Слово «миссия» означает «посылка». В христианстве человеческая миссия должна являть соответствие и продолжение миссии Иисуса Христа. Собственно латинское «миссионер» и греческое «апостол» это по смыслу одно и тоже, означает «посланник». Миссионер должен делать то же самое, что апостолы, то же самое что Христос: учить о Боге как об Отце, учить о Христе как о Сыне, рассказывать о людях как о заблудившихся сынах и учить возвращению их в сыновство через рождение в Духе. Избранные Христом апостолы («миссионеры») это те, кто понял эту простую мысль, кто прошел практику реализации этой мысли в действия. Соответственен Богу тот, кто благ, добр, бескорыстен, что в сумме означает — чист. Изменение, восхождение ума — метанойя — должно означать свершившееся переключение мыслей с себя на всех, преодоление греха эгоизма, алчности, жестокости по отношению к слабым.

pics2.pokazuha.ru
Священники на отдыхе.

В Русской православной церкви неоднократно решали, каким быть православному миссионеру и как осуществлять эту задачу. В «Концепции миссионерской деятельности Русской православной церкви» — документе 2007 года — миссия была определена двояко. В «широком» смысле она обозначалась следующим образом: «Конечной и глобальной целью православной миссии в широком понимании является осуществление изначального замысла Божия — теосис (обожение) всего творения». Задача, прямо скажем, не для слабаков, поэтому о ней дальше ничего не говорится, но зато «в более узком понимании миссия есть деятельность по распространению православной веры, воцерковлению людей» и вот как раз тут, где «изначальный замысел» оставлен в покое, миссионерам открывается необъятный простор.

Спустя пять лет канцелярия РПЦ, изготавливающая циркуляры, решила что из пяти пунктов прежнего документа, определяющих «формы и методы современной миссионерской деятельности», выделились «два понятия»: «В течение истории изменялись формы и методы миссионерской работы, в результате чего возникли понятия внешней миссии и внутренней миссии». И отдельным документом («О современной внешней миссии Русской православной церкви») разъяснила 4 пункт «Концепции» («Внешняя миссия»), где прежнее «узкое понимание» миссии, несмотря на то, что слов стало больше, сделалось совсем уж узким, с приданием новому пониманию особого значения: «Особое значение приобрело то, что условно можно назвать «миссией присутствия», то есть свидетельство о Евангелии не прямо, а опосредованно — через выражение православной позиции в разных областях общественной и культурной жизни стран, в которых живут представители нашей Церкви».

Кроме некоторых новых слов, ничего по-настоящему нового эта бумага не содержала. Документ закреплял, то есть «благословлял» давно уже существующую практику «свидетельства об истине»: как можно меньше о Христе, и как можно больше «о православии». Про «теосис» или «обожение» тут уже ни словом не упомянули. Но такие документы и создаются не для того, чтобы что-то изменить, исправить, дополнить, улучшить, а для того, чтобы проще было отчитываться за то, что и так по инерции течет само собою. И вот по прошествии времени можно оценить, какую отчетность создают начальству «присутствующие» миссионеры. Ибо без всякой подсказки в виде документа православные миссионеры и апологеты знают цель, с которой они выходят на диспут, естественно, сразу ее и проговаривают, едва случится где-нибудь выступить: «Мы приводим людей к истине, потому что истина нам дана». С этого должно все начаться, это обязательно должно учитываться собеседниками, изначально даже подразумеваться, чтобы уже никто не смел заговорить о пустяках, или по крайней мере знал, что пустяки не заслуживают серьезного ответа. Вот занять такую позицию и все, и не сходить с нее ни на ступеньку, не понижать уровень, «не профанировать». Только об истине, вот так бескомпромиссно, и ни шагу назад. В крайнем случае, если кому неймется еще что уточнить, то есть последний аргумент про истину: «Истина — это Христос». Он, как мы понимаем из документа не обязательный, но все же. Он по сию пору работает, и значит необходим.

Оппонент тут просто обязан совсем скиснуть и отдаться на прослушивание монолога, если не хочет прослыть оскорбителем чувств верующих. Что он знает про Христа? Практически ничего. Он не догадывается, правда, что «миссионер» про Христа тоже не знает ровным счетом ничего, но «миссионер» официально профильно поучился где-то, числится профессиональным исполнительным культа Христа, а этот статус подразумевает большие сведения об объекте поклонения. И даже, возможно, частый личный контакт. По крайней мере, доказать обратное никто не сможет, а сам миссионер из скромности никогда не сознается, обязательно намекнув, что частная духовная жизнь не разглашается перед всеми попало, кто может грязными руками невзначай заляпать святые чувства. Бывают у нас чудеса, бывают, но не всем дано их видеть, а лишь тем, кто идет к истине.

Вот они фронтом стоят — чувства верующих — попробуй их задень, а следом крепкая богословская мысль «ведем к истине». Вот такую полемику мы как правило и наблюдаем — сидит имеющий право выражать мнение, и, собственно, выражает, при гробовом молчании противной стороны, изредка нарушаемой вздохами и нервическим ерзанием. И слушатели понимают, что духовному он не ровня. Демагогические приемы редко отличаются разнообразием, у религиозных же полемистов в виду специфики образовалась на этой почве особенная стать. Тому, что они говорят, нужно просто верить, потому что считается, что сами они «искренне верят» и слова произносят из глубокой веры. Про таких собеседников часто говорят, что излагает он, конечно, странные вещи, но зато как искренен! А искренность, которую у нас называют упертостью, т. е. ленью, боязнью и нежеланием пошевелить мозгами и критично оценить свои взгляды — все еще пользуется уважением. Вот поэтому, желая скорее покончить с вредными вопросами о цели их деятельности, миссионеры обычно сами спешат эту тему обозначить, да и документ, к тому же, к этому зовет, чтобы дальше уж демонстрировать всю силу своей риторики с позиций этой самой своей веры.

Ну хорошо, «истина — Христос», но можно подумать, что из этого определения истины хоть бы что, хоть в самой малости следует то, о чем дальше уверенным монологом говорит миссионер. Дальше ведь пойдет самый дичайший сплав из геополитики, планетарной экономики и местечковой морали, усвоив которую, население спасет планету от грядущих бед, по словам миссионера. Не все это понимают, но другого пути нет. Это тоже про веру? Где про Христа-то и что там, в конце концов, с истиной? Чем сейчас-то миссионер занят, как не приводит всех к истине, увлеченно рассказывая текущий политический момент на свой семинарский лад? Эти вопросы уже не имеют никакого значения. На наших глазах исполняется «миссия присутствия». Оговорка, что всех надо приводить к истине, никоим образом ни у кого из уполномоченных это исполнять не продолжается ничем, хоть как-то похожим не то что на истину, но даже на обычное религиозное начетничество. Даже «православное» в том значении, которое было еще столетие назад. Религиозная даже грамотность тут скатилась в полный ноль. Козыряние к месту и не к месту цитатами, вызывает прямую ассоциацию — мы имеем дело с людьми, которые научились «щелкать кроссворды». Истина у них это не аристотелевское соответствие разума познаваемому объекту и не таинственное содержание мироздания по Максима Исповеднику, а «слово из шести букв», которое надо в нужном месте «вставить». «Вставили», и едем дальше себе в электричке, болтая о чем попало с «попутчиками», пока не придет на ум еще чего-нибудь «вставить».

Миссионера можно понять. Ему охота потрепаться, как всякому обывателю про политику, про эстрадных артистов, про гомосексуалистов, про курс доллара — вот он это и делает, слегка сдабривая цитатами, которые пришли на память, с непременной и ожидаемой моралью в конце. Иногда, слушая или читая «миссионерские» высказывания, складывается впечатление, что мы пролистываем несвежий таблоид, купленный в электричке, где заголовками служат «святые» цитаты, там и сям рассыпанные жирными малиновыми буквами по желтому фону, а остальное — светские сплетни, бульварная конспирология, и много-много фотографий «звезд» неглиже, «светских львиц», перечеркнутых оранжевой предупреждающей надписью «нельзя». Какое отношение это имеет к «посылке», и как это соответствует миссии Христа? Да ведь «присутствие» же, ясное дело. Трудно сказать, во всем ли «ряде стран» так же, но в одной, по меньшей мере, стране она работает. Миссионер присутствует, и всем своим присутствующим видом показывает, что он «глубоко верующий». «Глубокой вере» соответствуют форма одежды, прическа, пара любимых тем про секс, про политику, и про деньги, и поток духовного алармизма.