В ходе состоявшегося 29 апреля в Минске заседания Высшего Евразийского экономического совета на уровне глав государств Александр Лукашенко заявил, что Евразийский союз должен формироваться на принципе отсутствия изъятий и ограничений во взаимной торговле, в т.ч. нефтью, и если Россия и Казахстан к этому не готовы, то к вопросу о формировании данного интеграционного объединения следует вернуться через десять лет. По итогам заседания было решено продолжить обсуждение договора о формировании Евразийского союза России, Белоруссии и Казахстана на саммите в Астане. Судя по заявлениям представителей трёх стран, до 2025 года новое интеграционное объединение будет работать с изъятиями и ограничениями в торговле углеводородами. Александр Лукашенко 3 мая заявил, что не намерен подписывать договор об образовании Евразийского союза в ущерб своим интересам. О перспективах создания Евразийского союза корреспонденту ИА REGNUM рассказал белорусский экономист Александр Синкевич.

ИА REGNUM: Судя по последним заявлениям Александра Лукашенко, создание Евразийского союза находится под угрозой?

Саммит лидеров стран-участниц Таможенного союза, состоявшийся в Минске 29 апреля, подтвердил прежнюю тенденцию: договор о Евразийском союзе будет подписан в срок, и само объединение заработает с 2015 года, но до полноценной реализации четырех свобод (перемещение товаров, услуг, рабочей силы и капитала) еще весьма далеко - дедлайном для полноценного запуска назван 2025 год. Срок немалый, но в Западной Европе построение единого экономического пространства растянулось на несколько десятилетий.

Подобная неспешность была ожидаема, поскольку Российская Федерация не готова делиться своей рентой с природных ресурсов, прежде всего - с нефти и газа (речь идет о нескольких десятках миллиардов долларов в год), поэтому настаивает на соответствующих изъятиях и ограничениях для торговли внутри ТС. С другой стороны, такие задержки вызывают разочарование у других участников ТС - как реальных, так и потенциальных: с момента распада СССР на постсоветском пространстве стартовала уже дюжина экономических интеграционных объединений, но реальный эффект от них до сих пор удивительно скромный. В одном из наиболее успешных объединений - Таможенном союзе - только Белоруссия показывает высокую степень интеграции: в общем объеме её внешнего товарооборота торговля со странами ТС составляет 50,7% по итогам 2013 г. Для сравнения: у России этот показатель составляет 7,5%, у Казахстана - 18,4%. При этом общий товарооборот в рамках Таможенного союза снизился за год на 0,4%.

ИА REGNUM: С учётом изъятий и ограничений в будущем Евразийском союзе, интеграция с Россией и Казахстаном для Белоруссии привлекательна?

Перспективы интеграции для Белоруссии сейчас выглядят следующим образом: страна продолжит активно участвовать в создании и развитии ЕЭП, настаивая на скорейшем предоставлении равных условий доступа к российскому рынку энергоносителей. Однако этот вопрос наверняка будет вынесен за скобки евразийской интеграции на уровень двухсторонних отношений с Москвой. Учитывая военно-стратегическую важность "белорусского балкона" на фоне конфронтации между Россией и Западом, Минск вполне может рассчитывать на увеличение беспошлинной квоты на получение нефти из России, а также на уступки по возврату "нефтяных пошлин" в российский бюджет.

Вопрос равных условий хозяйствования мог бы быть решен оперативнее, если бы Белоруссия согласилась продать свой нефтеперерабатывающий комплекс российским финансово-промышленным группам. Однако Минск это рассматривает как акт экономического вымогательства своих "голубых фишек" в преддверии полноценной интеграции. Кроме того, передача прибыльных активов в руки российских олигархических групп чревата рисками для социально-экономической стабильности в стране. Эти опасения только усилились после скандального развала белорусско-российского калийного картеля в прошлом году по инициативе "Уралкалия", подконтрольного тогда Сулейману Керимову.

Со стороны Кремля также ощущается недоверие к официальному Минску в политическом аспекте, усилившееся после непризнания Белоруссией независимости Южной Осетии и Абхазии, а также сдержанной позиции касательно украинского кризиса. Кроме того, у сторон разный взгляд на принципы интеграции: Российская Федерация старается буквально скопировать технологии Европейского союза в процессе своего встраивания в глобальную экономику, где учитывается экономический вес партнеров, а Минску ближе логика консолидации всех активов без предварительных условий - мол, над этими активами в СССР работали все вместе, а сам раздел был поспешным и несправедливым. Белорусские элиты до сих пор мыслят эпохой и масштабами СССР, а российские элиты смотрят на ситуацию с позиций национального государства, получившего неплохое наследство, которым жалко делиться.

Сближение этих парадигм, особенно в условиях взаимного недоверия, - процесс длительный и болезненный. Однако, учитывая нарастание санкций и военно-политического давления Запада на Российскую Федерацию, можно прогнозировать постепенное переформатирование российских элит в сторону сближения их позиций с белорусской. Искусственное торможение реинтеграции постсоветского пространства, вполне возможно, вскоре будет расцениваться как акт "национал-предательства", поскольку экономические конфликты с собственными союзниками могут оказаться более дорогими, чем вопрос таможенных изъятий и ограничений. В этом случае России предстоит очередная трансформация своих властных и экономических элит, а также передел собственности с акцентом на национализацию.