Москва, 6 июля, 2015, 12:28 — ИА Регнум. В 1908 году крупный русский геополитик Ю. С. Карцов — всё ещё, к сожалению, мало известный у нас даже специалистам — в работе «В чём заключаются внешние задачи России (Теория внешней политики вообще и в применении к России)» писал: «Говорить о бесповоротности внешней политики России… уже потому бесполезно, что не только цель не поставлена, но, как это ни покажется странным, её вовсе и не существует… С целью добиться в желательном смысле изменения мировой конъюнктуры России предстоит вступить в борьбу… Трагизм положения в том и заключается, что никакой борьбы правительство не признаёт, а напротив, всецело стоит на почве компромисса».

Эта мысль Карцова в очередной раз пришла мне на ум в связи с невнятной (во всяком случае, пока невнятной) позицией, занятой нашим правительством в связи с отказом Финляндии пустить на ежегодную сессию Парламентской Ассамблеи ОБСЕ главу российской делегации, председателя Государственной думы России С. Е. Нарышкина и некоторых других российских парламентариев, в отношении которых действуют визовые ограничения ЕС. Причём, напомню, речь идёт не о простой сессии, а о юбилейной, проводимой в год 40-летия подписания Хельсинкского акта, судьба которого всецело зависела от позиции нашей страны.

Важный штрих к позиции Хельсинки заключается в том, что еэсовское решение по визам предусматривало возможность отмены «санкционного» режима в случае, если речь будет идти об участии в мероприятиях по линии международных организаций. Другими словами, даже при наличии нескольких стран — членов ОБСЕ, категорически несогласных с участием в мероприятии в Хельсинки российских парламентариев, попавших под визовой запрет ЕС, финны всё же могли выдать им визы. Могли, но не захотели. Вернее, кто-то не захотел, а кто-то просто посчитал, что последствия для Финляндии от политического выпада в адрес России будут менее значимы, чем от неучёта позиции её противников.

В том, что касается самого мероприятия, решение Кремлём было принято верное: Россия в принципе отказалась в нём участвовать. Иначе в случае с уважающей себя страной и быть не могло, а письмо С. Е. Нарышкину действующего председателя ПА ОБСЕ финна Илкки Канервы с призывом всё же направить в Хельсинки российскую делегацию в оскоплённом виде следует рассматривать лишь как дополнительный элемент оскорбительного отношения.

Такого отношения к себе в принципе допускать нельзя. Его и не было — все годы с 1945 по 1991. В 1990-е шла борьба между прежней уважительной в отношении восточного соседа линией и возраставшим пренебрежением Хельсинки к суверенным интересам и самоуважению России. В 2000-е стало ясно, что принадлежность к Европейскому союзу и налаженные широкие лоббистские возможности Хельсинки как в нашей стране в целом, так и Санкт-Петербурге в частности, будут и далее уводить финскую политическую элиту от правильного понимания того, что можно и чего нельзя делать в отношении России. Адекватной системы реагирования на это разработано не было. Все упования возлагались на «взаимную заинтересованность в добрососедстве».

Помнится, например, как в 2001 году после присоединения Финляндии к Шенгену финны никак не могли взять в толк, почему при закрытии ими безвизового режима краткосрочных круизных посещений россиянами Финляндии Россия намеревается ввести визовый режим и для круизных поездок финнов в Санкт-Петербург. Может быть, это произошло потому, что в высоких сферах российской политики сразу нашлось немало активных лоббистов, которые начали убеждать МИД России, что в данном случае принцип взаимности излишен, поскольку его применение, в частности, нанесёт ущерб петербургской туриндустрии.

Итогом упований на добрососедство (причём промежуточным итогом!) стала явная политическая пощёчина, сделанная в международном контексте. Она, кстати говоря, последовала за гостеприимным приёмом, который в середине июня президент России оказал у нас в стране президенту Финляндии Саули Нийнистё. Более того, в контексте визита Нийнистё планировалось даже открытие в Петербурге мемориальной доски, посвящённой Карлу Густаву Маннергейму. Открывать эту доску, напомню, решили несмотря на то, что тот же самый Саули Нийнистё отказался посетить Москву для участия в торжествах по случаю 70-летия Победы.

Решение по мемориальной доске, избежав очевидного позора, в последний момент отменили. Но успели-таки запустить в информационное пространство идеологическое обоснование того, почему граждане России должны проявлять особое уважение к союзнику Гитлера, на котором лежит ответственность не только за несметные жертвы Ленинградской блокады, но и за зверское отношение к советским военнопленным в финских концентрационных лагерях. Вот образчик этой апологии, который показателен не столько сам по себе, сколько в качестве свидетельства определённого — и явно ущербного, как мне это видится, — политического подхода: «России нужно не стыдливо, не украдкой, но гордо и публично открыть мемориальную доску, чтобы это дошло до ушей самого глухого финна. Чтобы напомнить финнам — с Россией лучше дружить. А сегодняшним врагам России дать сигнал: незлопамятная Россия может простить прошлую вину и дать им шанс исправить свои ошибки, как исправил маршал Маннергейм».

Хорошо, что в случае с финским маршалом верх взяло правильное понимание: «ошибку» совместной с Гитлером войны против России «исправить» невозможно. Теперь важно, чтобы возобладала не менее обоснованная позиция в пользу того, что на оскорбления на государственном уровне необходимо отвечать, причём отвечать так, чтобы и сегодня всё было предельно ясно, и на будущее соблазна повторить нечто подобное не возникало.

Вот тут, к сожалению, мы пока действуем по принципу «шаг вперёд, два шага назад». С. Е Нарышкин, например, заявил, что не считает нужным вводить ответные визовые меры против депутатов финского парламента. Мол, надо быть «выше этого». Не уверен, что в принципе стоит ставить себе задачу «быть выше» чего-то или кого-то, а то и возгордиться можно оттого, какие мы «благородные, большие и сильные». Надо просто адекватно реагировать на вызовы. Причём адекватно с точки зрения того, как твои действия воспринимают вовне, какие у них будут последствия. Чем большими неприятностями для Хельсинки закончится прогиб под позицию стран, «надавивших» на Хельсинки — будь то США, ФРГ, Латвия или Эстония, — тем более негативно финны будут относиться к ним. И это будет нам только на руку.

Будем надеяться, что прозвучавшие в Госдуме заявления о возможности применения в отношении Финляндии закона о специальных экономических мерах не повиснут в воздухе. Будет ли это отказ от преференций для финских промышленников в закупке нашего леса-кругляка — вопрос. С одной стороны, эта мера для финнов была бы болезненной: лесная промышленность является важнейшей отраслью экономики Финляндии, доходы от продажи её продукции пополняют и общенациональный бюджет, и кошельки большого числа финнов — от промышленников до простых рабочих, а примерно две трети всего леса-кругляка, обрабатываемого в этой стране, закупается у нас. С другой, заморожен рост экспортных вывозных пошлин на кругляк на финском направлении был в своё время решением В. В. Путина в надежде на помощь финнов в развитии российской лесоперерабатывающей отрасли. Думаю, однако, что есть и другие способы дать понять финнам, что добрососедство формируется только встречными усилиями, а на недружественные действия мы будем реагировать конкретными и болезненными мерами, способными на деле отбить желание причинять вред нашей стране.

Естественно, дополнительные меры воздействия должны быть применены к странам, которые проявили себя как наиболее активные лоббисты дискриминационного жеста в отношении России по линии ПА ОБСЕ.