Ботнический залив сегодня. Российской империи нет, Созданная ею государственность Финляндии есть

Русско-шведская война началась при дружественных и партнерских отношениях официального Петербурга и Парижа. Завершалась она уже в совсем другой обстановке.

2 февраля 1808 г. Наполеон предложил Александру план действий против Швеции и похода в Индию через владения Турции: «Армия в 50.000 чел., франко-русская, быть может, несколько австрийская, которая направится через Константинополь в Азию, не дойдет еще до Евфрата, как Англия затрепещет и бросится на колени пред континентом. Я твердо стою в Далмации, Ваше Величество — на Дунае. Через месяц после того, как мы уговоримся, армия может быть на Босфоре. Удар отзовется в Индии, и Англия будет порабощена. Я не отказываюсь ни от каких предварительных условий, необходимых для достижения столь великой цели». 1 марта эти предложения обсуждались послом Франции в России ген. Арманом де Коленкуром во время аудиенции у императора. Подобного рода планы не интересовали Петербург, который прежде всего хотел добиться от Наполеона отказа от притязаний на Дарданеллы. Александр I не хотел оказаться «в менее выгодных по сравнению с нынешними условиях». Париж отказывался обсуждать планы раздела Турции. В результате 1(13) марта Наполеону было сделано предложение рассмотреть планы относительно Турции и Индии в Эрфурте.

Русско-французские отношения формально оставались союзническими, но тем не менее постоянно ухудшались. Союзники требовали компенсации практически за любой шаг, сделанный каждым из них в своей «зоне ответственности». И Париж, и Петербург стремились не допустить расширения влияния партнера по Тильзиту. Это создавало практически нерешаемые проблемы. Например, даже присоединение к России занятых ее войсками Дунайских княжеств император Франции связывал с расширением своих владений в Германии и, прежде всего, за счет Пруссии. Париж по-прежнему планировал увеличить территорию Варшавского герцогства за счет Силезии, что, естественно, было неприемлемо для Петербурга. До определенного времени все эти противоречия можно было рассчитывать обсудить и найти для них компромиссное решение, но они стали гораздо более опасными для сотрудничества двух императоров, когда к ним добавилось искреннее взаимное недоверие.

Первым действительно серьезным облаком на небе русско-французского союза стало вмешательство Наполеона в испанские дела. 5 мая 1808 г. в Байонне было подписано франко-испанское соглашение об отречении Бурбонов от испанского престола. По иронии судьбы самую активную роль в этом сыграл вызванный из Петербурга предшественник Коленкура — ген. Савари (удачно сочетавший в себе качества дипломата и военного, тот делал все, что мог, для укрепления русско-французского союза, но ничего не помогало. Визиты Савари в Петербурге натыкались на закрытые двери, никто не общался с человеком, который был связан с делом герцога Энгиенского). В марте 1808 г. Карл IV Испанский отрекся в пользу своего сына Фердинанда, но позже под давлением маршала Мюрата объявил свое отречение вынужденным и обратился к арбитражу Наполеона. Тот пригласил на переговоры отца и сына, где вынудил Фердинанда отказаться от своих прав в пользу отца, а Карла — отречься от престола в пользу императора Франции при условии сохранения целостности, независимости королевства и господства католической церкви. Карл IV вместе с семьей получил «убежище» во Франции — замок Компьен. Александр I был возмущен этими событиями.

Так как наполеоновская Франция к этому времени достаточно глубоко увязла в Испании, куда французы вторглись после ареста испанской королевской семьи (военные действия на Иберийском полуострове потребовали от Франции значительных военных усилий — количество французских войск, задействованных там, иногда доходило до 370 тыс. чел., а общие потери французов превысили 40 тыс. чел.), а Австрия очевидно готовилась к реваншу, то Наполеону опять и как никогда ранее потребовалось соглашение с Россией. Его посол в России маркиз де Коленкур перед новой встречей императоров сделал предложение о разделе османских владений в Европе — России предлагались Дунайские княжества и Босфор взамен на ее согласие на переход Дарданелл и западной части Балканского полуострова к Франции. Наполеон явно стремился использовать восточный вопрос для того, чтобы поднять заинтересованность в русско-французском союзе в Петербурге. Частично это ему удалось, хотя Александр и не верил его обещаниям относительно Проливов. Уезжая в Германию, император написал своей сестре Великой Княгине Екатерине Павловне: «Бонопарте думает, что я больше ничего, как дурак. Смеется хорошо тот, кто смеется последним. Я же полагаюсь на Бога!»

Следует отметить, что против этой поездки протестовало ближайшее окружение Александра I. Чарторыйский подал записку, в которой предостерегал императора от развития союза с Францией. «Я думаю, — писал он, — что Ваши теперешние отношения к французскому правительству кончатся для Вашего Императорского Величества самым гибельным образом. У Наполеона только одна цель, которую он преследует беспрерывно с тех пор, как управляет Франциею, — эта цель состоит в том, чтобы унижать, порабощать и уничтожать все существующие правительства для того, чтобы его собственная власть и его династия стали непоколебимыми. Он не может не желать унижения России. Это государство не может не внушать ему недоверия. Пока Россия будет подчиняться его желаниям, пока она будет помогать исполнению его планов, — он, может быть, оставит ее в покое. Но с минуты, когда он заметит противодействие с ее стороны, он постарается сломить ее открытою силою. Затруднительнее и досаднее всего, в нашем положении, то, что, уступая во всем воле Наполеона, Россия служит лишь интересам этого завоевателя; она увеличивает его средства и уменьшает в значительно большей пропорции свои собственные; она лишает себя возможности противустоять Наполеону; когда он со временем заблагорассудит нанести ей последний удар; последнее же он не замедлит сделать, как только будет уверен в успехе».

Не менее категоричной была и вдовствующая императрица Мария Федоровна, опасавшаяся, что в Эрфурте ее сына может постигнуть судьба испанской королевской семьи. Она указывала на гибельные для России последствия ее участия в континентальной блокаде: «Так как произведения страны остаются у нас на руках, денежных оборотов более не происходит и, следовательно, рудники, заводы, мануфактуры падут; само государство, вследствие потерь таможенного дохода, видит свои средства значительно уменьшившимися, а между тем расходы постепенно растут под влиянием обстоятельств, одновременно угнетающих и деревенского жителя, и дворянина — одним словом, нет сословия, которое не страдало бы, не было бы отягощено». Саму встречу с Наполеоном Мария Федоровна считала позором: «Убедитесь, дорогой Александр, что все в нашем государстве, которые уважают, любят Вас и которым дорога Ваша слава, носят в своем сердце величайшую печаль об этом свидании, которое чернит Вашу репутацию и кладет на нее неизгладимое пятно, за которое когда-нибудь даже грядущие поколения будут упрекать Вас, каково бы ни было Ваше дальнейшее царствование… Не оскорбляйте Вашего народа во всем том, что для него священно и дорого в Вашей Августейшей особе, признайте его любовь в удрученном настроении данной минуты и не преклоняйте добровольно своего чела, украшенного прекраснейшим из венцов, перед кумиром счастья, но кумиром проклятым настоящим и грядущим поколениями; остановитесь на краю бездны».

Каким бы тяжелым ни было настроение Александра, он все же отправился в Эрфурт (Тюрингия), где с 15 (27) сентября по 2 (14) октября 1808 года состоялась его встреча с Наполеоном. Внешне все обстояло прекрасно. Город был переполнен войсками и высокими гостями самых разных рангов. Население Эрфурта выросло в 3 раза. Его 20 гостиниц были переполнены, частные дома — тоже. Император французов встретил своего союзника на правах хозяина за городом, они обнялись и дошли пешком почти до городских ворот, где, к радости обывателей, сели в открытую коляску и въехали в Эрфурт. Каждое утро Наполеон приходил навещать Александра, и они общались по 2−3 часа. Обстановка была торжественной, встречи — помпезными, Наполеон ходил в орденской ленте Андрея Первозванного, Александр — Почетного Легиона, с лица русского монарха не сходила улыбка. Император французов был подчеркнуто любезен со своим гостем, его паж с удивлением записал: «…Он употребляет все усилия, чтобы понравиться».

В ходе переговоров 30 сентября (12 октября) министрами иностранных дел России и Франции — Н. П. Румянцевым и Ж. Б. де Шампаньи сроком на 10 лет была заключена секретная союзная конвенция. Франция признавала права России на Финляндию, Молдавию и Валахию и даже обещала оказать вооруженную помощь своей союзнице в случае, если присоединение Дунайских княжеств вызовет протест со стороны Австрии или Англии. Со своей стороны и Петербург признавал новый порядок в Испании. Вновь возникла проблема Пруссии. В 1808 г. Наполеон, в конце концов, решил начать выводить войска из Пруссии, так как они были ему нужны для войны в Испании. Но даже это передвижение французов должна была оплатить прусская казна. Первоначально речь шла о сумме 194 млн франков, которые Наполеон согласился сократить до 140, а потом, пойдя навстречу просьбе Александра, до 120 млн. При этом три прусские крепости на Одере — Штеттин, Кюстрин и Глогау остались в руках французов. За уступки, сделанные на юге и севере России, Наполеон ожидал обещания поддержки в случае войны с Австрией.

Еще в конце августа 1808 г. Александр I убеждал Коленкура в том, что он твердо выскажет Австрии свое негативное мнение насчет войны с Францией. Австрийская подготовка к ней давно уже не составляла секрета для Петербурга, а русский посол в Вене практически одновременно с императором (и следуя его же инструкциям) заверял австрийцев в дружеских чувствах своего монарха, что весьма повышало решительность Вены. Впрочем, Александр отнюдь не стремился поддерживать воинственные настроения Габсбургов, он все еще надеялся на возможность оттянуть этот конфликт. Причина была простой — император не верил в победу австрийцев. В крайнем случае, если война стала бы неизбежной, наиболее желательным для России вариантом стал бы тот, при котором инициатором военных действий выступила бы Франция, а не Австрия, что дало бы возможность Петербургу уклониться от участия в войне. Вена довольно ясно была извещена об этом в сентябре 1808 г.

Встреча в Эрфурте внешне выглядела блестяще. В качестве гостей Наполеона были приглашены короли Саксонии, Вюртемберга, Баварии и Вестфалии, 27 герцогов и князей Рейнского союза. Прибывшие монархи соревновались за благосклонность хозяина Европы, надеясь получить от него кусочек владений соседа. Из Парижа прибыло несколько театральных трупп. Постановки драм и балетов следовали за парадами, и наоборот. Два императора демонстрировали искренность своей дружбы Европе. Наполеон всячески подчеркивал свое уважение гостю и союзнику, во всяком случае, на людях. Во время личных встреч он прибегал к другой тактике и иногда резко менял поведение. Однажды император французов в гневе (настоящем или напускном) бросил на пол свою шляпу и начал топтать ее ногами. На его собеседника это не произвело никакого впечатления. Александр ответил: «Вы вспыльчивы, а я упрям. Со мною ничего нельзя поделать при помощи гнева. Будем говорить и рассуждать или же я ухожу». Представление было немедленно закончено.

Александр I снова обещал Наполеону помощь, но в несколько неопределенной форме. Переговоры велись в крайне тяжелой обстановке, оба императора уже не доверяли друг другу и не хотели уступать. «И государи, и министры, и оба двора, — вспоминал их участник Арман де Коленкур, — начали скучать и уставать от всех парадов, а в особенности от бесконечных споров. Споры между императорами часто принимали резкий характер. Наполеон пробовал быть ловким, уступчивым, обаятельным, порою настойчивым и, видя, что он не может ничего добиться от своего противника, все время остававшегося в очерченном им для себя круге, два раза пробовал рассердиться. Но это средство ничего не изменило в решениях Александра, а так как вспышки гнева со стороны Наполеона были скорее дипломатической хитростью, чем действительным порывом, то он быстро успокаивался и возвращался к более мирному тону».

Может быть, благодаря тому, что Александр хорошо понимал склонность Наполеона к игре, а тот, в свою очередь, не заходил в ней слишком далеко, переговоры не закончились безрезультатно. Императоры договорились о совместном обращении к правительству Великобритании с предложением о заключении мира, при непременном условии признания перехода к России Финляндии, Молдавии и Валахии, а испанского престола — к династии Бонапартов, что и было сделано 12 октября 1808 г. (в декабре того же года Лондон отказался принять данные условия). В случае неудачи этого обращения предусматривалось совещание императоров о совместных военных действиях против Англии. При этом так и не удалось достигнуть соглашения относительно вопросов, чрезвычайно важных для безопасности западных границ России. Наполеон отказался полностью вывести войска с территории Пруссии, дать обязательства не способствовать расширению границ Великого герцогства Варшавского и прекратить усиление польской армии. Эрфуртская встреча стала апогеем русско-французского сотрудничества, его падение с высшей точки началось также в Эрфурте. Это был компромисс, который уже никого не устраивал.

В ходе встречи Талейран, уволенный в 1807 г. с поста главы французского МИДа и участвовавший в переговорах в качестве дипломатического советника, начал оказывать русской стороне конфиденциальные услуги. Он делал это через посредство чиновника русского посольства во Франции — Нессельроде. На тайной встрече с Александром I Талейран заявил: «Государь, зачем приехали вы сюда? Вам надлежит спасти Европу, а Вы достигнете этого, только ни в чем не уступая Наполеону. Французский народ цивилизован, его государь не цивилизован. Русский государь цивилизован, его народ нет. Следовательно, русскому государю надлежит быть союзником французского народа. «Практически сразу же по окончании переговоров Александр I лично известил короля прусского и императора австрийского о результатах переговоров, подчеркнув в письме к последнему свое желание сохранить целостность его владений. Уже в конце января 1809 г. подозрения Наполеона привели Талейрана к опале. Его положение при Дворе было утрачено, жизнь его спасло только то, что император французов так и не смог получить доказательств своих подозрений. Вскоре в секретную переписку с Талейраном вступил Александр I, получивший таким образом в Париже весьма ценный источник информации.

Австрийцы весьма опасались того, что Наполеон предложит России присоединение Восточной или Западной Галиции, а им — обмен этих провинций. Заявление о целостности владений Габсбургов, последовавшее сразу после Эрфурта, в какой-то степени успокоило эти тревоги. Тем не менее положение было весьма сложным и опасным и 4 (16) октября русский монарх лично инструктировал своего посла в Вене А. Б. Куракина: «Я трудился над тем, чтобы сохранить мир между Австрией и Францией. Я попытаюсь добиться мира между Англией и всем континентом. Я выяснил кое-что относительно того, чего мне следует ожидать от войны, к которой меня принудили турки и Швеция. Да будет мне позволено считать, что я выполнил свой долг по отношению к империи, которую доверила мне милость Божья. Ее благоденствию подчинены все мои мысли и все мои действия». Очевидно, что в первом, да и во втором достижениях своей политики император не был полностью убежден и поэтому особенно сильно нуждался в прекращении хотя бы одной из четырех войн, которые ему пришлось вести (с Англией, Персией, Турцией и Швецией). Об этом его просили и австрийцы, которые накануне решающего сражения с Францией готовы были пойти так далеко, что даже согласиться с присоединением к России Дунайских княжеств, чтобы иметь за своей спиной дружественную русскую армию.

Именно после возвращения из Эрфурта, Александр I, в ожидании неизбежного столкновения Наполеона с Австрией, потребовал ускорить завершение шведской войны. В декабре 1808 г. на место Буксгевдена, которым после заключения перемирия, был очень недоволен император, был назначен генерал Б. Ф. Кнорринг. Александр вообще недолюбливал Буксгевдена, к тому же против него активно интриговал Аракчеев. Смена была неудачной — Кнорринг был лично храбрым человеком, который не любил брать ответственность за принимаемые решения на себя. К тому же именно шведам удалось максимально использовать передышку, и после перемирия они добились ряда частных успехов, особенно важных для повышения морали войск и страны.

Впрочем, шведам так и не удалось добиться перелома. К концу года Финляндия была очищена от шведско-финских войск, на 1(13) января 1809 г. численность русской армии достигла уже 42 439 чел. Тем временем под руководством и наблюдением графа А. А. Аракчеева, при участии генерала Г.-М. Спренгтпортена 19 ноября (1 декабря) 1808 г. было выработано «Положение об учреждении главного правления в Новой Финляндии», вводившее новое управление в крае — при власти генерал-губернатора учреждался комитет из 12 выборных членов, одну половину из которых составляли дворяне, другую — представители «прочих сословий». Комитет ведал военными и внутренними делами, юстицией, финансами и коммерцией, делопроизводство велось на «языке страны». «Положение» признавало необходимым созвать в ближайшее время «генеральное конституционное собрание».

1(13) февраля 1809 г. Кнорринг получил приказ императора завершить войну переходом через Ботнический залив для того, чтобы перенести военные действия на территорию собственно Швеции и создать угрозу ее столице. Новый главнокомандующий сомневался в успехе наступления через ненадежный лед залива, и 12 (24) февраля император вновь повторил свое распоряжение, заканчивавшееся грозным предупреждением: «Нерешительности с Вашей стороны тут не могло никакой быть. Указ мой от 1 февраля ясен, и Вам следовало его исполнить. При сем копию сего прилагаю. Я привык требовать точности исполнения моих повелений и не люблю их повторять. Надеюсь, что в последний раз Вы к оному меня принуждаете». Кнорринг был лично храбрым человеком, который не любил рисковать при принятии решения, его назначение трудно было назвать удачным.

В качестве наблюдателя к Кноррингу был отправлен генерал граф Аракчеев.1(13) марта 1809 г. армия под личным предводительством Кнорринга начала движение через Ботнический залив тремя колоннами, главной из которых командовал П. И. Багратион. Гарнизон Аландов состоял из 6 тыс. солдат и 4 тыс. вооруженных жителей, в экспедицию против них было отправлено 16 977 чел. Переход проводился в тяжелейших условиях, но тем не менее закончился удачно. 2 (14) марта Багратион занял Аландские острова, уничтожив местный гарнизон и захватив 3 тыс. пленных и 30 орудий. Кроме того, были захвачены большие склады с самого разного рода запасами, включая 10 тыс. новых ружей английского производства. Сопротивления практически не оказывалось — жители разошлись по домам, части войск удалось уйти на шведский берег.

Тем временем в самой Швеции начался кризис власти. Занятие русскими войсками Финляндии, их вторжение собственно на шведскую территорию — все это привело к низложению Густава IV Адольфа. Король становился все более непопулярным. Когда для продолжения войны он приступил к выпуску ассигнаций и введению чрезвычайного налога в 5 млн риксталеров, недовольство стало всеобщим. Для преодоления финансового кризиса Густав IV обратился за помощью к английскому посланнику и даже попытался прибегнуть к реквизиции 2 млн риксталеров в банке, но было уже поздно. 1(13) марта 1809 г. группа офицеров при поддержке прибывшего в столицу корпуса шведской армии совершила государственный переворот. Король был арестован, власть перешла к регенту — герцогу Карлу Зюдерманландскому.

Русские войска продолжали наступление. Для перехода в Швецию по льду Ботнического залива между Або (фин. — Турку) и Ништадтом (фин. — Уусикаупунки) в 5 колоннах было сосредоточено 15,5 тыс. пехотинцев и около 2 тыс. кавалеристов под командованием Багратиона. Их первой целью были Аландские острова, где им удалось нанести поражение, окружить и принудить к сдаче шведский гарнизон (около 6 тыс. солдат и 4 тыс. вооруженных жителей). Переход был хорошо подготовлен — войска снабжены полушубками, валенками и другими теплыми вещами. Все необходимое везли за ними в санном обозе. Вслед за Аландами наступил черед центральной Швеции.

В ночь с 6 на 7 (с 18 на 19) марта 1809 г. командующий авангардом генерал-майор Я. П. Кульнев отдал своим подчиненным приказ: «Бог с нами! Я пред вами; князь Багратион за вами. Поход до шведских берегов венчает все труды наши. Сии волны истинная награда, честь и слава бессмертная… Море не страшно тому, кто уповает на Бога. Отдыхайте, товарищи!» 7(19) марта отряд Кульнева — 3 эскадрона Гродненских гусар и 3 сотни казаков — вступил в Грисельгам в 80 километрах к северу от Стокгольма. На следующий день Кульнев получил приказ отойти. В это время шли переговоры о заключении очередного перемирия, условием которого было бы отсутствие русских войск на территории Шведского королевства.

Почти что одновременно с этим одна из русских колонн под командованием ген. М. Б. Барклая де Толли, также перейдя через Ботнический залив, достигла шведского берега и заняла город Умео. Это был тяжелейший переход. Солдаты шли по рыхлому уже льду, обходя многочисленные уже полыньи. Дорога в 40 верст заняла 12 часов. Внезапное появление русских войск поставило шведскую армию в северной Финляндии в тиски между русскими войсками. Оказать помощь своей столице эта армия уже не могла. В Стокгольме началась паника, жители покидали город. 13 (25) марта «финская» армия вынуждена была сдаться. Шведы были отпущены под честное слово не воевать против России, финляндцы — отправлены домой.

Среди мирного шведского населения распространялось обращение русского командующего: «Главнокомандующий российской императорской армией в Финляндии генерал Кнорринг, приближаясь к границам Швеции, уполномочен торжественно объявить жителям всех сословий, что Его Императорское Величество Всемилостивейший Государь, побуждаемый чувствами человечности и принципами великодушия, примеры которых Европа видела столько раз, весьма далек от стремления расширить границы свои за пределы Ботнического залива за счет народа, которому император всегда воздавал должную справедливость. Он желает только мира и добрых отношений со своим отважным соседом; вынужденный прибегнуть к оружию, он взялся за него неохотно после того, как оказались бесплодными все средства к достижению согласия, чтобы добиться столь желаемого всеобщего мира. Но для этого необходимо, чтобы шведы поняли, какой большой ущерб причиняет им поддержка системы, которая, бесспорно, противоречит их пользе, но которую враги их славы и процветания своекорыстно представляли в ложном свете».

Возможные действия нового правителя Швеции были труднопредсказуемыми, а между тем Кнорринг и сам опасался оказаться отрезанным от основных сил в Финляндии. В результате он принял решение ограничиться этой диверсией, и 8 (20) марта отряд Кульнева, а 13 (25) марта войска Барклая вернулись назад, оставив гарнизон на Аландах. Император Александр был очень недоволен медлительностью и нерешительностью Кнорринга; ему дано было понять, что он должен подать в отставку. Новым главнокомандующим был назначен Барклай де Толли. Война продолжалась, тем временем в Стокгольме детронизация короля получила окончательное завершение. 29 марта Густав IV был вынужден подписать акт об отречении в пользу своего сына. За день до этого произошло событие, ставшее чрезвычайно важной вехой в финляндской политике императора. 16 (28) марта 1809 г. прибывший в Финляндию Александр I открыл в Борго заседание местного сейма. Церемония открытия была пышной и торжественной.

Накануне он подписал грамоту, положившую начало будущей автономии: «Произволением Всевышнего вступив в обладание Великого Княжества Финляндии, признали Мы за благо сим вновь утвердить и удостоверить религию, коренные законы, права и преимущества, коими каждое состояние сего княжества в особенности, и все подданные, оное населяющие, от мала до велика по Конституциям их доселе пользовались, обещая хранить оные в ненарушимой их силе и действии». 17(29) марта депутаты сейма присягали своему новому монарху — представители сословий герцогства делали это по очереди за себя и своих выборщиков. Политический кризис в Швеции был использован русским командованием для заключения перемирия. 19 мая риксдаг при сильнейшем давлении армии лишил права наследования всю семью Густава Адольфа, которая вскоре была вынуждена покинуть Швецию. 5 мая регент провозгласил себя королем Карлом XIII. Военные столкновения вскоре возобновились и продолжались до лета 1809 г., неизменно неудачно для шведов, которые вскоре убедились в бесперспективности сопротивления.