Таймураз Мамсуров был одним из первых региональных глав на Северном Кавказе, занявших должность после отмены всенародных губернаторских выборов. Когда кандидатура Мамсурова вносилась в парламент Северной Осетии, мотивы, по которым Кремль решил поставить именно на него, были достаточно ясны. Федеральная власть закономерно видела в Мамсурове человека, который мог бы успокоить ситуацию после теракта в Беслане, не дать трещинам, оставленным бесланской трагедией, разрастись до опасных разломов.

Почему центр мог ждать этого именно от Мамсурова? Возможно, в том числе и потому, что среди заложников в Беслане были его дети, и к его поведению во время теракта у родственников погибших не могло быть тех претензий, которые очень жестко предъявлялись предыдущему руководителю региона. Скорее всего, имело значение и то, что Мамсуров происходит из той ветви осетинского народа, которая исторически исповедовала ислам. В этом естественно было видеть некую страховку от конфликта между Северной Осетией и соседними регионами на религиозной почве — конфликта, разжигание которого наверняка было одной из целей организаторов захвата школы в Беслане.

Оправдались ли надежды федерального центра на Мамсурова-миротворца? С уверенностью можно только сказать, что серьезной угрозой стабильности на Кавказе память о Беслане при его правлении быть перестала. Но, постепенно выходя из зоны максимального риска, Северная Осетия не пришла к благополучию.

Можно верить или не верить официальной экономической статистике, которая в последние годы была в Северной Осетии нерадостной, но общий депрессивный фон в региональном хозяйстве был хорошо заметен и без нее, как и отток населения. Столица республики Владикавказ, некогда один из важнейших российских центров на всем Кавказе, выглядит все более провинциально на фоне высокобюджетного лоска Грозного, неунывающей деловой активности Махачкалы. Вряд ли в этой «провинциализации» следует винить только главу региона. Но и противопоставить ей что-либо он не смог.

Параллельно в республике оставались нерешенными, а подчас и нарастали, разнообразные локальные проблемы.

Например, Пригородный район, место кровавого конфликта октября-ноября 1992 года. Он давно ушел из заголовков центральных СМИ, и даже федеральные чиновники, ответственные за Кавказ, публично говорят о нем мало, так как считается, что говорить особо не о чем: ингуши, покинувшие район в 1992 году, возвращаются в него, а именно это все постконфликтные годы и считалось центральной задачей в районе для властей всех уровней. Но можно ли считать, что проблемы Пригородного решены, когда большинство работающих и учащихся ингушей ездят из района на работу или учебу в Ингушетию, через «границу», где, кстати, можно оказаться в длинной очереди перед блок-постом? Можно ли физическое возвращение переселенцев, без серьезной действенной программы их реинтеграции, объявлять финальной стадией урегулирования?

Все более тревожно становится и в Моздокском районе на севере региона. Там, на фоне коллапса местной промышленности, активизируется миграция из соседних республик. Район заметен острыми земельными спорами и вспышками насилия.

Беспокоящим фактором был при Мамсурове и региональный ислам. Сам факт, что за три года в республике было убито два заместителя муфтия и их убийцы не установлены, говорит о серьезном (хотя по большей части скрытом) неблагополучии и в этой сфере.

В основе всех перечисленных проблем лежат конфликты — будь то прошлые межэтнические неурядицы, борьба за ресурсы или споры между разными группами верующих. Как ни банально это звучит, для разрешения конфликта нужен модератор, влияние которого определяется не только занимаемой должностью. Сможет ли стать таким модератором новый и.о. главы Северной Осетии Тамерлан Агузаров? Мамсуров на протяжении почти всего времени своего правления имел в местной элите сильных противников, чьи шансы занять его место рассматривались в регионе как серьезные. Агузаров среди них не фигурировал. Назначение на главный пост человека, не входившего в «первый эшелон» его соискателей, заставляет предположить, что Москва склонна перевести регион в режим ручного управления. В таком режиме глава региона — скромный порученец, не способный играть самостоятельной «партии». Но ведь и в этом случае искать модераторов конфликтов все равно придется, только уже не в кабинете регионального руководителя.

Добавлю, что шансы любого главы Северной Осетии на решение ее внутренних проблем повышались бы, если бы его авторитет был укреплен прохождением через всенародные выборы. Но их снова не будет, как и в других республиках Северного Кавказа. И если, например, для Дагестана публично приводилось много аргументов об опасности всенародного избрания главы — они были спорными, но они, по крайней мере, звучали — то для Северной Осетии такие аргументы не были приведены вовсе, в то время как «упущенная выгода» при отмене выборов очевидна.