О западном лицемерии, ненависти к ближнему, пожирании слабого — за 90 минут
Что делать, когда достиг вершины даже не в небольшой компании, а в мировом кино? Как уволиться с позиции ведущих европейских режиссёров? Для Жан-Пьера и Люка Дарденнов вопрос увольнения с олимпа пока не решён окончательно. Они обладают узнаваемым (непонятно как) стилем и наглостью снимать сверхуспешное, но малобюджетное кино про острые социальные проблемы в их метафизических измерениях. Европа до сих пор делает вид, что её волнуют социальные проблемы. Хотя бы на фестивалях.
Фильм, который не выглядит как фильм — то ли документальное кино, то ли вообще любительская съёмка. Ручная камера не стесняется себя обнаруживать лёгкими качаниями. Монтаж и ритм словно бы окутывают зрителя, даже если смотришь с монитора. Шокирующий эффект присутствия частично возникает и от манеры игры, которая практически не распознаётся как игра, но выглядит как обнажённый кусок чужой жизни, в которую (почему-то) мы вынуждены погрузиться на полтора часа. Мятая одежда героини. Почти полное отсутствие макияжа и грима. Никакого привычного киношного света. И даже просто изящного «языка кино». Преобладание средних и общих планов. Дистанция. Нетипичный неглянцевый Запад, без упрощенных представлений о том, что он весь заставлен шведскими столами до горизонта. Так нужно снимать, чтобы быть актуальным. Чтобы не потерять работу ведущих кинематографистов.
Нестерпимо долгие разговоры по телефону прощаются в силу того, что мы видим внутреннюю жизнь героев. Как её удаётся создавать без особых признаков — внешней — пожалуй, главный вопрос. По ритму фильм представляет как бы чередование своего рода драматических «зависаний», отсутствия внешнего «простого физического действия», всё происходящее нарастает внутри, практически вопреки внешней кажущейся бездейственности. Не случайно «депрессия» — одна из тем фильма. В отличие от клипового монтажа «правильного» кино в духе боевиков, здесь мы скорее наблюдаем за тем, как монтируются человеческие эмоции, отношения, которые часто рождаются на наших глазах.
Одна из интриг — мы знакомимся с «коллегами» героини, всматриваемся в то, что это за люди. В портрет современного человека в интерьере мирового офиса. Камера до неприличия назойлива, почти как муха, мельчайшие нюансы переживаний не могут от неё скрыться. Словно бы замочная скважина неотступно следит за нашими героями. Именно отсутствие внешнего нагнетает внутреннюю драму. Внешнее — борьба за место в компании — очень быстро оборачивается борьбой за внутреннее право остаться человеком…
В мире этих режиссёров люди всегда чем-то слегка озадачены и немного напряжены, словно бы они глубоководные рыбы под спудом общественного и экзистенциального давления. Сложно представить их в этом фильме счастливо флиртующими на пенсии за распитием «Вдовы Клико», как в дурных французских комедиях. Из французов здесь вспоминается разве что Робер Брессон… Человеческая трагедия под внешне нормальными покровами казалось бы благополучной жизни. Декорации незамысловаты. Камера подробно рассказывает о том, как сир и скуден человеческий удел: обшарпанные кирпичные стены, автострады, строительные краны. Ничего примечательного в пейзаже быть не может по определению. Если это диалог — то на заднем плане лифт, мусорный бак, понурые складские помещения. В лучшем случае — мерношумящая прачечная в полуподвале дома для бедных. По отечественным меркам — даже неплохо живут, но по меркам «первого мира» — так и выглядит ад. Можете пройти на экскурсию.
Предельная органичность игры примечательна — кажется, можно почувствовать каждую клеточку. Своего рода кинематографическая версия маникально-депрессивного психоза, почти всю картину мы разрываемся между движением камеры и остановками (при внутреннем напряжении) — это и создаёт своеобразный ритм. Своего рода затянутость, постоянное ожидание разрядки, которое никак не случается. Мучительно долгие планы. Вот героиня запрокидывают голову в авто, ища ветер в открытом окне. Авторское кино в этом случае начинается с отсутствия очевидной предсказуемости в режиссуре. Нет никакого явного шаблона. Никаких заметных лекал. Картина выстраивается как свободная песня о маленьком человеке. Мы просто смотрим, как раскрываются перед нами персонажи. Каждый со своей стороны. Казалось бы, что повод — мелочь. Квартальная премия. Голосование об увольнении. Если вдруг вы ещё чего-то не знаете о западном лицемерии, прагматизме, ненависти к ближнему, скромной любви к деньгам, вежливым привычкам пожирать слабого, безработице… Здесь вам расскажут.
Интересно, что в этом, как и во многих других фильмах прославленных авторов, шумы полностью заменяют музыку: проезжающие машины, станки, шум города. Всё это по чуть-чуть давит на героев и зрителей, создавая привычный депрессивный фон повседневности. Нормальное для Голливуда появления струнного оркестра в каждой подворотне здесь совершенно неприемлемо. Фильм необычайно разговорный, речь практически тоже становится шумом — и это было бы почти невыносимо, если бы ни интрига постижения человеческой психологии. Режиссёрские решения всегда «нелобовые», так героиня пытается покончить с собой — она ложится засыпать после таблеток в комнате с яркими, неприятно цветными шторами. Режущими глаз. Невыносимо напряжёнными. Раздражающе контрастными. Считать ли это случайностью? Решением? Пойди, разберись.