В казахстанском «важнейшем из искусств» фильм Адильхана Ержанова, обласканный самым лестным вниманием, но разошедшийся с массовым зрителем внутри страны, звучит как серьезное социальное заявление. Заслуживающее осмысления. Как «Левиафан» и «Бердмэн». О трех лентах корреспондент ИА REGNUM побеседовал с двумя кинокритиками — Тулегеном Байтукеновым и Каримом Кадырбаевым.

ИА REGNUM: Помните, в баре Бердмэн спросил Табиту, что должно случиться с человеком, чтобы он стал критиком? Мне тоже интересно это узнать.

Тулеген: Один из апостолов импрессионизма сказал, что для того, чтобы стать художником, нужна всего одна вещь: хорошее настроение. В случае с критиком настроение, вероятно, должно быть плохим, — и это было бы исчерпывающее объяснение для большинства. Но все не так просто. У нас любят противопоставлять критиков и творцов. В первые, якобы, идут от невозможности создать что-то свое. Примеры вроде Франсуа Трюффо или итальянских неореалистов, сказавших новое слово в кино на основе критического анализа замшелого старья, почему-то всегда игнорируются. А между тем, в критики идут, когда хотят разобраться в предмете, понять какие-то вещи для себя, и объяснить их публике. Критика — это анализ, а не хула. Глупо говорить, что Вазари начал писать про живописцев Ренессанса, потому что сам не смог нарисовать Джоконду. Попробуйте рассказать про эту картину без штудирования критики, — посмеемся вместе.

Карим: В моем случае, нужно осознать, что ты слишком ленив для того, чтобы лезть в кинопроизводство. Если же говорить серьезно, то я с детства мечтал о работе, где нужно смотреть кино, высказывать о нем свое мнение и получать за это некий профит. Едва ли профессию кинокритика (хотя мне лично ближе термин кинообозреватель) можно назвать высокооплачиваемой. Тем не менее, я сейчас занимаюсь тем, о чем я мечтал с детства и в этом отношении, считаю себя человеком абсолютно счастливым (если, конечно, дэдлайны не горят). Ответить на вопрос Ригана довольно сложно. Что должно случиться с человеком, чтобы он выбрал профессию, которая обрекает его на то, чтобы быть презираемым отдельными обидчивыми художниками? У меня есть встречный вопрос — что обрекает бездарей вставать за камеру или перед ней, а потом на всех углах орать «Это великое искусство, которое вам, ничего не производящим кинокритикам, не понять»?

ИА REGNUM: Вы сейчас оба причастны к новообразованиям в сфере казахстанского кино — оба входите в Ассоциацию кинокритиков, Тулеген открыл мастерскую режиссуры и монтажа. При этом, ты, Карим, говорил, что наших сложно как-то раскачать, а ты, Тулеген, что мы в пространстве кино в плане производства смыслов — ментальная колония. Нет ли тут противоречия?

Тулеген: Мастерскую я открыл не сам, а со своим мастером из Москвы Анной Владимировной Фенченко, что на первый взгляд, еще меньше способствует избавлению от ментального эпигонства. Утешить своих будущих слушателей могу тем, что методика Фенченко, лежащая в основе курса, подразумевает исключительно овладение техникой съемок. Она не формулирует за автора замысел, и не склоняет ни к какой идеологической платформе, так же как техника письма маслом, изобретенная в Нидерландах, никак не «голландизировала» Кастеева. Это просто инструмент.

А вот сам я постараюсь вложить в головы подопечных ту информацию, которой владею сам, и очень буду рад, если они осмыслят, и это поможет им сделать что-то яркое, необычное. Не симулякры.

Карим: Противоречий, по-моему, нет. Раскачать, действительно, сложно, но это вовсе не значит, что раскачивать не нужно.

Ассоциация кинокритиков на самом деле была инициирована нами. Затем, чтобы обратить внимание на то, что происходит в отечественном кинематографе, не в частном порядке, как это делает отечественная пресса, а на общую картину.

Казахстанское кино набирает обороты (только в марте 2015 мы увидели семь новых фильмов), но движется хаотично. Как те самые лебедь, рак и щука. Государственная киностудия окончательно превратилась в идеологический институт, ТВ-звезды пытаются (небезуспешно, к слову) делать «народное» и кассовое кино и еще есть несколько вольных художников, которые снимают ради того, чтобы снимать. При этом все дружно игнорируют друг друга. Поэтому нет индустрии. Нет профессиональных объединений и гильдий. Про Союз кинематографистов я молчу, ибо о мертвых нужно говорить либо хорошо, либо ничего.

Наше объединение ставит, возможно, утопическую задачу обратить внимание на проблемы отечественного кино не только со стороны зрителей, но и со стороны самих кинематографистов. Правда, не все это поняли. Менее важная причина: во всем мире существуют гильдии и ассоциации кинокритиков. В США подобное объединение есть в каждом штате, в России в каждом крупном городе. Два года назад я был на Московском кинофестивале и в Доме кино, где проходили пресс-показы, был стенд с рейтингами региональных кинокритиков. И тут я внезапно осознаю, что в городах Владимир и Воронеж есть свои ассоциации кинокритиков. А у нас на всю страну нет ни одной.

Задача кинокритика (как я ее вижу) не только отсеять плохое и непрофессиональное кино, но и рассказать зрителю о существовании интересных фильмов, которые в силу слабого маркетинга не дошли до него.

ИА REGNUM: Вопрос к Тулегену. Ты говорил, что запуск «Хозяев» в прокат «для инновационного Казахстана будет равен внутреннему имиджевому суициду». На мой взгляд, «Левиафан» и «Хозяева» похожи, но «Левифана» выпустили и вроде ничего, не суицид.

Тулеген: Ну, так и Россия не Казахстан. В России (во всяком случае, до Мединского), государство через Фонд кино выделяло средства на такие, например, фильмы, как «Рассказы» Михаила Сегала. В этом альманахе в одной из новелл Игорь Угольников блестяще изображает главу государства, который беспрестанно борется с коррупцией, одновременно ее возглавляя. Можете представить, чтобы такая идея прошла на «Казахфильме»? Или «Царь» Лунгина. Это же прямая аллюзия на ВВП, ода второй части «Ивана Грозного» Эйзенштейна.

А у нас азиатская страна со всеми причитающимися ритуалами, и если в кино будет глава государства, то непременно в героическом антураже.

ИА REGNUM: Давайте поговорим про отторжение «Левиафана», которого, по-моему, нет в Казахстане, но есть в России. Почему? Было бы такое же отторжение «Хозяев» у нашего зрителя в случае запуска в широкий прокат?

Карим: Отторжение «Левиафана» в России — настолько замусоленная тема, что в ней сложно сказать что-то новое. Почему не произошло отторжения в Казахстане? Да потому, что плевать казахстанцам на проблемы россиян, равно как и россиянам на проблемы казахстанцев. Проблема «Левиафана» в том, что он появился в тот момент, когда у России появилось куча внешних врагов. И народ, зомбированный федеральными каналами, принял установку «кто не с нами, тот против нас». Вот Звягинцев с Роднянским и оказались в списке тех, кто против. Были в России картины куда жестче и честнее (взять того же покойного Балабанова), но сняты они были в относительно спокойное время, поэтому подобного резонанса у них не было.

У нас внешних врагов, слава богу, нет, поэтому мы боремся с врагами внутренними: манкуртами, шала-казахами, рекламщиками, экспатами и гостями, которым вдруг что-то не понравилось в стране и почему-то с келинкой Сабиной. Я это называю лайт-версией «кто не с нами, тот против нас».

Для того чтобы произошло отторжение «Хозяев», нужна хотя бы какая-то попытка вторжения в зрительскую аудиторию. Для этого картине нужен мощный промоушн, которого такое кино, как «Хозяева» не получит никогда. Можно еженедельно закидывать новостные порталы информацией об успехе фильма на международных кинофестивалях, но пока по телевизору не пойдет реклама, а городские билборды не будут пестреть постерами фильма, зритель эту картину не увидит.

Живой пример тому «Уроки гармонии». Целый год пресса еженедельно рассказывала о том безумном количестве призов, которые получил фильм за рубежом. Фильм со скрипом выпустили в ограниченный прокат и зритель на него не пошел. Потому, что государственная киностудия поставила задачу заявить о себе на международной арене, но при этом сделала все возможное, чтобы казахстанцы это кино проигнорировали.

Тулеген: В России есть отторжение, потому что она заражена ура-патриотизмом, там пишут на машинах «Обама — чмо», и полагают, что у них настолько офигительная страна, что про нее нельзя отзываться критически, поскольку патриоты любят свою страну беззаветно, а не ищут в ней Левиафана.

Что касается Казахстана, то с чего бы «Левиафану», который изображает беспробудно пьющую российскую глубинку, быть отторгнутым здесь? Мы независимое государство, у нас своих проблем и особенностей хватает.

ИА REGNUM: Тулеген, не помню дословно, но в Facebook ты писал что-то вроде «всегда будут хозяева страны, а все остальные — утритесь». Извини, если неточно привела, но если так, то ты действительно так думаешь? Тулеген: По-моему, неточно. Я говорил о том, что в Казахстане, как и в большинстве стран постсовка, расцвел неофеодализм, характеризующийся разложением общества на несколько страт, права которых определяются исключительно положением в обществе и материальными ресурсами. Когда человек покупает в кредит «Лэнд Крузер 200» (а таких соотечественников у нас много), он пытается войти в круг избранных, хотя бы на уровне внешнего имиджа. Ему откроют шлагбаум, его пропустят на дороге, и ему можно обматерить кого-нибудь на машине подешевле.

ИА REGNUM: Давайте поговорим о нас. Тулеген, ты писал «как известно, и американцы, и русские считают себя представителями великих наций. При этом американцы, если судить по культурным проявлениям, считают, что создали великую страну. А русские уверены, что они великую страну про*рали (что тоже не каждому по плечу, разумеется)». В «Бердмене» мы действительно видим попытку победить себя и обстоятельства, в «Левиафане» и «Хозяевах» мы видим жертв. Получается, мы где-то сопричастны самоощущению русских?

Тулеген: И в «Хозяевах», и в «Левиафане» люди пытаются что-то предпринять, но в заданных условиях они ничего не могут, как не может красный командир с револьвером в руке победить танк, с какой бы отвагой он на него ни кидался. Беспомощность простых граждан в «Хозяевах» артикулирована точнее: герои мечутся, но кафкианский абсурд невозможно победить, потому что источник проблем не персонализирован. Уберите одних полицейских — придут другие, на место Жубы сядет другой абориген, и так далее. Собственно, и личности самих героев системе совершенно неинтересны — это не люди, а статистика. Поэтому дело не в отсутствии у протагонистов стремления к борьбе, а в том, что бесполезно пытаться играть в шахматы в боксерском ринге. Особенно если все судьи куплены.

ИА REGNUM: В «Левиафане» показан маленький человек окраины, в «Хозяевах» маленькие люди аула. В российской литературе отдельное отношение к маленьким людям, к простым людям, которые ближе к земле и истине, что ли. У нас принято воспринимать аул как место проживания хороших, открытых, духовных людей. Названные фильмы, по-моему, разрушают эти мифы. Причем «Хозяева» делают это острее. И плюс в «Хозяевах» развеивается миф о человечности советского человека в лице Жубы. Как вам такая саморефлексия?

Карим: По-моему давно пора развенчивать мифы о том, что если есть на свете рай, то это казахский аул. Не потому, что в аулах все плохо, а потому, что ни в одной стране мира нет четкого территориального деления на белое и черное. Заметьте, как показывается аул в кинопроектах с правильной идеологической окраской. Некое поселение в степи, в котором живут бабушка иили дедушка главного героя, соседи в возрасте 40-50 лет (один из которых непременно бородатый дядя Митрофан, свободно балакающий на казахском) и куча бегающих с утра до вечера детишек. И вот все эти жители казахского Эдема противопоставляются суетливым обитателям города, которые приезжают в аул исключительно на джипах и всегда куда-то торопятся. И вот за эту константу держатся все идеологически правильные кинематографисты.

Другой вопрос, насколько близко все это к реальности. Если аул — это рай, то, как объяснить периодические межнациональные конфликты, перерастающие в массовое побоище со смертельным исходом.

Задача художника (если он настоящий, конечно) рассказать историю, сквозь призму своего восприятия мира. И Ержанов с этой задачей справился на все сто. В «Хозяевах» нет мудрых апашек и аташек, равно как и нет городских жителей на крутых тачках. Здесь рай казахского аула (оцените, как показана на экране природа без заезженных панорам широкой казахской степи и летающих беркутов) противопоставляется аду человеческих взаимоотношений.

Ярые нацпаты уже назвали картину антиказахской, а меж тем, фильм является достаточно изобретательным реверансом в адрес национальных полуфэнтезийных трагифарсов Эмира Кустурицы и иллюстрации сартровского тезиса «Ад — это другие».

Тулеген: Таласбек Асемкулов говорил, что гостеприимство и доброта казахов вдохновлены Достоевским, который считал доброту порождением невозможности причинить зло. То есть казахи всегда считались такими сердобольными от безысходности, — от того, что не могли по разным причинам проявить жестокость. Как бы то ни было, почвенническая теория о сакральности аула и особом благородстве его жителей прочно мифологизировалась, и стала у нас как бы «золотым культурным стандартом». В этом нет ничего нового — еще в эпосе о Гильгамеше природа отождествляется с гармонией и счастьем, а города — с развратом. «Хозяева» не разрушают эти мифы, никого не судят. Фильм просто говорит о том, что кому-то есть место за дастарханом современного Казахстана, а кому-то нет. И эти кто-то — целый пласт русскояз

ычных казахов. ИА REGNUM: И «Левиафан» и «Хозяева» критичны по отношению к власти, но сняты на бюджетные деньги. Это вообще большой вопрос, какими должны быть отношения власти и художника, но в чисто денежном моменте, как вам видится, это нормально?

Тулеген: Нормальные (в значении хорошие) художники всегда делали больше того, чего от них ждали. Когда Рембрандт показал заказчикам «Ночной дозор», то они остались в ужасе. Когда Эйзенштейн снял вторую часть «Ивана Грозного», комиссия не знала, что делать, а Сталин, кажется, знал, но не успел — Сергей Михайлович скоропостижно скончался. В этих, и в тысячах других эпизодов заказчики давали талантам деньги, потому что иначе и быть не должно. Ни купец, ни Министерство культуры не могут сформулировать за творца его замысел. Все, что им остается — это давать деньги, и надеяться, что произведение получится не совсем крамольным. Советская власть, кстати, очень недолюбливала Тарковского, но масштаб его дарования оценивала адекватно, регулярно ссуживая средства на эксперименты. В этом смысле она прямо-таки достойна подражания.

Карим: Диалог художника и государства в свободной стране — это нормальное явление. Это доказательство того, что страна движется к цивилизации, а не от нее.

Вопрос, кто будет оплачивать «стол», за которым этот диалог происходит? Художник (который, вроде как должен быть голодным) или сытое государство. По-моему, тут ответ очевиден.

Если режиссер снимает такое провокационное и социально-нервное кино, как «Левиафан» или «Хозяева», его не нужно гнобить и обвинять в том, что он за счет государства плюнул этому же государству в тарелку. Это всего лишь значит, что режиссер пытается донести сигнал обществу и государству, что «не все в порядке в Датском королевстве». Мне кажется, что это правильно. Пусть будет кино, пусть будут песни и стихи, пусть будет этот самый диалог, в котором по-настоящему умные люди сделают правильные выводы, чем тихо зреющий гнойный нарыв, который рано или поздно превратится в зловонный, бурлящий кровавый поток.

Если же кто-то считает, что один фильм или один художник способны порушить государственные или национальные устои, то имеет смысл задуматься, а какова цена этим устоям, если они так легко рушатся?

ИА REGNUM: У Элиаса Канетти в книге «Масса и власть» есть глава, посвященная выживающему. Там говорится, что «любая боль — ничто по сравнению с фундаментальным триумфом выживания». Может ли социально-нервное кино обеспечить эффект такого триумфа?

Карим: Может. Если его снимает фон Триер. У нас еще не тот уровень осознания действительности, хотя сама действительность у нас, может, даже хуже, но говорить об этом не принято.

ИА REGNUM: «Я бесконечно рада, что картина „Левиафан“ наверняка получит „Оскар“, и я буду очень горда, потому что это гордость за человека, который работает на этой территории и снимает кино на русском языке. А я считаю, что мой патриотизм — что я работаю и снимаю картины на русском языке. По-другому я не могу никак выразить свою любовь к Родине», — сказала Рената Литвинова. Что в этом смысле вы чувствуете по отношению к «Хозяевам»?

Тулеген: С самого начала было понятно, что «Левиафан» не получит «Оскара», как бы этого ни хотелось Литвиновой, Звягинцеву или отличному продюсеру Роднянскому. С точки зрения уровня кинематографического искусства это кино с сухим счетом проигрывает «Иде» Павла Павликовского. «Хозяева» тоже «Оскар» не получили бы, даже будучи номинированными, потому что, как правило, в гонке за призами Американской киноакадемии побеждают картины о торжестве человеческого духа или эпической борьбе героя с жизненными обстоятельствами.

Карим: К сожалению, «Хозяев» на «Оскар» никто не выдвигал (кстати, мы планируем заняться этим вопросом) и мне радость Литвиновой разделить не получается.

Патриотизм — для меня слово сложное. Кажется, что это громкое слово сегодня извращают и подстраивают под себя каждый. Любовь к Родине, по-моему, как и любовь к матери, должна быть безусловной и в плакатно-агитационных акциях не должна нуждаться.

Я не испытываю патриотического благоговения перед фильмом «Хозяева». Я просто рад, что в Казахстане появляются молодые, смелые художники, готовые вести диалог с обществом и государством (пусть пока не очень успешно). Я рад, что появилось движение «Партизанское кино», возглавляемое все тем же Адильханом Ержановым и его первой «ласточке» — фильму «Шлагбаум» Жасулана Пошанова, который раскрывает важную социальную проблему, пусть без культурологических «пасхалок», как в «Хозяевах», но талантливо и доступно. И, кстати, «Шлагбаум» вновь обращается ко все тому же тезису «Ад — это другие». И до тех пор, пока казахстанское общество будет делиться на правильных казахов и «других», потребность в подобном кино будет только расти.