Февраль 1917-го

Читаешь в последние дни сообщения из Санкт-Петербурга и за голову берешься. Грусть и тоска. Прямо какой-то «февраль 17-го» начинается… Только повод другого порядка. Хотя речь идёт о деле очень и очень серьёзном: об отношении общества к Русской православной церкви. И РПЦ к обществу.

Судьба Исаакиевского собора стала предметом серьёзной розни. Значит, не такое сегодня в России отношение к Церкви, как его нам представляют. Скажете, это только в Питере? Соглашусь, что в Москве, других городах, в деревеньке типа той, где я пишу эту статью, протестовать не пойдут. Но многие решение о передаче Исаакия РПЦ не приняли. Немало тех, которые его осудили.

Граница тут, надо сказать, проходит не по вероисповедному принципу: среди противников передачи собора РПЦ есть и верующие люди. Это некоторое время тому назад признал первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Александр Щипков, подчеркнув, что данная проблема носит не религиозный, а политический характер.

Уже сам по себе перенос связанной с православной церковью тематики в конфликтную политическую плоскость — это плохо, но ещё хуже то, что вопрос об Исаакии не стал, а был сделан яблоком общественного раздора. А ведь авторитетные общественные деятели и музейные работники предупреждали: не тот это случай, когда нужно действовать сугубо по закону — в данном случае, по принятому в 2010 году Федеральному закону «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения».

Почему многие наши соотечественники не хотят, чтобы Исаакиевский собор был передан государством РПЦ? Жаба заела? Опять «немцы проплатили»? Или потому что, как говорит председатель Отдела внешних церковных связей Московского патриархата, митрополит Волоколамский Илларион, отказывая музейным работникам в искренности, волну протестов против передачи Исаакия «искусственно нагоняют те люди, которые заинтересованы в том, чтобы сохранить контроль над этим объектом, над его финансами»? Нет. Мне думается, это как раз те, кто не согласился с принятым по Исаакию решением, увидели в позиции и церковных начальников, и чиновников некую, мягко говоря, неискренность.

Представители РПЦ говорят об «исторической справедливости», о том, что «возвращение» собора особенно символично в год 100-летия революции, «после которой собор у церкви отобрали». Так, в частности рассуждает председатель Отдела по взаимоотношениям церкви и общества Санкт-Петербургской епархии РПЦ протоиерей Александр Пелин .

В свою очередь, Союз музеев России проводит историческое исследование, и оказывается, что во времена Российской Империи Исаакиевский собор церкви не принадлежал. Он находился в ведении Министерства путей сообщения и публичных зданий, потом Синод просил передать его в полное ведение церкви, но император Александр II посчитал такую передачу делом опрометчивым и принял решение оставить собор за государством.

В посвящённой этому вопросу справке Союза музеев России приводится мнение известного архитектора, члена Общего присутствия хозяйственного управления Святейшего правительствующего синода Михаила Тимофеевича Преображенского. «Исаакиевский собор, — подчёркивал он в 1911 году, — заключая в себе замечательное художественное произведение по живописи и архитектуре и как выдающееся сооружение церковного зодчества, является крупным памятником государственного достояния, на которое истрачено казною свыше 23.000.000 народных денег и 40 лет труда, а потому и забота о поддержании и сохранении его в должном порядке естественно должна быть в руках правительства…». Стоит, думается, принять его во внимание, когда нас в очередной раз будут пытаться убедить, что сегодня РПЦ «способна обеспечить должный уровень обслуживания собора».

Если же говорить об «исторической справедливости» в более широком плане, и тем более усматривая в возвращении собора РПЦ некую «символичность» в контексте 1917 года и последующих событий, то надо, видимо, обратить свой взгляд не только на саму революцию, но и на предшествующий период.

Означает ли тезис о «восстановлении справедливости», что до революции церковь в России занимала полностью удовлетворявшее её положение? Скорее нет, чем да. Насколько известно, до Февральской революции в России существовала синодальная система. Вряд ли кто-то из верующих будет настаивать на том, что это была «справедливая» система.

Было ли справедливым то, что РПЦ в целом поддержала и сам этот окончательный поворот России в сторону прозападного либерализма и, как часть этого поворота, отречение императора? И тем более, было ли справедливым то, что, когда Николай II с семьёй был по приказу Временного правительства арестован, никто из церковных иерархов или проходивший тогда Всероссийский поместный собор не возвысили голос в его защиту?

Да и вообще, разве не понятно: «восстанови» РПЦ в том же виде и качестве, в котором та существовала до 1917 года, и она вновь в ключевой для родины исторический момент окажется не на высоте положения? Вновь не сможет удержать свою паству в мире и согласии. Не будет высоким авторитетом для народа. Не получит, наконец, его, народа, поддержку, когда она потребуется ей самой.

Тогда был соблазн, в основном, близости к власти. Сегодня к нему добавляется соблазн материального владения.

Упомянутый мною выше протоиерей Александр Пелин притягивает к тезису о необходимости «возвращения» Исаакия РПЦ ещё и тему «кровавых репрессий». Мол, «возвращение собора явится данью памяти всем тем жителям Петербурга (почему только Петербурга? — прим. М.Д.), которые отдали свои жизни в те годы». Странная привязка, как минимум.

Все эти и другие недоговорённости и «передержки» в данном сложнейшем с моральной и политической точек зрения вопросе очень и очень огорчают.

Но есть в обстоятельствах, сложившихся вокруг Исаакиевского собора, ещё один, и гораздо более серьёзный в моем понимании, аспект.

Чиноначальство РПЦ, судя по их выступлениям, считают себя в данном вопросе абсолютно правыми, противников своей позиции — категорически осуждают, всячески стараются «продавить» решение, принятое хотя и законным, но, прямо скажем, авторитарным способом.

«Мы выведем на улицы миллионы», — заявляет известный протоиерей Дмитрий Смирнов. Зачем? Кого из участников такой митинг сделает ближе к Богу? Никого. Только отдалит. И с «противоположной», условно говоря, стороны ещё большее число людей в результате такого действия будет введено в грех розни со своими же соотечественниками. Ещё большее число людей озлобятся. Но ведь вводить во грех — это ещё хуже, чем самому его совершать, это всем хорошо известно!

Да и о каком «добром свидетельстве от внешних» — подчеркну, именно внешних, то есть людей, не принадлежащих к Церкви, — которого требовал для церковных предстоятелей апостол Павел (1 Тимофею, 3:7), сможем мы говорить, если всё-таки решение о передаче Исаакиевского собора РПЦ будет осуществлено несмотря на все уже состоявшиеся и возможные новые протесты?

Крестный ход за мир, а таковой был в воскресенье проведён в Санкт-Петербурге, дело, конечно, хорошее и нужное. Нет мира в российском социуме, и не скоро ещё будет. Но отдалять-то его разделяющими общество инициативами зачем?