Последние недели принесли много новостей, касающихся крымско-татарского вопроса. На данный момент итог состоит в том, что в среде крымских татар ясно выделились две группы: общественники, которые состоят в диалоге с российской властью (в том числе на самом высоком уровне), и общественники, которые в этом диалоге не состоят. Явно состоялось разделение крымско-татарских организаций на "лояльные" и "нелояльные".

Не берусь судить, что послужило этому причиной: внутренние противоречия в крымско-татарской среде, "недоговороспособность" некоторых общественников, изначально жесткая позиция ответственных федеральных чиновников или же комбинация этих обстоятельств. В чем бы ни были истоки той ситуации, в которой оказались сейчас крымские татары, они проходят через нее не первыми среди народов, подвергшихся сталинской депортации. Поэтому исторический опыт других репрессированных народов, чья реабилитация сопровождалась расколом в их среде, сегодня весьма актуален.

Ранее я писал о значении нынешних крымско-татарских проблем для Северного Кавказа. Теперь речь пойдет о значении для Крыма опыта реабилитации некоторых северокавказских народов.

Балкарцы

По российскому Закону о реабилитации репрессированных народов, балкарцы не имели права на образование "собственного" субъекта в составе РФ, поскольку на момент депортации проживали в единой Кабардино-Балкарии. Такое положение было одобрено не всеми балкарскими общественниками, что проявилось уже в начале 1990-х, когда, например, во многих балкарских селах на первых выборах президента Кабардино-Балкарии вовсе не открылись избирательные участки.

Наиболее острая фаза борьбы "за Балкарию" пришлась на 1996 год. Тогда, незадолго на новых выборов главы региона, съезд балкарского народа принял обращение к президенту РФ Борису Ельцину, в котором выражалась решимость добиться создания Республики Балкария в составе России. Было объявлено о формировании народных дружин в районах, населенных балкарцами, и о намерении в ближайшее время создать МВД Балкарии. Для руководства Кабардино-Балкарии наступила наиболее острая фаза противостояния с балкарским движением.

Выход, найденный тогдашним президентом республики Валерием Коковым, состоял в том, чтобы расколоть балкарских активистов. В результате лидер балкарских протестов, председатель "Госсовета Балкарии", бывший заместитель командующего Закавказским военным округом генерал-лейтенант Супьян Беппаев покинул свой общественный пост и вскоре стал ответственным секретарем Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте Кабардино-Балкарии. Одновременно он создал свою организацию, которая была лояльна республиканским властям и выступала за сохранение единства республики. "Радикалы", требовавшие раздела региона, ушли на второй план, в том числе и благодаря довольно жесткому административному давлению, и в течение ряда лет многим казалось, что властям успешно удалось решить "балкарский вопрос".

Однако в середине 2000-х выяснилось, что это были опасные иллюзии. Вопрос о разделе региона тогда уже давно не стоял, но у заметной части балкарского населения протесты вызвала реализация в Кабардино-Балкарии федерального законодательства о местном самоуправлении. Парламент республики в 2005 году проголосовал за вывод значительной части земель в горах Кабардино-Балкарии (где проживают преимущественно балкарцы) за границы сельских поселений, а также за включение ряда населенных пунктов, в том числе двух крупных балкарских поселков, в состав республиканской столицы Нальчика. Это вызвало довольно серьезные протесты, включая голодовки и проведение "народного референдума" с участками для голосования под открытым небом. В значительной мере напряженность вокруг земельного вопроса в балкарских селах не спадает до сих пор: несмотря на многочисленные поправки к региональному законодательству, принятые после 2005 года, конфликты вокруг муниципальных границ и распределения земель не исчерпаны.

При этом существенно, что лояльные власти балкарские организации, созданные после 1996 года, в 2005 году и позднее практически никак себя не проявили. Они не смогли ни смягчить протестные выступления, ни наладить диалог между республиканской властью и протестующими. По сути, на этом новом историческом витке они оказались незаметны и невостребованы, на протестной волне выдвинулись совершенно другие, новые лидеры. Политическая конструкция, созданная республиканской властью в 1996 году, не выдержала первого же "шторма".

Карачаевцы

Вопрос о реабилитации карачаевцев, отправленных в ссылку раньше других народов Северного Кавказа, осенью 1943 года, был остро поставлен уже в первые месяцы после распада СССР. В июле 1991 года Карачаево-Черкесия вышла из состава Ставропольского края, а в ноябре того же года в городе Карачаевск начался бессрочный митинг с требованием образования Карачая как отдельного субъекта РФ.

Состав движения за образование Карачая был крайне неоднороден. Среди вдохновителей движения были и представители советской бюрократии карачаевской национальности, и мусульманские лидеры. Законные основания для образования Республики Карачай в составе РФ имелись, так как на момент депортации существовала отдельная Карачаевская автономная область. Тем не менее, единство Карачаево-Черкесии в начале 1990-х годов было сохранено.

Надо признать, что в целом это был позитивный результат: раздел региона, если бы он стал реальностью, вызвал бы массу проблем (например, крайне непростым был бы вопрос о границах). Но то, как сошло со сцены движение за восстановление Карачая, породило, в свою очередь, новые серьезные проблемы.

Вскоре после событий 1991 года группы чиновников, изначально поддержавших образование Карачая, постепенно стали отходить от этого политического проекта. Они увидели для себя возможность интегрироваться в управленческий слой единой Карачаево-Черкесии и даже занять в нем лидирующее положение.

Однако в результате пути разных борцов "за Карачай" существенно разошлись. По мере того, как карачаевские чиновники укреплялись в руководстве Карачаево-Черкесии, идея воссоздания Карачая становилась для них все менее желательной. Их бывшие соратники, не вписавшиеся в новые реалии, быстро оказались на политической обочине. Правление первого главы Карачаево-Черкесской Республики Владимира Хубиева (занимал свою должность до 1999 года) становилось все более авторитарным, и сохранившие верность идее раздела региона имели меньше и меньше возможностей для полноценного диалога с властью.

В этих условиях среди них на первые роли быстро выдвинулись наиболее радикальные религиозные деятели, для которых режим конфронтации был гораздо комфортнее режима диалога. Из их сообщества вышли впоследствии и лидеры местного подполья, в том числе причастные к взрывам домов в Москве в 1999 году. Сторонников исламского пути среди адептов восстановления Карачая было много с самого начала, но значительная часть из них развернулась в экстремистскую сторону именно после того, как политическая дискуссия о статусе региона была пресечена.

***

Итак, события, происходившие в постсоветское время вокруг репрессированных народов в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, показывают, сколь опасные последствия может иметь как ставка на "избранные" организации, так и отстранение "несогласных" от диалога по вопросам реабилитации.

Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление: эта истина в полной мере приложима и к государственной политике по реабилитации репрессированных народов. Общественники, приближенные к власти, в критический момент могут оказаться неспособными взять под контроль протестную энергию в среде своего народа. Их имидж привластных не позволяет им выступить в качестве полноценных медиаторов, да и просто оставляет их не у дел во время конфликтов: они не воспринимаются как выразители интересов этноса. Те же, кто оказался вне диалога и в изоляции, утверждаются в наиболее радикальной повестке.

Очевидно, что диалог имеет место, только если воля к нему есть у обеих сторон. Поэтому перспективы диалога с этническими общественниками зависят не только от позиции власти. Но один северокавказский урок федеральному центру в Крыму учесть нужно в любом случае: отсутствие взаимодействия со всем спектром общественников репрессированного народа - это знак не силы и суверенности государства, а серьезных проблем в будущем. Это тем более важно учитывать потому, что политические риски в Крыму несравненно выше, чем на северо-западном Кавказе, ведь полуостров в гораздо большей степени попадает в сферу внимания зарубежных стран, готовых подержать протесты своих тюркских соплеменников - крымских татар.