Возвращение на родину

Мысль о русской природе белоруса постоянно присутствует на страницах исторических источников. В известном смысле она даже приобретает императивную окраску, когда требуется подчеркнуть национальную особенность коренного жителя на территории современной Белоруссии. Например, в послании киевского воеводы князя Константина Острожского епископу владимирскому Ипатию Потею 21 июня 1593 года по поводу замышляемой унии с римской церковью говорится: «…донести князю великому Московскому и московскому духовенству, какое гонение, преследование, поругание и уничижение народ тутошний Русский в порядках, канонах и церемониях церковных терпит и поносит» [1, c. 64−65].

Появление самих терминов Белая Русь, Черная Русь, Красная Русь, Украина свидетельствовало в то время не о национальной и политической характеристике, а о географической или территориальной.

Употребление различных терминов для характеристики одного и того же явления было следствием территориальной, политической и национально-религиозной специфики Великого княжества Литовского. Так, в территориальном плане нынешняя Белоруссия называлась Белой Русью; с точки зрения национально-религиозной — это уже была Русь, общерусская цивилизация, в которую входили все русские земли, невзирая на их территориальные особенности и политические границы, а в политическом отношении — Литва. Вот почему коренной житель Белоруссии мог одновременно выступать как бы в трех ипостасях: белоруса, т. е. человека, проживающего на территории Белой Руси; того же белоруса в национально-религиозном, цивилизационном аспекте называли русским человеком, представителем русского народа; а того же белоруса в смысле политического определения именовали литвином как подданного Великого Княжества Литовского. Любопытно отметить, что после образования Речи Посполитой, начиная со второй половины XVII века, белоруса в России часто называли поляком на основании того, что он был подданным Польского государства.

Аналогично обстояло дело с характеристикой коренного жителя Московского государства. В территориальном плане он был жителем Великой России, т. е. великороссом. Как подданный великого князя Московского он именовался московитом, представителем народа московского; а с точки зрения национально-религиозной — это был русский человек, ничем не отличающийся от белоруса и украинца. В договорных статьях польского короля Сигизмунда III с московскими боярами 14 февраля 1610 года есть примечательный пункт, где говорится, что «Русским Московским (подчеркнуто мною. — Л.К.) в Польше и в Литве торги мають быти вольные» [1, c. 316]. Тем самым, сами польские дипломаты подтверждают: кроме русских, в Московском государстве были еще русские в Речи Посполитой, т. е. белорусы и украинцы. Само появление белоруса и украинца следует рассматривать, как консервацию древнего русского народа, оказавшегося в чужеземном государстве (Великое Княжество Литовское и Речь Посполитая). Ошибка исследователей, которые говорят о формировании белорусской народности в составе Великого Княжества Литовского как некоем эволюционном процессе, заключается в неосознанной подмене консервации эволюцией. Консервация — это фактически застой, регресс. Эволюция — это прогресс. Только не понимая принципиального отличия консервации от эволюции, можно и вести речь о формировании белорусской народности в ВКЛ. Собственно говоря, никакого формирования белорусской народности в смысле некоего белорусского поступательного развития в Великом Княжестве Литовском не происходило, а наблюдалось явление именно консервации, то есть застоя, стагнации древнерусской народности на территории нынешней Белоруссии. «Иноземное (литовское. — Л.К.) господство консервировало, замедляло развитие общественного строя Белоруссии» [2, c. 322−323]. Находясь в неблагоприятных политических условиях, древнерусская народность не смогла сохранить в чистоте своей древнерусский язык, который подвергся польско-латинскому загрязнению. В итоге возник исковерканный полонизмами и латинизмами язык, который получил название белорусского и украинского. Как признает польский этнограф Вандалин Шукевич, «народ (белорусский. — Л.К.), не имевший возможности пользоваться плодами просвещения, развиваться экономически, отстал в своем развитии и замкнулся в тесных рамках своего быта» [3, c. 253]. Нахождение древнерусской народности в составе Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой препятствовало выходу ее на более высокий уровень социального и культурного развития. В языковой сфере складывалась следующая ситуация: если великорусский язык на основе древнерусского языка шел по линии превращения в великий и могучий, мировой язык, то древнерусский язык на территории нынешней Белоруссии и Украины вынужден был остановиться в своем развитии и архаизироваться или, как выражались старые языковеды, археологизироваться. Эту языковую специфику уловил белорусский этнограф, подполковник Генерального штаба Российской империи Павел Бобровский, который в своих этнографических материалах о Гродненской губернии (1863), характеризуя белорусский язык, выводил его «из древнерусского языка, который из-за сложной исторической судьбы народа здесь как бы застыл, а поэтому сохранился неизменным» [ 3, c. 97]. Территориальные же характеристики Белой Руси и Украины с течением времени были перенесены на коренное население этих земель в качестве этнических признаков. Так возникли белорусы и украинцы, которые и сегодня в наибольшей степени сохранили историческое родство с древнерусской народностью. Белорусский фольклор и полемическая литература ХVI-ХVII веков тому красноречивое подтверждение. На эти исторические обстоятельства, обусловившие консервацию древнерусской народности в составе Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, указал академик Николай Михайлович Никольский, который писал, что «с XIV века древнерусское население, которое жило на современной территории Белоруссии, подпало под иноземное господство, сначала под власть Литовского княжества, а затем, с половины XVI века, под власть Польского королевства» [4, c. 12]. В то же время, говоря о великорусском языке, следует сказать, что это был не только сугубо великорусский язык, ограниченный исключительно великорусской территорией, но также и язык общерусский, в выработке которого принимали участие выдающиеся представители как Великой Руси, так и Белой Руси, и Малой Руси. Не случайно Михаил Ломоносов называл «Славянскую грамматику» Мелетия Смотрицкого «вратами своей учености». На это обстоятельство в своей речи «О единстве русского народа», произнесенной на торжественном собрании Санкт-Петербургского Славянского общества 14 февраля 1907 года, справедливо указал известный русский филолог-славист Антон Семенович Будилович. В частности он отметил, что «на этом языке (общерусском. — Л.К.) написаны не только наши древние летописи, жития святых, поучения, но и слово о полку Игореве», а также другие поэтические и прозаические произведения древней и средней эпох вплоть до Ломоносова» [5, c. 335]. Вот почему великорусский язык как общерусский язык является родным языком как для белоруса, так и для украинца. Белорус по своей этнической, ментальной природе является самым настоящим русским, вековечным русским.

Польско-шляхетское иго на Белоруссии и Украине

Следует отметить, что ни в одной из стран Европы, в том числе и в России, закон не разрешал феодалу приговаривать своих крепостных крестьян к смертной казни. И только в Речи Посполитой постановлением сейма 1573 года польско-литовским помещикам позволялось наказывать своих крепостных «водлуг поразумення свайго», то есть в соответствии со своим разумом и желанием. Это право было юридически закреплено и в Статуте Великого Княжества Литовского 1588 года. («Будет вольно и теперь каждому пану подданного своего подлуг поразумения своего скарать»). Польский гуманист XVI века Анджей Моджевский писал: «Ни один тиран не имеет большей силы над жизнью и смертью простых людей, чем та сила, какую дают шляхтичам законы. Шляхтичи бесчинствуют, убивают горожан и крестьян, относятся до них, как до собак» [6, c. 50]. И когда в газете «Советская Белоруссия» в статье «Критик из золотого века» (18 июня 2015 года), претендующая на белорусскость, Людмила Рублевская резонерствует о демократическом характере Литовского Статута 1588 года, заявляя, что «за убийство простолюдина шляхтича отдавали под суд» [7, c. 12], то это показательный пример того, как нынешние так называемые национально-сознательные историки, философы и журналисты фальсифицируют исторические документы с целью антиисторического отождествления польско-литовской истории с белорусской историей. Действительно, в Статуте 1588 года есть статья, которая говорит о том, что за убийство крестьянина шляхтич должен быть предан суду. Но речь здесь идет не об убийстве своего крепостного крестьянина, а об убийстве крестьянина другого шляхтича. В таком случае шляхтич должен был компенсировать нанесенный ущерб другому феодалу, то есть заплатить так называемую «головщизну». Видный белорусский этнограф, работавший на рубеже XIX—XX веков, отмечал великую историческую роль белорусского народа, который вытерпел «такую чудовищную историю, вынес на своих плечах многовековой католическо-польский гнет, отстоял свою веру и народность от натиска польщизны, остановивши колонизацию русских земель с запада» [8, c. 119]. Поэтому все историко-культурологические усилия всевозможных квазиисториков, направленные на то, чтобы из аббревиатуры ВКЛ вывести некую белорусскую идентичность якобы несовместимую с русскостью, носят сугубо софистический характер. Даже больше. История ВКЛ в их изложении — это не реальная история Великого Княжества Литовского, а антирусская польско-шляхетская пропаганда, направленная на отрицание собственно белорусской истории. Вот почему следует понять, что никакого белорусского национализма в республике не существует. Мы привыкли употреблять привычные понятия, зачастую не понимая, что эти понятия используются совершенно в противоположном смысле. На самом деле под видом белорусского национализма, или так называемого литвинизма, скрывается польско-шляхетская камарилья, цель которой превратить Белоруссию в восточные кресы Польши.

Этой цели предназначена и программа «Восточное партнерство». Смысл программы «Восточное партнерство» заключается в том, чтобы Белоруссия и другие постсоветские члены этого проекта ориентировались на так называемые европейские ценности и, следовательно, на отказ от своей идентичности, от своей отечественной истории и замену ее историей, так сказать, евронатовской. Применительно к Белоруссии и Украине — к отказу от своей общерусской истории и замену ее историей польско-шляхетской и бандеровско-фашистской. Итальянская «AgoraVox» прямо говорит, что Евросоюз «закрывает глаза на все: на бомбардировку беззащитного населения, на ревизионистскую переоценку роли Бандеры и его соратников — кровавых убийц по всей Европе во время Второй мировой войны» [9]. А украинско-канадский центр, находящийся в Торонто, только в Луганский университет поставил 30 тысяч книг, посвященных бандеровцам и другим фашиствующим группировкам [10]. Совершенно ясно, что все эти восточные партнерства, ассоциации с Евросоюзом, евроинтеграции носят сугубо конфронтационный, империалистический характер, поскольку они направлены против России.

К сожалению, в истории наших народов все это уже было. В 1919 году английский военный министр Уинстон Черчилль разработал проект похода 14 государств против Советской России. В тот период это и была программа «восточного партнерства» для осколков Российской империи, которые по недоразумению считались независимыми государствами. Сегодняшнее «Восточное партнерство» — это лишь бледная копия с антирусского черчиллевского оригинала 1919 года.

Цель нынешнего «Восточного партнерства» остается такой же, как и во времена иностранной интервенции против Советской России — крестовый поход на Москву. Под прикрытием лицемерного словоблудия о демократии, европейской безопасности, экзистенциальных европейских ценностях западная военщина и плутократия стремится осуществить нашествие на Россию в своих геополитических интересах, ничего общего не имеющих с интересами белорусского народа. Точно так же, как под прикрытием фарисейских заклинаний о территориальной целостности Украины, США и Евросоюз стремятся создать на Украине профашистское государство в качестве натовского плацдарма против России, что, разумеется, представляет огромную опасность и для Белоруссии. Именно поэтому «Восточное партнерство» является не только антироссийским, но и антибелорусским проектом.

Не следует забывать, что Польша рассматривает «Восточное партнерство» в тесной увязке с вопросами так называемого «нарушения прав поляков» в Белоруссии и взаимным продвижением интересов польской стороны и прозападных партий в нашей республике. Под эту стратегию в Польше уже подведена законодательная база. Так 23 сентября 2009 года польский сейм принял резолюцию об оккупации части территории Польши Красной Армией во время ее освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину 17 сентября 1939 года. Так что своим участием в «Восточном партнерстве» мы объективно признаем право польского правительства рассматривать Западную Белоруссию в качестве оккупированной в 1939 году польской территории. Затягивая нас в свое «Восточное партнерство», Польша, таким образом, набрасывает петлю на шею белорусской государственности. И никакое переформатирование «Восточного партнерства» с обычной политики к более тесному конкретному сотрудничеству, основанному на решении экономических проблем, не устранит угрозы превращения Белоруссии в восточные кресы Польши. Подобные аналитические эвфемизмы лишь свидетельствуют о школьническом сознании и профессиональной неподготовленности белорусского экспертного сообщества, не выработавшему в себе такого необходимого качества как добрая воля, благодаря которому приобретается умение предвидеть, что и как надо делать, чтобы принести пользу стране. «Восточное партнерство» — это своеобразный троянский конь, который был сконструирован в польско-шовинистических кругах, чтобы затащить его в Белоруссию и взломать цивилизационную основу белорусского общества. Осенью 2015 года президент Польши Анджей Дуда обратился к польскому обществу с предложением готовиться к «возврату восточных территорий» [11]. И хотя его предложение касается Западной Украины, но необходимо помнить, что в восточные крессы Польши входила и Западная Белоруссия.

Беречь общерусскую культуру

Важно отметить, что после русской революции 1917 года, пытаясь оправдать свои вожделения на исконно русские земли, польская шляхта сконструировала ложный этнический аргумент. Она убеждала западную общественность, что белорусы не русские, а «белые ruteni». Но, как справедливо указывал Александр Волконский, «rutenus есть не что иное, как искажение слова «русин» и, следовательно, синоним слова «русский…» [м. 5, c. 85].

Непонимание специфики формирования белорусского самосознания лежит в основе фальсификаторского тезиса о русификации белорусского народа в досоветский и советский периоды. Польский этнограф Петр Зубович в 1909 году приоткрыл тайну, что понимала польская шляхта под русификацией. Оказывается, под русификацией она понимала противодействие государства полонизации белорусов. Так Петр Зубович резко критикует политику царского правительства, потому что после воссоединения Белоруссии с Россией здесь наблюдается постоянное отступление от польской культуры, cтремление до нивелирования и ликвидации польского влияния. И при чем здесь русификация белорусского языка? Можно с уверенностью утверждать, что вопрос о белорусском языке не является ключевым для формирования белорусской идентичности. Данные социологических исследований показывают, что число граждан республики, считающих своим родным языком белорусский или русский приблизительно равно. В то же время, хотя белорусами себя называют более 80% жителей страны, большинство наших соотечественников в повседневной жизни пользуются русским языком. Признавая себя белорусами, они в то же время считают своим родным языком русский. Тем самым опровергается выдумка русофобов о русификации белорусского народа, подтверждается специфика белорусской идентичности, которую нельзя подвести под шаблоны исторического словаря. Это и выражается в том, что русский язык — это не иностранный язык, а такой же родной язык для белорусов, как и белорусский. Это выражается и в том, что русский народ — это не иностранцы, как например, французы, немцы или поляки, а родной для белорусов этнос. Причем важно понять, что русский язык был родным языком для белорусов и в досоветский период. Поэтому ни о какой русификации белорусского народа не только в ХХ веке, но и даже в XIX веке не может быть речи.

Подтверждение этой бесспорной мысли можно видеть в языковой политике польского правительства в Западной Белоруссии в 1921—1939 годах. Так, в секретной записке полесского воеводы В. Костек-Бернацкого министру внутренних дел Польши в январе 1937 года указывается, что «не может быть и речи о том, чтобы в течение ближайших 10 лет учителем на Полесье был белорус или даже местный полешук. Учитель-полешук православного вероисповедания чаще всего русифицирует местное население, вместо активной учительской деятельности для пользы Польши» [12, c. 154]. А в аналогичной секретной записке белостокского воеводы Г. Осташевского от 23 июня 1939 года говорится: «Сознательный белорусский элемент придерживается прорусской ориентации. В первом ряду стоят здесь древние русские симпатии… Мы должны одолеть древнюю белорусскую культуру» [12, c. 182].

Таким образом, даже идеологические и политические недруги России, говоря о том, что белорусский учитель русифицирует местное население, тем самым объективно признают тот очевидный факт, что для нашего народа не существовало проблемы выбора между белорусским и русским языками, поскольку последние для белорусов были одинаково родными языками, а белорусская культура, основывающаяся на древних русских традициях, рассматривалась как неотъемлемая часть общерусского культурного мира.

Поэтому традиционная истерика «белорусизаторов» о так называемой русификации белорусов вызвана не заботой о развитии белорусского языка, а совершенно другими соображениями. Какими? Под предлогом возрождения родного языка преследуется цель противопоставить белорусский язык русскому, зачислить русский язык в разряд иностранного наподобие английского и немецкого, т. е., лишив русский язык всякого упоминания о его родстве с белорусским языком, тем самым противопоставить белорусов и русских друг другу как совершенно разные народы, которые не имеют ничего общего между собой. «Белорусизаторы» не дураки, они понимают, что для отрицания этнического родства белорусов и русских необходимо именно отрицание русского языка как родного для белорусов. Зачем это делается? Чтобы осуществить вековую мечту всех русофобов — путем разъединения наших братских народов разрушить нашу общерусскую историю, нашу общерусскую цивилизацию с целью реализации их программы «Натиска на Восток», будь это крестовые походы немецких рыцарей, агрессивная политика против Руси и православия польской шляхты, «жизненное пространство» фашизма или современное продвижение НАТО на Восток. Все это — составляющие части одной и той же геополитической программы. Имя этой программы — русофобия. И «белорусизаторы» в этой геополитической борьбе являются обыкновенными русофобами, а не деятелями белорусской культуры.

Вся их возня вокруг возрождения белорусского языка — это имитация, пыль в глаза доверчивой публике. Ибо, изгоняя русский язык из категории родного для белорусов, «белорусизаторы» тем самым делают белорусский язык незащищенным, производят над ним операцию кастрации. В чем это будет выражаться? Сначала «белорусизаторы» переведут белорусский язык с кириллицы на латиницу, чтобы ликвидировать даже визуальное родство белорусского и русского языков, а затем этот уже наполовину кастрированный белорусский язык доведут до полной кастрации, нашпиговав его всевозможными полонизмами. Так что от белорусского языка останутся рожки да ножки. Ни для кого не секрет, на таком белорусском языке наш народ уже не будет способен не только писать, но и разговаривать.

Парадокс заключается в том, что попытка подобной кастрации белорусского языка в нашей истории уже была. Напомним о деятельности в 1920-е годы такого «белорусизатора» как академика Белорусской академии наук Язэпа Лесика. Будучи автором учебников по белорусскому языку и активно участвуя в создании белорусского литературного языка, Язэп Лесик предпринимал все меры, чтобы противопоставить белорусский язык русскому, как можно дальше отдалить белорусский язык от родного ему русского языка. Всякое заимствование в белорусский язык из русского (в том числе даже научно-технической терминологии) Язэп Лесик объявлял недопустимой русификацией. В своих публикациях он выступал против употребления белорусскими писателями и учеными даже извечно белорусского слова, если оно хотя бы внешне совпадало с русским словом.

Вместе с тем Язэп Лесик охотно включал в белорусский литературный язык всевозможные полонизмы. Усилиями Лесика и других аналогичных «белорусизаторов» белорусам навязывался такой «белорусский» язык, который для них был абсолютно непонятен. Такая «белорусизация» мешала, а не помогала белорусам получить образование на родном языке. Да и чего можно было ожидать от этих русофобов, которые в свое время посылали благодарственную телеграмму германскому кайзеру Вильгельму II, где выражали благодарность ему за освобождение Белоруссии «от тяжелого гнета, господства чужого, издевательства и анархии». Эти «белорусизаторы», потеряв последние остатки стыда и совести, заявляли, что «независимость Белоруссии может быть обеспечена только в союзе с Германской империей».

Таким образом, под видом возрождения белорусского языка современные «белорусизаторы» реализуют давнюю иезуитскую программу: сменить ментальность белорусской интеллигенции, превратить ее хотя бы на первоначальном этапе, так сказать, в литвинскую. Что касается белорусского народа, то и тут «белорусизаторы» действуют, как иезуиты. Главное, считают они, чтобы интеллигенция отказалась от своей русскости, а народ никуда не денется. Как прикажут ему, так и будет. Но такая «белорусизация» есть ничто иное, как программа ликвидации белорусского народа и Белоруссии. Вот что проповедует в своих стихах «белорусизатор» Владимир Некляев, который еще совсем недавно хотел быть президентом Белоруссии: «Нет никакой Белой Руси, а есть Великая Литва!» [13]. И это говорит политик, который якобы собирается защищать государственность и независимость Белоруссии. Какие еще нужны доказательства, чтобы убедиться в том, что за всей этой мнимой белорусскостью скрывается польско-шляхетский шовинизм!

Ведь должно быть понятно, что если отдельные люди и могут сменить свою национальность, стать, к примеру, поляками или немцами, то весь народ это сделать не может именно по причине невозможности превратиться в другой народ. Такая ситуация в истории вела лишь к исчезновению самого народа. Посмотрите на судьбу полабских славян — лютичей, ободритов и других. Стали ли они немцами? Нет, они исчезли из истории, как народы. Хотя, разумеется, отдельные представители полабских славян идентифицировались в качестве немцев. Вот почему в реальности «белорусизаторы» ведут дело не к возрождению белорусского языка и белорусской культуры, а к ликвидации как белорусов, так и Белоруссии. Вот почему важно понимать, что русский язык — это не только родной язык для белорусов, но это тот язык, который выполняет функцию главного гаранта сохранения и укрепления белорусской идентичности. Поэтому всякое противопоставление белорусского и русского языков, попытка зачислить русский язык в категорию иностранного языка для белорусов будет вести к утрате этнического самосознания нашего народа и к ликвидации самого белорусского языка и белорусской культуры.

В 1110 году ходил богомольцем в Палестину «Русьскыя земли игуменъ Данiилъ». Пришел он к королю Балдуину и поклонился ему. Подозвал его к себе «с любовью князь Балдвинъ» и спросил его: «Что хощеши, игумене рускый?» И попросил Даниил позволения поставить у гроба Господня «кандило за русскую землю». Согласился король, и в великую субботу поставил Даниил кандило. И засветилось кандило за русскую землю. Это относится и к общерусской святой Евфросиньи Полоцкой, которую так называемые «белорусизаторы» зачисляют в разряд исключительно белорусской подвижницы, хотя в то время не было еще ни белорусов и ни Белоруссии. Красноречивое тому подтверждение жизнь этой великой общерусской святой. В 1173 году Евфросинья Полоцкая отправилась к Гробу Господню в Иерусалим, и там умерла. Мощи ее были перевезены в Киев и погребены в Киево-Печерском монастыре — главной общерусской усыпальнице.

Отрицать принадлежность Белоруссии к общерусскому миру — значит отрицать собственную белорусскую историю. Можно сказать, не дорожит своей русскостью лишь тот, кто отказывается от своего цивилизационного родства и от сознания личного достоинства. Фактически это означает отказ от своих гражданских прав.

Литература

Акты Западной России. — СПб., 1851. — Т. 4.

Белоруссия в эпоху феодализма. — Минск, 1959. — Т. 1.

Беларусы: У 8 т. — Т. 3. — Гiсторыя этналагiчнага вывучэння / В.К. Бандарчык. — Мiнск, 1999.

Никольский Н.М. Происхождение и история белорусской свадебной обрядности. — Минск, 1956.

Украина — это Россия. — М.: РИСИ, 2014.

Абецадарскi, Л. У святле неабвержаных фактау. — Мiнск, 1969.

Рублевская, Людмила. Критик из золотого века / Советская Белоруссия. — 18 июня 2015 г.

Романов, Е.Р. Материалы по исторической топографии Витебской губернии. Уезд Велижский // Памятная книжка Витебской губернии за 1898 г. / Е.Р. Романов. — Витебск, 1898.

Итальянское СМИ «Agora Vox»: Украинские нацисты на пороге Европы // http: www. kprf. ru / international / ussr / 141 905. html (дата доступа: 24.04.2015).

Канада доставила в Луганск 30 тыс. книг о бандеровцах // http: www. regnum. by / news / 1 917 656. html (дата доступа: 22.04.2015).

Комитет 17 сентября учрежден в Белоруссии // http: www. materik. ru / rubric / detail (дата доступа: 23.09.2016).

Польша — Беларусь (1921−1953). Сборник документов и материалов. — Минск, 2012.

«Няма нiякай Белай Русi, а ёсць Вялiкая Лiтва». Някляеу прачытау вершы у цэнтры Мiнска // http://www.news.tut.by/society/503959.html (дата доступа: 12.07.2016).