Гибель всерьёз: Двойное сальто с турника

Это очередное интервью, где я пытаюсь поговорить о культуре с неожиданной стороны. Сделать кульбит. Мои собеседники — это люди, которые парадоксально совмещают разные жизни и выходят за границы собственных и чужих стереотипов. Сегодня мы дадим слово тем, кто обычно остаётся за кадром. В частности единственному паркуристу, в честь которого назван элемент паркура. Уже в начальной школе я всегда завидовал мальчикам, которые умеют драться, прыгать с заборов, материться и быть весёлыми, но добрыми хулиганами. Встречайте сегодняшнего героя — Евгений Обухов. Сейчас он востребованный кино-каскадёр. Он располагает к себе, тот редкий случай, когда я общаюсь с собеседником на «ты», поскольку нам так удобней. Как обычно, я публикую сокращённую стенограмму разговора. Убирая только некоторые слишком эмоциональные места. Женин язык не отличается излишней литературностью, что простительно человеку, который буквально бегает по потолкам. Женя в модной кепке и толстовке, и полон энергии. Мы встретились в кафе на проспекте, чтобы поговорить обо всём.

Дмитрий Тёткин. Начнём со смертей. Такая печальная тема. Понятно, что это есть в разных видах спорта. И в каком-нибудь там мотокроссе. Но всё-таки в настольном теннисе меньше шансов умереть.

Евгений Обухов. Ну, я над этим очень много думал, если честно. Почему, как. Ну, первое, почему идут на риск — это ради славы. Для некоторых… Как, скажем, мы разговаривали насчёт Паши (друг Евгения трагически погибший несколько лет назад, при исполнении очень рискованного трюка на крыше — Д.Т.), он такого характера был. Он был в душе воин. И человек преследует некоторые цели. Некоторые это воинственно делают. Ради славы. Ради того. У всех по-разному это. Много экстремалов, которые приходят в спорт, любой экстремальный спорт. Сейчас модно. Как это называется? Комплекс неполноценности. Он всё пытается показать я, я, я… У многих это просто «путь воина» какой-то, знаешь…

Д.Т. Скольких ты знаешь лично, которые травмировались сильно или умерли?

Е.О. Пятеро.

Д.Т. Это вызывает у тебя скорее уважение или печаль?

Е.О. Да, печаль, естественно. Не уважение. А печаль. Грусть.

Д.Т. Всё-таки. Мы привыкли восхищаться бегущим гепардом. Сильным человеком. Грациозным. Расскажи немного про то, как ты понимаешь «паркур», «фриран» и вообще какие-то экстремальные направления. Что это такое? Спорт? Философия? Или какой-то адреналиновый наркотик? Расскажи немного про этот мир. Потому что я, например, про это ничего не знаю. И конечно спасибо, что согласился пообщаться. Очень интересно от тебя, как профессионала, что-то узнать.

Е.О. Раньше это была, как философия. Мы в детстве это поняли. Ну, в начале «ямакаси». Бегать, прыгать с крыши. И потом философия была такая красивая: «Нет границ, есть препятствия». И мы такие дети — всё. Начинали этому следовать. И добиваться своих целей. Но согласись, я просто очень много знаю паркуристов, которые сейчас и в Лос-Анджелесе, и в Нью-Йорке, и все они из России! То есть люди до сих пор этому следуют, что нет границ. И все довольно взрослые, но я просто наблюдаю, как эти слова на человека повлияли. И они стали просто какими-то могущественными. Я не знаю. Тот же Эрик Мухамедшин, Байт, Вацлав. Вот…

Д.Т. А сколько лет вообще это существует? И очень коротко мировую историю паркура. Буквально в нескольких предложениях. Что это? Как это возникло? Связано ли это с преодолением полосы препятствий у пожарных? Или это вообще какая-то другая история. Откуда корни?

Е.О. Всегда над этими вопросами думаем. Для некоторых это «ниндзя». У Беля, его отец — пожарный. У кого-то там просто «фриран», такой Себастьян Фук был. Они друзья были с Белем. Есть ещё такой интересный Сирил Рафаэлли. Это такая банда была на съёмках, то есть начиная с фильма «13 район». Рафаэлли очень многое вложил именно в то, что сейчас называют «фриран». То есть, я не помню, как это раньше называлось, когда они на улице просто сальто прыгали, трюки показывали. О бетон падали. Ломались. Что-то там придумывали интересное. Как каскадёры такие уличные были. А получается, что Себастьян Фук этому название дал. Хотя то же самое, что делал Сирил Рафаэлли. И Бель в принципе прыгал сальто, то есть… Себастьян Фук дал как будто. Я не могу это правильно сформулировать. То есть, все одним и тем же занимаются. А сейчас это просто коррупция какая-то. То есть ребята ставят площадки, пытаются на этом деньги заработать.

Д.Т. Ну, есть какие-то направления, да, где очень много акробатики, почти как просто обязательная программа выступлений, то есть там хореография разрабатывается, да, а есть просто человек бегущий по городу. Что это за разновидности, жанры?

Е.О. Сейчас объясню. Раньше у нас представление было у моего поколения. Давно было. Мы представляли это так. Бегать по крышам. Карабкаться на здания. Оп — прыгнули. Поэтому мы так с другом рекорд-то и поставили.

Д.Т.. Расскажи пару слов про этот рекорд.

Е.О. Ну, как рекорд. Это не рекорд. Это почему-то люди его так называют. «Рекорд». «Шестой прыжок» какой-то. Откуда-то это информация начала литься. Я не знаю. Я просто этим занимался и всё, мне неинтересно было, рекорд или нет.

Д.Т. Что это было и как?

Е.О. Это просто искусство было. Лично от меня. Это был просто прыжок. Больше ничего. Я проснулся. С утра меня будит друг говорит: «Ну что, Жека, пойдём сделаем» Я говорю: «Ну, конечно, пойдём». Конечно, это всё было заранее подготовлено. Но то есть, время пришло — всё, пойдём. Я встал — пошёл, сделал. А из этого раздули не знаю что. Там первые каналы какие-то. Ну, это всё мой друг делал, естественно. Там телевидение. Меня это тогда напугало, конечно. Такое мероприятие. Все мужики с камерами на тебя смотрят. Стоишь, думаешь: «ни фига себе». А до этого прыжка я в принципе ещё хлеще прыжки делал. Для себя. То есть он не такой был грандиозный, хотя я там и промахнулся немного, когда выпрыгнул. Я летел и попадал на бетон, этот кусочек. Если бы матов не было, я наверное бы лучше приземлился, честно говоря, потому что я бы уже подсознательно знал, что я лечу на бетон. А когда прыгаешь и думаешь, что ты летишь на маты, а ты летишь на бетон. Как-то это в голове всё так смешалось.

Д.Т. Но сейчас паркур стал в России коммерческим делом?

Е.О. Да, естественно. Сейчас нет такого. Сейчас перед ними конкретно стоят цели. Какие-то площадки. По песочку прыгают. А беготни крутой как раньше наблюдалось — нет. Ну, сейчас есть «руферы». Но это не паркур, это забираться на здания. На одной руке висеть. Я не считаю, что это нормально. Хотя и мои прыжки, и моих пацанов прыжки — это тоже можно назвать — «ненормально». Но я сам по себе человек верующий. Для меня это в детском возрасте была такая борьба воина какого-то непонятного. И мои друзья также в принципе думали всегда. Борьба с самим собой. Преодолеть себя. Вот так. Хотя такими вещами преодолевать, конечно, не надо. Но в детстве кто бы мне это объяснил бы.

Д.Т. Постепенно это привело тебя в профессию?

Е.О. Ну да, уже тогда я подсознательно, когда ребята просто прыгали сальто, я уже подкладывал доски, прыгал о них спиной, то есть видел что взрослые мужики делали опять же Сирил Рафаэлли. Вот раньше он тоже самое делал. Он сам сочинял всякие трюки. Он падал. Падал на спину. Так. Так. Я тоже повторял это.

Д.Т. Если это не коммерческая тайна, расскажи про примерные заработки каскадёра.

Е.О.(смеётся) Мне кажется, что если я расскажу, то меня больше в кино не позовут никогда.

Д.Т. Ну, у меня нет задачи вникать в тайны и секреты и разоблачать кого-то… Мне интересна именно твоя творческая составляющая.

Е.О. Ну, вот я говорю — к каскадёрству я не совсем отношусь, как к профессии, для меня это, как искусство падений, всех этих вещей… И я повторил уже. Сейчас я не могу себя ни в коем случае назвать каскадёром, потому что это большое слишком слово, когда у меня будет знание, когда у меня будет много чего, это пройдут большие года какие-то там… Как я занимался паркуром, прошло лет пять и я не мог себя назвать полноценным паркуристом, потому что у меня был ещё опыт такой… Спустя там десять лет я уже сказал, да, я освоил базу конкретно паркура, я очень много прошёл… у меня большой опыт в этом. Д, а какие-то там элементы я не научился супер, но…

Д.Т. Например?

Е.О. Так стой. А что я не умел-то делать? С турников я не совсем хорошо сальто прыгал. Потому что до какого-то момента там что-то было… Нет, я двойные сальто с турника прыгал… Я не помню, что я плохо-то… Не научился. (смеётся)

Д.Т.. Ну, начнём с того, что хорошо. Какие это собственно базовые элементы: это «лендинг», «ролы», всяческие перевороты?

Е.О. Ну, это слишком просто, если паркур брать, то такие элементы все были выполнены. Это всё сейчас сделается сразу… В плане акробатики, да. Но и сейчас не делают тройные, четвертные сальто на бетон и на газон там… Много чего ещё интересного не сделано. Но я такие интересные дары в паркур внёс. Мне с одной стороны очень приятно, когда-то очень давно — восемь лет назад я сделал сальто… Заднее сальто. Как тебе объяснить-то? Ты забегаешь на стенку (показывает на пальцах), ты забегаешь на стенку и делаешь заднее сальто туда… И только сейчас спустя восемь лет или сколько ребята начали это пробовать делать, благодаря моему другу Эрику, он назвал это сальто в честь меня, ходил прикалывался: «Жека говорит, мы назовём это сальто в честь тебя — евгенер». Многие его так называют «евгенер» ‑ и в Америке, и в Европе, некоторые думают, что это «Эрик — гений», некоторые, что Евгений… Ну, я считаю, что это Эрика элемент и мой элемент… Мы его придумали вместе. Он запустил его в мир, а я его открыл.

Д.Т. Паркур — это такая уличная рэп, хип-хоп история? Или необязательно совершенно?

Е.О. Абсолютно у всех всё по-разному. Ты тоже отметь это, что мы с другом внесли это. Прямо отметь. Эрик Мухамедшин и Евгений Обухов внесли этот элемент в мир. Мы умрём, а он будет жить.

Д.Т. Здорово. Не каждый может этим похвастаться… Возвращаясь к искусству: куда ты дальше будешь двигаться, что тебе интересно? Будут ли это боевые искусства, или это именно «каскадёрство»?

Е.О. Нет, это кино… Естественно, это с детства начиналось, когда Джеки Чан… Когда ты на это смотришь. У него были интересные такие моменты. Я не совсем, конечно… У меня совсем нет кумиров, мне просто нравится энергетика этого человека. И в кино он там и постановщик и тот, и этот. Сколько он кино этого наштамповал. И он показывал, в принципе, каскадёра, который мне нравится. Просто весёлого парня, который что-то там дерётся, сражается… Нет, вот этого зла, знаешь… Вот сейчас голливудские фильмы смотришь, там слишком много зла. А в этом человеке видно — свет, энергию, чистоту… То есть, и поэтому он столько прожил, и живёт. Потому что он чист. Он с чистыми мыслями это делает. И так же, как любой трюк. Хочешь ты сделать невероятное супер-сальто какое-то…Если ты с чистой головой это будешь делать, с чистыми мыслями — ты обязательно это сделаешь. Ну, в России у нас ребята часто ходят: «а кто у нас лучше, а кто у нас лучше». Я сейчас интересный момент расскажу, я как-то шёл и думал, а кто у нас самый главный каскадёр-то? И смотрю, стоит памятник Гагарину. И думаю, вот он — каскадёр. Он был в СССР, он залез в эту консервную банку и улетел. Нам есть, чем гордиться. А не то, что кто-то сальто прыгнул. Вот этот человек на самом деле подвиг сделал. А то, что экстремалы мы — да это детский садик в принципе.

Д.Т. У тебя были ещё какие-то свои взгляды и свои режиссёрские идеи по поводу сказок. Если не секрет, то расскажи что это за…

Е.О. Я хотел сказки делать с экстремальным уклоном. Я пытаюсь начать это делать. Вроде получается, а вроде не получается… В некотором царстве появляется некоторый экстремал. С таким уклоном. Я пытаюсь что-то там снимать. Ну, как естественно, если я начал этим заниматься, что что-то получиться. Что-то из этого выплывет, какая-то картинка.

Д.Т. Ну, вообще преодоления препятствий есть ведь в разных областях — собственно военная, армейская полоса препятствий…

Е.О. Я что-то слышал, что во Франции или где-то уже стали применять паркур в полиции. Естественно, поколение растёт и начинает понимать, что это, в принципе, хорошая вещь, которую можно использовать реально.

Д.Т. Полицейские просят, чтобы их обучали?

Е.О. Да-да. Конечно, и начали это внедрять потихоньку. И так же у нас. И киноиндустрия потихоньку будет. Хотя говорят: «у нас в России плохая киноиндустрия». Неплохая. Просто зелёный свет, когда молодым начнут давать. У нас очень талантливые ребята. И когда многие слышали — они спиваются, снаркоманиваются. Вот когда у нас будет больше зелёного света, тогда будет результат. Мы Голливуд бы уже давно засняли. У нас очень талантливые все. И могли бы много чего сделать на самом деле.

Д.Т. А какие вообще твои вкусы в кино или в литературе, в театре? Кто тебе интересен? Кто для тебя сейчас интересен? Кроме Джеки Чана.

Е.О. Джеки Чан — это детская любовь. Меня вообще всегда серьёзные тематики интересовали. Я вообще даже как-то об этом здесь говорить не хочу. (смеётся). Не знаю. Мой один из любимых фильмов это «Остров», монах какой-то живёт на острове. Я всегда задавался вопросом. В экстремальных тусовках, кстати, любят говорить про религию. Мне всегда, кстати, было интересно — почему монах ушёл от всех людей, и он молится? Сложить как-то в своей голове. Потому что для меня это тоже было как-то странновато. Как он это сделал вообще? И вот такие фильмы тоже впечатляют, нравятся…

Д.Т. А как складывалось твоё собственное образование, то есть ты учился где-то или это была улица?

Е.О. Всё улица. Полностью. Всё тренировались сами. Сами делали. Да, какая-то база там была. Вот я могу про первую нашу банду рассказать. Это интересная история. На паузу нажмём. Она тебя или шокирует или сильно понравится. (Диктофон на пару секунд выключается. Я узнаю, что в юности на ребят сильно повлиял фильм. Включаем запись)

Д.Т. Просто не рассказывай ничего, что может бросать тень с точки зрения закона. Или авторских прав. Всё остальное можно рассказывать.

Е.О. Допустим. Я расскажу. Это правильно с одной точки зрения. Ладно. Потом посмотрим публиковать это или нет. Но когда мы начали заниматься в детстве конкретно, то есть, после просмоторов фильма «Ямакаси половина моих друзей начали заниматься, как говорится (нецензурно), ну это была малолетка. Их посадили на малолетку. Кончилось это всё вот так. Разбойными нападениями какими-то, короче.

Д.Т. У рэперов тоже?

Е.О. Да, это такая тусовка своеобразная. Но я говорю, мы с тобой на эту тему общались. Когда стоит взрослый мужик… Мне тоже всегда нравилась группа «Onyx». Мы на них росли. И когда взрослый мужик стоит машет. И вся его аудитория — это дети. И он стоит им рассказывает, кто такие «мусора». Как-то это странновато смотрится. Так же, как пропаганда наркоты. Ну, в принципе это улица, да… Это их дело, кто приходит, слушает это всё. Не знаю как правильно. Это каждого личное дело. Но когда перед ними стоит ребёнок, и ему рассказывают это всё… Это ненормально. Ладно мы стояли взрослые, ну, как взрослые — 25 лет. И мы стояли в баре, и там травили какой-то смешной про милиционеров анекдот. Рэперский какой-то.

Д.Т. Если это уместно — расскажи пару слов про травму.

Е.О. Это была тусовка, как тусовка. Приехал в родной город. И просто джемили пацаны. (прим.: Джем — в джазовой музыке, некоторых видах танцев, например, «контактная импровизация» — сессия импровизации, встреча практикующих в свободном формате) Что-то я на эмоциях там. Есть такой элемент «фляк». То есть, когда прыгаешь, можно его вперёд делать, можно назад. Я слишком высоко подпрыгнул. И ударился. И с этого момента у меня что-то с головой стало происходит странное. Я за собой начал замечать странные вещи. Странную ерунду начал говорить. И всё. А это киста оказалась. Начала расти. Я просто стал сходить с ума. Заканчивалось чуть ли не психушкой, как говорится. Пока я ни дошёл, МРТ ни сделал, ни начал пытаться взять себя в руки и лечиться. Я боялся матери рассказать, что просто я с ума сошёл. Многие это замечали: не могли понять, что это такое. Я там и ангелов, и демонов собрал, естественно. Ну, как-то разобрался с собой. Страшно, конечно, было. На тот момент — не понимал, что страшно. Ты, как дурачок. Говорят головой ударишься, будешь потом фигу показывать. Примерно со мной это и было. Я ещё и «подбухивал» вот, можно сказать, фигу и показывал. Но это тоже опыт. Все мы, как говориться, когда-то умрём. Из-за чего-то. Что-то случиться. Но у меня есть опыт. Как с этим бороться. Если у кого-то что-то произойдет подобное я хоть могу сказать, что в этот момент лучше делать.

Д.Т. А какие чаще всего трюки приходится выполнять? Падения с высоты? Драки? Работа с лошадьми?

Е.О С лошадьми я ни разу дела не имел вообще. Я именно на этой специфике: прыжки с высоты. Драки я начал ставить сейчас: взрываться начал недавно. У меня больше акцент на это, выпасть откуда-то.

Д.Т. Но вот сегодня, как ты понимаешь профессию «постановщика трюков»? Что самое главное? Зрелищность? Сложность? Монтаж? Количество рискованных элементов?

Е.О. Какой интересный вопрос! Я над ним тоже… Может быть, быстро не совсем правильно ответить.

Д.Т. Это не экзамен. Просто на этом этапе.

Е.О. Понял. Понял. (пауза) Последний раз я наблюдал, как наш постановщик интересную очень роль играл в этом всём. Он не совсем был просто, как человек, который поставил трюк. Он был… Как назвать-то? Постановщики объединяются. То есть, все кто находится на площадке это большой коллектив. Это не то, что вот он поставил супер-трюк. Он во всём этом процессе. Да он конкретно свою роль знает. Он знает, что вот будет «поединок». Но сам этот «поединок» — он такую маленькую роль играет в этом процессе. Небольшую он роль играет. Я не знаю. А то, что я наблюдал, что наш Саша делал. Посмотрели. С режиссёром обговорили. Ага. Хуже-лучше. Тот там пробежал. Нет, наверное. Вот там. Нет, наверное, вот этот. И вот эта постановка происходит. Не в том моменте, где мы каскадёры падаем, а именно процесс съёмки. Постановщики договариваются.

Д.Т. А какие-то смешные истории были в практике? Что-то забавное? Курьёзное. Про трагические мы уже поговорили. А смешные бывают?

Е.О. Смешные? Да, было. Вот недавно было на тросу меня кинуло (смеётся) Кто будет летать? Я. Я даже не успел узнать что! Я просто сказал: «я». И всё — полетел. Я один раз так прилетел. Что думал, что больше не встану. (смеётся) А я до этого это ни разу не пробовал.

Д.Т. Давай вернёмся к улице. А что ты думаешь про уличные граффити? Их нужно запрещать? Или им нужно давать какое-то отдельное место? Или наоборот, это круто?

Е.О. Нет, зачем? Как это объяснить. Вот примерно я так скажу. В этом в принципе, если рисунок красивый — в этом же ничего плохого нет. Смотря конечно, где он нарисован в каком месте. Это какой-то азарт у них. Я не знаю. Но как говориться, если ты напакостил, тебя поймали, то получай по заслугам. А он же не ворует, он всё хочет показать что-то. Вот Дэнси у них знаменитый художник есть. У граффитёров. Они все на него ровняются. Многие граффитёры. Я слышу Дэнси. Дэнси. Он же тоже такой был весь в андеграунде. Весь изрисовался. Мне, допустим, нравится. Даже, если у меня будет красивый дом и нарисует на нём какой-то граффитчик. Я буду очень злой. Я буду его искать, и если я его поймаю — он будет оттирать это обязательно. Но я не буду его из-за этого наказывать особо.

Д.Т. Придётся зарабатывать на дом теперь. Когда опубликуем.

Е.О. Ну, да (смеётся)

И через пару минут мы прощаемся, и он исчезает в толпе, чтобы готовиться к новым трюкам и радоваться жизни. А я ухожу к своим книжкам с лёгкой завистью к тем, кто делает двойное сальто с турников и умеет улыбаться.