Обострение обстановки на фронтах Новороссии — явление закономерное и ожидаемое. Во всяком случае, такого мнения придерживается представитель Народного совета и Совета министров ЛНР в Совместном Центре по контролю и координации вопросов прекращения огня и выполнения Минских соглашений Максим Чаленко. Более месяца бок о бок с украинскими военными проработав на оккупированных территориях Донетчины, он лишний раз убедился в том, что киевская сторона, точнее, ее заокеанские кураторы не заинтересованы в мирном разрешении конфликта.

ИА REGNUM: Для начала расскажите немного о себе, почему именно вы стали представителем Луганской Народной Республики в Совместном Центре?

Я секретарь луганского городского комитета Коммунистической партии, ранее КПУ. В событиях Русской Весны принимал активное участие где-то со второй половины февраля. Тогда на Луганщину пытались засылать боевые группы отморозков с Майдана. Кого-то перехватывали по дороге, а кто-то всё-таки доезжал. Факт — первая стрельба в городе была начата именно ими. Тогда 23 и 24 февраля местные полубандиты, которые сейчас воюют в батальоне «Айдар», — братья Серпокрыловы, открыли по нам огонь, двое человек были ранены. Били из «сайги», травматического оружия. У нас же на тот момент не было никакого оружия… После я занимался строительством нашей Луганской Народной Республики. Видимо, был заметен, в том числе как депутат Народного совета, поэтому от руководства республики поступило предложение поработать в Совместном Центре.

ИА REGNUM: Что собой представляет Совместный Центр ((далее СЦ — прим. ИА REGNUM) и какие функции он выполняет?

Решение о создании СЦ было принято ещё во время первых переговоров в Минске, прошедших в сентябре прошлого года. За это время его структура несколько видоизменилась, точнее, усовершенствовалась, но суть осталась прежней. В него входят по два представителя от ЛНР и ДНР — военный и гражданский, довольно внушительный контингент украинских военных, поскольку центр находится на занимаемой ими территории (раньше он располагался под Дебальцево, теперь переместился в Соледар Донецкой области), российские военные, которые находятся там в качестве наблюдателей, — их возглавляет генерал Александр Иванович Ленцов, и наблюдатели от миссии ОБСЕ. Наша общая цель — мониторинг и анализ информации, поступающей с линии соприкосновения сторон. Если где-то происходит нарушение перемирия, то мы это сразу же фиксируем, проверяем достоверность поступивших данных и затем принимаем решение, как реагировать на это.

Другое дело, что украинская сторона даже в рамках работы СЦ занимает довольно интересную позицию: пытается найти нарушения со стороны ЛНР и ДНР там, где их, собственно, нет, и крайне неохотно идёт на компромиссы в случае начала каких-либо перестрелок, стычек или боевых действий. И в этом плане я считаю, что нормальная и объективная работа центра происходит благодаря именно российской стороне. По каждому боестолкновению, по каждому обстрелу тотчас же подключается представитель Российской Федерации, который говорит: «Давайте прекращать, давайте остановим это, вы (ЛНР, ДНР) — звоните своим, вы (ВСУ) — своим, не важно, отрицаете ли вы этот факт, есть ли он на самом деле — звоните!» То есть выходит, что реальным миротворцем в нашем случае выступает именно Россия. Раз в формате «нормандской четвёрки», а после в Минске было принято решение о том, что будет перемирие, то российская сторона чётко придерживается этих договоренностей, не отступая от них ни на шаг.

Я со своей стороны понимаю и уважаю такую позицию, поскольку нельзя быть чуть-чуть беременным. Украинцы же, как правило, пытаются действовать по принципу, мол, нам тут кое-что все-таки можно, поскольку тут вроде бы и так всё наше… Они продолжают жить в рамках этих представлений, поэтому им довольно сложно выполнять те договоренности, которые были приняты в Минске.

ИА REGNUM: То есть обстановка во время работы с представителями Украины за одним столом и по одним и тем же картам царит довольно напряженная?

Столкновения, причем постоянные, касаются даже формулировок. Изначально существовала договоренность говорить об ЛНР и ДНР так: отдельные территории Донецкой области, отдельные территории Луганской области. Так сказать, чтобы никого не обидеть. Потому как у каждого своё представление об этой «отдельности», а так вроде бы все остаются при своём. Однако я, как представитель Народного совета и Совмина, нередко использовал следующие формулировки: «глава Луганской Народной Республики выступает за безоговорочное выполнение Минских соглашений, глава Луганской Народной Республики принял такое-то решение, считает так-то…» И это постоянно вызывало возмущение с их стороны, они начали жаловаться ОБСЕ. Я им отвечаю, мол, но я не могу называть главу республики главой области, поскольку народ выбирал его не как областного главу.

В самом начале работы СЦ в их среде стремления выполнять Минские соглашения были довольно сильны. Но сейчас с украинской стороны идёт одна политика, постоянные обвинения в наш адрес — «вы нарушаете перемирие, постоянно что-то делаете не так», всё только на этом уровне. Насколько я понимаю, такова политика даже не Киева, а его заокеанских кураторов.

Однажды в центр приехал представитель министерства иностранных дел Украины. И начал, как говорят, с места в карьер: выступил с нотой в адрес правительства России, даже в адрес ОБСЕ у него претензии нашлись. Я же со своей стороны резонно заметил: «Мы что, уже вошли в сферу деятельности внешнеполитического ведомства Украины? В каком формате? Почему это произошло?..» Был долгий спор. Представитель, естественно, остался. И если до его появления генерал ВСУ производил впечатление адекватного человека, с которым можно работать, то с того момента он перестал говорить нормальным человеческим языком и начал делать исключительно политические заявления. Я более чем уверен, что все тексты этих заявлений ему писал именно этот представитель украинского МИД. Хотя, думаю, было бы точнее назвать этого чиновника уже представителем Госдепа США, я это почувствовал интуитивно, услышав его идеальный английский с подчёркнуто американским произношением.

ИА REGNUM: То есть психологический фон во время совместной работы с противником был довольно напряжённый. Особенно, если учесть, что вы находились у него в тылу…

Что интересно, там довольно чётко чувствуется разделение внутри самого офицерского контингента ВСУ. Это видно по тому, как относились к нам уроженцы Харькова, Днепропетровска и даже Киева, и, например, львовяне. Первые довольно адекватны. Со стороны некоторых мы даже чувствовали чуть ли не симпатию. Так, в приватном разговоре один подполковник, не буду говорить откуда, чтобы не подставить человека, прямым текстом сказал мне: «Я вас, положа руку на сердце, понимаю, насильно мил не будешь, но ничего поделать не могу, есть приказ, я присягу давал». Военные же из западных регионов даже не скрывали резко неприязненного отношения как к нам, так и к россиянам. В их тоне постоянно сквозила какая-то издёвка. Помню, шли в столовую на территории украинской части, и офицер ВСУ с запада, сопровождавший нас, увидев, как один из российских представителей российской делегации отошел в сторону, закричал на украинском: «Куда ты пошел?! А ну-ка встал в строй, рядком все идите!» С таким подтекстом, что, мол, нечего шляться по нашей земле. Ну, мы его сразу успокоили, сказав, мол, не дёргайся, угомонись, делай то, что должен делать.

Часто уроженцы западных областей нарочито отказывались общаться на русском. На что я им отвечал: «Для меня не проблема перейти на украинский, но я-то прекрасно знаю, что паны понимают и свободно говорят по-русски. В конце концов, давайте тогда перейдем на английский, это будет ещё интереснее. Мне это не сложно, а вам?»

Повторю, в этих взаимоотношениях не было бы ни капли конструктива, всё бы вылилось в постоянные перебранки и взаимные обвинения, если бы не российская сторона. Именно она не дает им развернуться так, как им бы хотелось. Потому что они изначально настроены не на решение проблемы, а на удовлетворение собственных интересов. У них суть такая. Это как со школьным хулиганом, который, придя в первый класс, поначалу держится в рамках правил, но потом, освоившись, постепенно шаг за шагом начинает отходить от них, проявляя свою истинную природу.

ИА REGNUM: Возникают ли сложности в функционировании СЦ из-за подобного настроя украинской стороны?

При центре представители народных республик работают вахтовым методом: месяц пробыл там, после чего тебя меняют. Понятное дело, что для той стороны мы все — активисты ЛНР и ДНР — «террористы», находящиеся в розыске. Когда я с коллегами (мой военный напарник и смена россиян) въезжал на оккупированную территорию, то тогда проблем не было по простому стечению обстоятельств: ВСУ устроили очередную шумную провокацию по поводу того, что их блокпост опять «подвергся обстрелам сепаратистов», хотя мы не слышали ни выстрела, ни разрыва, не было даже намека на обострение ситуации. Но это позволило нам «под шумок» беспрепятственно добраться до места работы. На обратном же пути мы проезжали через блокпост одного из территориальных батальонов, представители которого отобрали у меня с напарником паспорта. Потом о чём-то долго говорили на повышенных тонах с украинскими генералами, но в итоге вопрос был решён.

Для себя я отметил, что взаимоотношения ВСУ и батальонов довольно напряжённые. Командование практически не имеет никакого влияния на эти вооруженные формирования, и те, как правило, делают только то, что им хочется делать. Бывало так, что мы передавали украинскому командованию информацию об обстреле, а те отвечали: «Мы не стреляли», долго не могли понять, с какой стороны вёлся огонь, и только впоследствии выяснили, что огневую атаку вел батальон «Айдар». «Да, мы слышали, что с нашей стороны, но не поймем откуда», — это вполне обыденная для той стороны ситуация. Хотя когда украинские военные начинали оправдываться, мол, это не мы, а батальоны, вышеупомянутый представитель МИДа неизменно поправлял их: «Территориальные батальоны также являются частью Вооруженных сил Украины». Невольно оказывая им медвежью услугу.

ИА REGNUM: Вы неоднократно говорили о роли России в деятельности СЦ. А каков, на ваш взгляд, толк от участия в его работе наблюдателей ОБСЕ, которые ещё со времен войн на территории бывшей Югославии и в Чечне демонстрировали «чудеса» предвзятости в пользу сателлитов США и НАТО?

Я чётко понимаю, что наблюдатели этой организации подыгрывают украинским властям и их заокеанским хозяевам. С другой стороны — это международная организация, объединяющая несколько десятков государств, представители которой видят всё, что происходит в Новороссии, собственными глазами. И те факты, которые они вынуждены фиксировать, скрыть невозможно. Если мы, ЛНР, заявляем о том, что в соответствии с Минскими соглашениями отвели технику, то приглашаем и их, они приезжают и убеждаются в этом. Поэтому при определённых негативных моментах их присутствия мы, по сути, заинтересованы в том, чтобы они были здесь. В конце концов, правда на нашей стороне, все договоренности, в том числе и минские, мы всегда выполняли.

ИА REGNUM: Многих, и не только в Новороссии и на Украине, волнует вопрос, как долго продлится нынешнее перемирие и, соответственно, когда возобновятся активные боевые действия? Каково ваше мнение на сей счёт?

Нынешнее перемирие очень хрупкое. Для чего вообще заключают перемирия? Либо для того, чтобы они плавно перетекли в мир, либо для того, чтобы собрать силы и продолжить войну. На мой взгляд, Украина не сделала ни одного шага для того, чтобы перемирие стало миром. Вы только посмотрите, какие решения принимаются в Верховной раде! Например, закон о выборах в местные советы, согласно которому формирование участковых избирательных комиссий может происходить исключительно на основе тех политических партий, которые на данный момент находятся в украинском парламенте. Вы можете себе представить, что сейчас в Луганске участковые комиссии станут формировать представители партий Яценюка, Порошенко, Ляшко, Тягнибока? А где закон о нашем статусе? Где прописаны хоть какие- принципы, по которым мы будем строить взаимоотношения с Украиной? Почему до сих пор не отменена экономическая блокада региона, почему мы — жители Луганщины, должны получать какие-то справки для перемещения на украинскую территорию, если они нас считают одной территорией с ними? Тем более что по конституции Украины ничто свободу моего передвижения как гражданина страны ограничивать не должно. Равно как и свободу харьковчанина, пожелавшего приехать в Луганск. Опять же закона о военном положении также до сих пор нет.

У меня есть нехорошее подозрение, что полномасштабные боевые действия начнутся в ближайшее время. Потому что для киевской хунты война — единственный способ удержаться у власти. Едва кровопролитие закончится, то этим людям, захватившим власть, их же граждане начнут задавать неудобные вопросы. Например: «Что там у нас с экономикой?» А там полный развал.

Есть еще фактор безбашенных наци, той страшной тёмной силы, которую хунта подняла на Майдане. Мой друг со Львовщины, знаете, что говорит? Он не нарадуется, как у них там стало хорошо. Раньше по городам и сёлам маршировали нацики со свастиками, флагами своими махали. «Сейчас никого нет, все уехали к вам — в Донбасс!» Уверен, киевский режим мечтает теперь избавиться от экстремистов, сейчас они больше не нужны и просто опасны. Украинская власть мечтает, чтобы нацисты все «героически» померли у нас, после чего из них сформируют очередную «небесную сотню» и где-нибудь прикопают рядом с Бандерой.

ИА REGNUM: После тяжёелых боев под Дебальцево и Чернухино и игр политиков осталась ли у вас надежда на то, что рано или поздно удастся освободить две трети оккупированных территорий Донбасса?

Конечно. Так и будет. Причём мы рано или поздно освободим от оккупантов не только весь Донбасс, но и всю Украину. А может, и дальше пойдём. В конце концов, ось зла, породившая фашизм на Украине, находится в других широтах.

Беседовал Алексей Топоров.