-то были колонии, то теперь нужно всех впускать, а требовать от впускаемых соблюдения местных правил не нужно. По этой логике, если когда-то гомосексуалистов преследовали чересчур строго, то теперь им нужно разрешить вообще всё.

Переворачивая пирамиду ценностей вверх ногами, европейские политики вытряхивают из собственной культуры и здравый смысл, и природные устои, без которых не будет здорового общества, а заодно вытряхивают и будущее своей собственной цивилизации. В случае с масштабным поощрением всего гомосексуалистского и масштабной борьбой со всем естественным этот отказ от собственного будущего носит настолько буквальный характер, что буквальней уж некуда.