Уже накануне Балканских войн стало ясно, что призрачные надежды на то, что реформы младотурок приведут к переменам к лучшему, и, прежде всего к миру между турками и остальными народами Османской империи, не оправдались. В ходе войны кризис стал отчетливо принимать хорошо знакомые всем формы. 26 ноября (9 декабря) 1912 г. посол России в Турции М.Н. Гирс докладывал Сазонову: «С памятных годов 1894—1896, когда армяне подверглись варварскому избиению в Малой Азии и в самом Константинополе, — положение это нисколько не изменилось к лучшему. Декрет о реформах в армянских провинциях, изданный султаном Абдул-Хамидом 20 октября 1895 г. под давлением России, Франции и Англии, остался мертвой буквой. Аграрный вопрос обостряется с каждым днем: большинство земель захвачено и захватывается курдами, и власти не только не препятствуют, но даже и покровительствуют этим захватам. Консула наши единодушно свидетельствуют о непрекращающихся разбоях и грабежах курдов, об убийствах ими армян и о насильственных обращениях армянских женщин в ислам, при чем виновники бесчинств почти никогда не привлекаются к ответственности».

Русский министр иностранных дел, безусловно, с симпатией относился к идее реформ в Армении. Сазонов видел рост русофильских настроений среди армян, но понимал, что Россия в сложившихся условиях не может пойти на наиболее простой и действенный способ защиты христианского населения — оккупацию армянских вилайетов — и поэтому считал необходимым организовать давление на Константинополь, с целью вынудить его провести там реформы. «Вся история армянского народа, — вспоминал он, — начиная с тринадцатого века, когда он подпал под власть сперва сельджуков, затем, переменно, — монголов и персов, а наконец, после создания Оттоманской Империи в четырнадцатом веке, он был отдан турками в крепостную зависимость курдским феодальным владетелям, представляет многовековой мартиролог. Как ни была полна ужасов история всех Христианских народов, подпадавших под власть турок, ни одна из них не может быть сравнима, с точки зрения перенесенных страданий, с историею армянского народа, положение которого было тем более трагично, что он не мог, подобно другим, рассчитывать когда-либо свергнуть иго варваров и организовать свое существование на началах национальной независимости. Для этого у него не хватало главного условия — собственной территории».

В конце ноября 1912 г. на встрече с турецким послом в России Сазонов обратил его внимание на недопущение возможности повторения резни 1895−1896 гг. «По нашему мнению, — заявил министр, если в Турецкой Армении не будет своевременно приступлено к серьезным реформам, то турецкому правительству придется иметь дело с армянским вопросом в настолько обостренной форме, что это может вызвать вмешательство Европейских Держав». По собственному признанию, министр старался действовать осторожно: «В вопросе о проведении армянских реформ, которому я предавал очень большую важность из-за того значения, которое имело его благополучное завершение в глазах многочисленного армянского населения наших пограничных с Турцией областей… Русский почин в реформе армянских вилайетов был особенно неприятен младо-турецкому правительству, смотревшему на него, как на посягательство иностранной власти на государственную независимость Турции. Тут я не мог рассчитывать ни на какое содействие младо-турок, питавших к своим армянским соотечественникам глубокую ненависть и неискоренимую подозрительность».

Тем не менее, М.Н. Гирс получил санкцию на обращение к МИДу Оттоманской империи по армянскому вопросу, что посол и сделал 4(17) декабря, обратив внимание на недопустимость новых эксцессов в Армении. Посол согласился с тем, чтобы это его заявление было признано официальным для рассмотрения в правительстве. Для координации усилий представителей других государств в Константинополе 13(26) декабря 1912 г. Гирс обратился к послам Франции и Англии с предложением обсудить, не требует ли реализация 61 статьи Берлинского трактата «установления известных гарантий и европейского контроля», но что был получен положительный ответ. Почувствовав неизбежность обсуждения проекта реформ, турки решили срочно выработать собственный вариант, чтобы предложить собственную версию преобразований, предполагавшую сохранить полную бесконтрольность существующей администрации. Впрочем, турецкий расчет делался даже не на собственный проект, а на то, чтобы не возник другой. «Опасаюсь, — писал 15(28) декабря Гирс, — что из желания избегнуть нашего единоличного вмешательства в армянский вопрос, Порта возымеет мысль предоставить свой проект Державам, чтобы они приняли его к сведению, на чем деятельность Порты и остановится».

Этот вариант развития событий считался в Петербурге наименее желательным. «Восстание армян в пограничных с Закавказьем малоазийских вилайетах, — отмечал Сазонов, — всегда возможное в силу невыносимых условий жизни армянского населения Турции, грозило зажечь пожар и по сю сторону нашей границы, где многочисленные и зажиточные русские армяне неизбежно оказали бы своим восставшим братьям деятельную помощь в борьбе с их турецкими притеснителями. Закавказье, с его пестрым и плохо замиренным населением, представляло опасную почву для всевозможных смут и волнений и наша местная администрация была крайне заинтересована в том, чтобы пограничные с нами турецкие области не сделались театром вооруженного восстания. Едва ли надо указывать на то, что такое восстание привело бы, почти неизбежно, к войне между Россиею и Турциею, т. е. к таким последствиям которые русское правительство желало, во что бы то ни стало, предотвратить»

Вспышки исключить было невозможно — уже с весны 1913 г. возобновились убийства и нападения курдов и турок на армян. Младотурецкое правительство явно торопилось исправить положение дел в свою пользу по примеру своего предшественника Абдул-Гамида. В ноябре 1913 г. сотрудник русского консульства в Эрзеруме докладывал: «С объявлением конституции в сущности ничего в Турции не изменилось — переменилась лишь самая власть, все же порядки остались прежние. Можно сказать без преувеличений, что положение армянского населения восточных вилайетов Турции в настоящее время ничуть не лучше гамидовского времени, а напротив, даже хуже — прежде была хоть какая-нибудь власть, теперь же в провинции царит полная анархия».

После итало-турецкой войны в Лондоне начали сомневаться в перспективах сохранения целостности Оттоманской империи, хотя в целом симпатии британских политиков были на стороне турок. На армян они привыкли смотреть, как на разменную пешку в политической игре в регионе, но особых проблем британцы уже не создавали. С конца февраля 1913 г. резко усилилось внимание к вопросу об армянских реформах со стороны Германии, которая явно не хотела остаться вне процесса выработки европейского проекта. В конце мая того же года Сазонов поручил послу в Германии предупредить германское правительство о проекте реализации статьи 61 Берлинского Трактата. Именно в этот период турецко-германские отношения находились на пороге перехода на новый уровень. Поражения турецкой армии в двух войнах убедили ее военного министра Энвер-пашу ускорить процесс ее модернизации. Турки обратились к стране, с армией которой были уже тесно связаны. Германская военная миссия во главе с генералом Кольмаром фон дер Гольцем работала в этой стране с 1883 по 1896 и с 1909 по 1912 гг. В турецкой армии были введены германские уставы (Пехотный 1906 г., Полевой 1908 г., Положения о полевой связи, о действиях взвода и роты и т.п.). Кроме ставших традиционными военных, существовали и взаимные экономические интересы.

Перед войной германский ввоз сырья и промышленных полуфабрикатов превышал вывоз на сумму 3165,1 млн. марок (из общей суммы 5063,3 млн. марок). Продукции сельского хозяйства, животноводства ввозилось на сумму 2482,9 млн. марок, а вывозилось только на 761 млн. марок. Особо важную роль в связи с этим приобретала позиция Турции и государств Балканского полуострова. Тенденция внимания к этому региону ярко проявилась в предвоенное двадцатилетие. Уже в 1892—1911 гг. наметилось понижение экспорта Германии в европейские страны (включая Россию) на 11,7%. В целом он составлял от 75 до 85% всего экспорта райха. В те же годы наметилось повышение германского экспорта на Балканы, существенно обгонявшего аналогичные показатели Австро-Венгрии и Англии: в Болгарию — на 190% (против 25% Австро-Венгрии и 35% Англии), в Грецию — на 72% (против 34% Австро-Венгрии и 0,6% Англии), в Румынию — на 31% (австро-венгерские показатели дали сокращение на 3%, английские — на 21%), в Сербию — на 28,5% (против 10% Австро-Венгрии).

8 июня 1913 г. представители России, Англии и Франции в Турции разработали проект реформ в Западной Армении. Он предполагала создание одной области, состоявшей из 6 вилайетов (Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Харпут, Сивас) во главе с генерал-губернатором христианином, подданным Оттоманской империи, но предпочтительно европейцем, назначаемым султаном с согласия Великих Держав. Генерал-губернатору должны были подчиняться все власти новой провинции, включая полицию и жандармерию, за исключением армии. При нем на совещательных правах должны были действовать совещательный Административный совет и областное собрание, члены которого избирались на 5 лет на паритетной основе мусульманами и христианами. Собрание собиралось раз в год на 2 месяца и обсуждало законы, утверждаемые в провинции губернатором и окончательно — султаном. Полки курдской кавалерии распускались, все рекруты — уроженцы провинции — должны были проходить службу в ее границах. Преподавание в школах и разбирательство дел в судах должны были вестись на родном языке жителей провинции, Константинополь должен был отказаться от дальнейшего перемещения в провинцию беженцев-мусульман. Проведение реформ ставилось под контроль Великих Держав.

9 и 10 июня этот проект в общих чертах был одобрен представителями Германии и Австро-Венгрии, которые приняли участие в его обсуждении. Это было далеко не безусловное одобрение. В мае 1913 г., во время визита Николая II в Берлин, Вильгельм II известил его о том, что намерен послать в Турцию военную миссию, и заручился согласием своего гостя. Николай действительно не возражал, не найдя в этом ничего особенного. Ранее германская миссия никогда не была многочисленной и ее работа ограничивалась инструктажем старшего командного состава. В этот раз планировалось нечто другое. Кайзер стремился восстановить престиж германского оружия, поколебленный болгарами, сербами и греками, разгромившими учеников фон дер Гольца. Кроме того, он не без оснований рассчитывал на военные заказы, необходимые для перевооружения османской армии и пополнение ее арсеналов. Имея столь значительные планы, немцы не могли не выступить на защиту турок. 26 июня 1913 г. германский посол в России граф Ф. Пурталес вручил Сазонову памятную записку, в которой была изложена позиция его правительства. Берлин опасался того, что предлагаемая программой автономия чрезмерно независима от султана, русско-англо-французский проект, с точки зрения немцев, не учитывал мнения Турции, а в случае его реализации привел бы к потере турками Западной Армении.

Направленность действий немцев и австрийцев с самого начала не вызывали сомнений в русском МИДе — они согласились участвовать в разработке проекта только лишь для того, что вносить туда свои замечания, а замечания вносились только для того, чтобы сорвать принятие русского проекта. В ноябре 1913 г. было подписано германо-турецкое соглашение о направлении в Турцию новой германской военной миссии. Ее должен был возглавить генерал О. Лиман фон Сандерс. Первоначально Лиман должен был вступить в командование IАрмейским корпусом, дислоцированным в Константинополе — самым боеспособным в турецкой армии — который должен был стать образцом для проведения военных реформ для остальных частей. Практически одновременно последовала германская версия проекта реформ в Западной Армении — вместо одной провинции из 6 вилайетов должны были быть организованы две по 3 вилайета в каждом, во главе каждого должен был быть поставлен не генерал-губернатор, а генеральный инспектор, права автономий резко сокращались. При каждом генеральном инспекторе должны были действовать по 1 советнику-европейцу, заключавшему договоры о службе с Оттоманским правительством.

Это была несколько измененная версия турецкого варианта реформ, которая потом дорабатывалась, в основном представителями Германии и России. В результате было решено выделить две провинции, во главе каждой из которых должен был встать европейский генеральный комиссар по рекомендации Великих Держав с правом назначения всех должностных лиц, причем на низшие должности — самостоятельного, а на высшие — с утверждения султаном. В каждой из этих областей избирались Собрания с равным числом депутатов мусульман и христиан, послы Держав получали право наблюдать за применением реформ в Константинополе, консулы — на местах. «Хотя программа реформ, — вспоминал Сазонов, — и вышла значительно суженной из германо-русской переделки, она была тем не менее приемлема для русского правительства, так как, даже в этом несовершенном виде, вносила существенное улучшение в быт армянских турецких подданных… Несмотря на все свои недостатки, укороченный проект все же отвечал своей главной цели тем, что полагал конец бесконтрольному хозяйничанью в армянских вилайетах грубой и подкупной администрации и необузданному произволу местного мусульманского населения.» 26 января 1914 г. великий визирь и русский поверенный в делах в Турции подписали акт, по которому Порта обязалась обратиться к Державам с нотой, содержащей основные положения будущих реформ.

Министр иностранных дел России счел необходимым дать принятой программе реформ в Западной Армении публичную, и к тому же весьма положительную оценку. 10(23) мая 1914 года первые генеральные инспекторы вилайетов парафировали свои договоры с МВД Турции. В тот же день Сазонов выступил в Думе с программной речью по внешней политике, в ходе которой заявил: «Права населений — личные, имущественные и гражданские — получают новые обеспечения, которые послужат залогом мирного развития христианского населения Восточной Анатолии. С удовлетворением я отмечу здесь, что во время переговоров наших с Турцией Германия оказала нам существенное содействие.» Совсем другой была реакция Петербурга на германо-турецкое соглашение об отправке в Турцию немецкой военной миссии. Немедленно последовали протесты со стороны России, не желавшей видеть, по словам Сазонова, «прусский гарнизон» на Проливах.

Получив известие о «миссии Лимана» глава русского МИДа вызвал к себе германского посла в России. «Я не мог удержаться от откровенного выражения графу Пурталесу того крайне неприятного впечатления, — вспоминал министр, — которое произвело на меня известие о командировке генерала Лимана в Турцию с такими неожиданно широкими полномочиями и предупредить его о возбуждении, которое оно неминуемо вызовет в нашем общественном мнении и печати, как только оно получит огласку. Вместе с тем я выразил послу мое удивление по поводу того, что германский канцлер не предупредил меня во время нашего недавнего свидания в Берлине о предстоящей командировке Лимана фон Сандерса, характер которой выходил далеко за пределы обычной инструкторской деятельности иностранных офицеров, приглашаемых на службу правительствами государств, нуждающихся в чужой помощи для приведения в порядок своих военных дел. Я прибавил, что не могу себе представить, чтобы в Берлине не отдавали себе отчета в том, что русское правительство не может относиться к такому факту, как переход в руки германских офицеров командования Константинопольским гарнизоном. Германский канцлер должен был знать, что если есть на земном шаре пункт, на котором сосредоточено наше ревнивое внимание, и где мы не могли допустить никаких изменений, затрагивавших непосредственно наши интересы, то этот пункт есть Константинополь, одинаково открывающий нам доступ в Средиземное море, куда, естественно, тяготеет вся вывозная торговля нашего юга.» Германская миссия ставила под непосредственную угрозу реализацию планов русского министра иностранных дел, которые он изложил в своем докладе на Высочайшее имя 23 ноября 1913 г. Сазонов считал, что «…военные поражения Турции, в связи с расшатанным внутренним положением и печальным состоянием ее государственных финансов, создали во всех европейских Кабинетах убеждение в том, что на возрождение этого государства нельзя слишком полагаться и что долговечность турецкого владычества подвержена серьезному сомнению». Конечно же, министр не считал, что Османская империя развалится сама по себе, он утверждал: «Если внешние условия сложатся для Турции более благополучно, она может еще долго влачить существование, обосновывая свою относительную безопасность на чужих раздорах и соревнованиях. Но против решительного удара извне Турция едва ли найдет в себе силы для его отражения.» Этот удар, в связи со сложным положением на Балканах, возникшим после Бухарестского мира, мог последовать быстро и иметь результатом возникновение нового хозяина Проливов.

«Недопустимость для нас полновластного утверждения нового государства на проливах, — утверждал Сазонов, — подала повод предположению о возможности избегнуть такого положения созданием нейтрализации проливов, со срытием с них укреплений и запрещением возводить новые. Едва ли, однако, подобная комбинация может быть призвана удовлетворительной. Всякая правовая норма действительна лишь в мирное время. Когда же наступает война, то для своего ограждения она требует силу. Ведь война может начаться внезапным захватом их неприятелем, и самое отсутствие укреплений будет только способствовать подобной операции, успех коей и в настоящее время зависит в значительной мере от быстроты и неожиданности. Поэтому, если бы были даже найдены какие-либо условия, при коих признавалась бы возможность нейтрализации проливов, указанные выше соображения сделали бы для нас необходимым такое усиление наших военно-морских сил в Черном море, которое дозволило бы нам в любую минуту предупредить занятие проливов всякою иною державою.» Обстановка в районе Проливов была чрезвычайно сложной. На 1914 год было запланировано значительное усиление турецкого флота за счет покупки новых линейных кораблей. Определенную угрозу русским планам представляли военно-морские силы Италии и Австро-Венгрии. Кроме потенциальных противников, необходимо было учитывать и возможности возможных соперников. В начале 10-х гг. XX века на Средиземном море концентрировались значительные военно-морские силы. Только эскадра Великобритании состояла из 4 линейных, 4 броненосных и 4 легких крейсеров. Накануне 1-й Балканской войны Франция перевела из Бреста 3-линейную эскадру к уже находившимся в Средиземном море 1-й и 2-й эскадрам. В Атлантике у Франции остались только устаревшие корабли. В ноябре 1912 года в непосредственной близости от Проливов появилась новая и достаточно мощная составная — германская «дивизия Средиземного моря». Раньше в течение долгих лет германские военно-морские силы здесь были представлены яхтой «Лорелей» — стационером в Константинополе — и заходящими на зимнее полугодие учебными судами. Как только обнаружилась опасность падения Чаталджинских позиций, кайзер отдал приказ о посылке сюда новейшего линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау». 5 ноября 1912 года, через два дня после приказа Вильгельма II, эта эскадра отплыла от берегов Германии. С приходом этих кораблей расстановка сил менялась в неблагополучную для России сторону и без покупки Турцией дредноутов. Между тем, собственные русские корабли такого класса на Черном море начали бы появляться не ранее конца 1915 — начала 1916 г.

В итоге в конце 1913 г. Сазонову не оставалось ничего иного, как признать, «…что в период 1914—1916 гг. турецкий военный флот будет иметь преобладание над нашим в Черном море по качеству своих судов и в силе их артиллерии.» При этом на Балканах Россия могла твердо рассчитывать только на Сербию. Идеальным выходом из тупика, по мысли русского министра иностранных дел, было возможно долгое сохранение status quo. Но его нарушало усиление влияния Германии в Турции вообще и в турецкой армии в частности. Русские протесты в отношении миссии Лимана были отвергнуты Берлином, утверждавшим, что функции новой германской миссии ничем не отличаются от предыдущих и никак не затрагивают интересы России. Кроме того, немецкая дипломатия не без оснований утверждала, что в случае отказа турецкая сторона все равно обратится к другой стране, как она уже сделала в случае с флотом, где уже работала британская миссия во главе с контр-адмиралом Артуром Лимпусом. Британский посол в Турции Луи Маллет напрямую связывал успехи работы миссии с заказами английским фирмам на строительство кораблей и модернизацию доков для османского флота и рекомендовал своему правительству не вмешиваться в вопрос о миссии Лимана ввиду явных параллелей с миссией Лимпуса, тем более, что в это время решался вопрос о продлении срока службы британского адмирала в османском флоте (его двухлетний контракт истекал 30 апреля 1914 г.).

Протесты России не были поддержаны Великими Державами, однако Берлин пошел на изменение своей первоначальной позиции. Внешне это выглядело как уступка. Фон Сандерс стал генерал-инспектором турецкой армии, 14 января 1914 г. кайзер произвел его в генералы-от-кавалерии, на следующий день султан даровал ему звание мушира. Таким образом, Лиман стал единственным на это время маршалом турецкой армии, которая фактически была подчинена ему, а юридически германская миссия возглавила процесс военных реформ по всей территории Османской империи. Прибыв в Константинополь в декабре 1913 г., группа Лимана быстро добилась блестящих успехов. Численность миссии вместе с инструкторами унтер-офицерами составила приблизительно 900 человек. Для сравнения отметим, что британская военно-морская миссия, пребывавшая в столице Турции с 1913 года, насчитывала только 72 человека, из них 10 офицеров на командных должностях, 10 электротехников, 20 комендоров и пр. Германская миссия была самой многочисленной за всю историю турецких Вооруженных сил, и перед ней стояла наиболее масштабная задача — полного преобразования армии. Они начались с массовой чистки офицерского корпуса — в отставку было отправлено 2 фельдмаршала, 3 генерал-лейтенанта, 30 генерал-майоров, 95 бригадных генералов, 184 полковника, 236 подполковников, 800 капитанов и лейтенантов. Их место занимали проявившие себя на поле боя командиры. Результаты не замедлили сказаться.

Выбор младотурок был естественным для Турции, хотя усиление любого иностранного влияния, в том числе и германского, не могло не породить и опасения. «За последние 6 лет, — докладывал в январе 1914 г. из Константинополя Лимпус, — члены Тройственного Согласия отняли у Турции Боснию, Герцеговину и Триполи. Германия, наоборот, не захватила ни одной части Турции, и турецкая армия находится под германским влиянием, сильнейшим из возможных. Но Германия также приобрела огромные коммерческие интересы в Константинополе, на Босфоре и во многих других местах, кроме дороги на Багдад и далее, с широкой полосой прилегающей территории. Турки, или точнее армейские офицеры и Комитет Единения и Прогресса (единственная правильно организованная и финансируемая политическая партия в Турции) привыкли рассматривать Германию, как своего друга и спасителя. Сейчас они начинают спрашивать себя, на самом ли деле Германия является таким бескорыстным другом, как они верили раньше."Впрочем, эти сомнения, источником которых, очевидно, были морские офицеры-англофилы, с лихвой компенсировались очевидными достижениями немцев на турецкой почве.

«Теперь мы видели, — вспоминал американский посол Генри Моргентау, — что за последние 6 месяцев турецкая армия была полностью опруссачена. То, что в январе (1914 года — А.О.) было недисциплинированной, ободранной толпой, теперь маршировало гусиным шагом; люди были одеты в немецкую полевую форму (fieldgray), и они даже носили шлемы заостренные к верху, которые слегка напоминали германские каски (pickelhaube)». На самом деле, форма была пошита по германскому образцу, но вот головной убор — «энверие» — действительно представлял собой между тюрбаном и прусским остроконечным шлемом. Это был плод униформистского творчества Энвер-паши, который, кстати, сам и поставлял его собственной армии. В 1909—1911 гг. он служил военным атташе в Берлине, где очевидно, и вдохновился германским военным стилем. Туда же в июне 1914 года были отправлены четыре османских принца. В программу их обучения входило изучение немецкого языка и основ военного дела (1 год), и двухлетняя командировка в полки немецкой армии. Последствия этой истории далеко не ограничивались усилением военного влияния Германии в Турции. «Русско-прусские отношения умерли раз и навсегда! Мы стали врагами!» — так оценил результат русских протестов Вильгельм II. Германия взяла курс на подготовку к войне в ближайшем будущем.