Долго еще Кремль готов мириться с головотяпством и расточительностью в ДФО?

8 августа 2016

Время чтения 8 мин

Провальная реализация «Программы развития Дальнего Востока и Забайкалья» привлекает к себе внимание российской общественности не намного меньше, чем допинговый скандал или президентские выборы в США. Эффективность выполнения в 45,5%, о чём писало ИА REGNUM, является своеобразным вызовом здравому смыслу. Справедливая критика со стороны экспертного сообщества, массмедиа, гражданского общества и представителей федеральных структур имеет полное основание для существования, однако, стоит взглянуть на упомянутую программу с исторической перспективы.

Алексей Иванов ИА REGNUM

Перспективы в тумане

Так или иначе, вопрос о комплексном развитии Восточной части России остро стоял и в последние годы существования СССР, и в постсоветской действительности.

Постановление правительства Российской Федерации от 15 апреля 1996 года за номером 480, рассматривающее «экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Забайкалья на 1996−2005 и до 2010 года», по сути, реанимировало программу развития от 1987 года. Уже тогда были поставлены задачи по опережающему развитию восточных регионов страны, повышению уровня социального развития, увеличению глубины переработки полезных ископаемых, обновлению парка машиностроительного оборудования и экономической интеграции в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). Основной целью предполагался экономический рост за плановый период в 250%. Названный документ действовал до 1991 года и, в силу меняющихся политического ландшафта и экономических условий, не был реализован в полной мере. Тем не менее темпы промышленного роста и улучшение социальных условий были выше, чем за предшествующую пятилетку 1981−1985 гг.

К 1996 году, когда после распада Советского Союза руководство государства пришло к пониманию того, что кроме решения текущих задач необходимо устанавливать и стратегические цели, благо положение дел внутри страны позволяло заняться долгосрочным планированием. Объём инвестиций, предполагаемый для реализации конкретных планов упомянутой программы с 1996 по 2000 год, декларировался порядка 220 миллиардов рублей. Реально же за этот период было инвестировано около 40% от указанного объёма денежных средств. При этом большая часть финансирования пришлась опять же на решение текущих задач: борьба с инфляцией, сохранение имеющейся инфраструктуры и выплат бюджетникам. Всё это происходило на фоне спада промышленного производства, снижения доходов населения и деградации социальной сферы.

К началу 2001 года страна вошла в очередную социально-экономическую реальность. Восстанавливались темпы экономического роста, увеличивался объём производства, федеральный бюджет наконец-то стал профицитным. Состояние экономики вполне соотносилось с политическими запросами Москвы, которые предполагали повышение значимости Российской Федерации на международной арене. Это, в свою очередь, увязывалось с активизацией государства в Северо-Восточной Азии (СВА) и в Тихоокеанском регионе в целом. Поэтому Дальний Восток России виделся федеральному центру как единый проект, требующий устойчивого развития на долгосрочную перспективу.

Радужные перспективы несколько омрачались тем, что фактически были исчерпаны возможности эксплуатировать достижения советского периода, в Восточной части РФ был неразвит финансовый сектор и продолжался отток населения, ухудшавший и без того плачевную демографическую ситуацию. Возможно поэтому программу развития Дальнего Востока и Забайкалья с 2001 по 2013 год двадцать пять раз редактировали (согласно данным портала «Техэксперт»), чтобы увязать содержание с быстро меняющимися реалиями.

Если до 2010 года основным двигателем экономики региона рассматривался природно-ресурсный сектор, то в дальнейшем в планы добавлялось развитие глубокой переработки полезных ископаемых, транспортной системы, сферы услуг. «Фонд развития Дальнего Востока и Байкальского региона», учреждённый в ноябре 2011 года, и Министерство Российской Федерации по развитию Дальнего Востока (Минвостокразвития), созданное в мае 2012 года, казалось бы, должны улучшить ситуацию в восточных регионах, но на деле вырисовывалась обратная картина. Упомянутые ведомства постепенно стали объектом жесткой критики со стороны всех заинтересованных наблюдателей. Недостаточно внятное распоряжение выделенными средствами, которое привело к снижению плановых индикаторов, привело к тому, что уже в 2016 году финансирование программы было урезано на 40%, а экспертное сообщество в голос завопило о крахе правительственных планов.

Тем не менее очевидно, что не стоит восклицать как анекдотическая блондинка: «Ой, всё!» За последние тридцать лет (жизнь целого поколения, с одной стороны, и небольшой исторический промежуток, с другой) сделано немало, в том числе и за 2000-е годы. С другой стороны, исходя из Федеральной целевой программы (ФЦП), которая была пересмотрена в очередной раз в 2015 году, предполагается дальнейшее финансирование значимых проектов на российском Дальнем Востоке в среднесрочной перспективе до 2020 года. И если в текущем году планируется освоить 46,7%, то в последующие годы расходы выглядят следующим образом: 2017 год — 51 миллиард рублей, 2018 — 47,4 миллиарда рублей, 2019 год — 43,9 миллиарда рублей и в 2020 году — 45,8 миллиарда. Где же здесь крах? Заявления, дающие однозначно негативную оценку ФЦП, несколько сгущают краски.

Возможности, которые были отпущены в «тучные двухтысячные», в значительной мере были упущены. Реализация проектов в рамках программы в следующее десятилетие XXI века продолжалась в духе времён благоприятной экономической конъюнктуры, то есть с весьма пренебрежительным отношением и к установленным срокам и к освоению денежных средств. Причём уместно говорить об этом, не только рассматривая пресловутую коррупционную составляющую, но наблюдая заурядное головотяпство и бестолковую расточительность.

Сложившаяся ситуация позволяет утверждать, что в основе развития Дальнего Востока ещё лет десять будут лежать финансовые потоки из федерального бюджета и большинство регионов останутся дотационными. В силу политической значимости восточных территорий для Кремля, те или иные проекты по развитию дальневосточных регионов будут непрерывно генерироваться столицей. В этой связи можно предположить, что Москва в любом случае будет готова к той или иной степени неэффективности освоения средств на местах, то есть принимать определённый объём коррупции и казнокрадства. Таким образом, на сегодняшний день и на ближайшее будущее главным вопросом в отношении реализации программы становится то, насколько федеральный центр готов мириться с распылением государственных вложений.

Исходя из вышеизложенного, возможно, если более детально рассмотреть приведённый в начале статьи «процент неэффективности» во временном коридоре с 1987 года по сегодняшний день, то этот показатель уже будет на уровне КПД парового двигателя, то есть не более 15%. Если Александр Галушка со товарищи и его предшественники могли себе это позволить, то может ли государство и общество терпеть подобное и впредь, когда ссылаться на перманентные реформы уже смешно, а «тучные времена» уже позади?

Естественно, решения в случае нецелевого или не ффективного финансирования есть, и они находятся в досягаемости лиц, принимающих решения, и гражданского общества. Это и правовая сфера, дающая необходимые рычаги для контролирующих органов, это и общественный контроль, который не позволит «руке руку мыть». К этому можно отнести и оценку состояния дел со стороны крупных российских и зарубежных инвесторов. Они вряд ли сделают какие-либо шаги даже в сторону безусловно выгодных проектов, если будут постоянно наблюдать неразбериху на институциональном уровне. В конце концов, это просто давление экономической необходимости: пусть сегодня государство сможет мириться с подобным «индексом неэффективности», но завтра уже будет не в состоянии, даже если захочет. Если подобные меры до сих пор не «включены» или используются не вовремя и не к месту, остаётся единственный вопрос, которым задаются герои классических детективов: кому это выгодно?

Россия сегодня, несмотря на все внешние и внутренние проблемы, находится в гораздо более выгодных условиях, чем это было в девяностые годы. И тем более будет обидно, если те инструменты развития, о которых говорил полпред президента РФ на Дальнем Востоке Юрий Трутнев: территории опережающего развития, государственно-частное партнёрство, «дальневосточный гектар», транспортные и иные инфраструктурные проекты, а также возможные законодательные преференции будут медленно тонуть в воровстве, разгильдяйстве и глупости в духе Салтыкова-Щедрина. Может, действительно, как говорит полпред, «чиститься» раньше надо.

Как сообщало ИА REGNUM, сводный доклад о ходе реализации и оценке эффективности государственных программ по итогам 2015 года был представлен Минэкономразвития в правительство РФ. Эффективность реализации программы «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Забайкалья» оценена на 45,5%. Это наихудший результат в рейтинге эффективности госпрограмм, реализуемых на территории Российской Федерации. При этом выделенные на развитие Дальнего Востока и Забайкалья деньги были освоены почти полностью — на 97%. Финансирование программы в 2015 году из разных источников составило 33,6 миллиарда рублей. Причинами неэффективной реализации программы называется в том числе снижение объёмов обрабатывающих производств и экономическая неуверенность инвесторов.

Практически следом за этим заместитель гендиректора Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона Михаил Полковов заявил, что в настоящее время в кабинетах правительства РФ ведутся разговоры о возможном присоединении Бурятии и Забайкалья к ДФО. Государство прилагает большие усилия и выделяет много денег на развитие Дальнего Востока, и от присоединения Забайкальского края и Бурятии к ДФО выиграют все эти территории, так как получат больше ресурсов и льгот, считает Полковов.