Москва, 11 октября, 2013, 11:55 — ИА Регнум. Общими повторяющимися фразами про "единообразие судебной практики", "целостность судебной ветви власти" высказались очень многие эксперты, чьи профессиональные интересы связаны с судебной деятельностью. Но одно дело констатировать и дежурно комментировать конкретное решение власти, и совершенно другое - понять, а почему понадобилось соединять Верховный суд с Высшим Арбитражным судом в год двадцатилетия Конституции, которая предусматривает их раздельное существование (ст. 126 и 127)? Неужели настолько неудобна заложенная в Конституции система администрирования и распределение функций, что власть готова начать весьма непростую процедуру внесения изменений в Основной Закон, а потом потратить кучу денег и сил на то, чтобы безболезненно встроить высший орган арбитражной системы в сложный механизм Верховного суда?

Конечно, нет! Дело не в администрировании судебных вертикалей. Дело в затянувшемся поиске сущностной, базовой идеи, на которой должна строиться и развиваться судебная власть в России. Пока ее (идеи) до сих пор нет. Но зато состоялась История Больших Ошибок, которые и поставили российскую Фемиду в такое трудное положение, выйти из которого судейское сообщество сможет только консолидировавшись и осознав свой истинный путь. Попробую разобрать основные допущенные за последние годы системные ошибки, излагая их в вольном, а не хронологическом порядке.

Ошибка первая. Шоковая модернизация и "бизнес подход".

В последнее время судебную власть в России просто раздирало на части. Слишком много стало политики в каждом заявлении и публичном действии представителей высших судов - Арбитражного и Верховного. Еще больше было интриг за пределами публичного поля. Аппаратные игры устраивались и на этапе обсуждения важных для судебной системы законопроектов, и при подготовке ключевых решений, от которых зависела линия раздела компетенций. На публике же усиленно формировался миф о "забронзовевших" и "отсталых" судьях общей юрисдикции и о "прогрессивных" и "прозрачных" арбитражных судах.

Вспомним не такой уж давний 2005 год. Год расцвета российского гламура, нефтяной экстаз и сытый смех над шутками "Comedy Club" наращивающей мускулы и животы молодой элиты. Именно в этот период, когда европейские ландшафты уже начали приедаться, захотелось "чего-то этакого" с западным лоском и у себя на родине. В таких условиях и именно с такой мотивацией зарождалась российская так называемая "модернизация", которая на несколько лет стала чем-то вроде идеологии для государства, в особенности для той самой молодой части российской элиты. Модернизация поверхностная, рассчитанная исключительно на внешний эффект и позитивные медиа-отчеты, что подтвердили провалы многих инновационных проектов. Вполне естественно, что эти энергичные начинания не обошли стороной и судебную власть.

В том же 2005 году председателем Высшего арбитражного суда стал 39-летний Антон Иванов, предыдущим местом работы которого была компания "Газпром-Медиа". В этой весьма известной структуре он отвечал не только за правовые вопросы, но и, как сообщает Википедия, за корпоративное строительство. Совершенно ясно, что человек, не имевший в своей трудовой биографии ни одного дня судейской работы, пришедший из крупнокалиберной "медийки", да еще вдобавок трудившийся корпоративным идеологом, для судей сразу стал чужаком. Это был серьезный шок для весьма закрытой и консервативной судебной власти. Шок, который собственно и предопределил раскол в судейском мире.

Я ни секунды не сомневаюсь, что молодой и энергичный председатель делал и продолжает делать все от души, с полной уверенностью в своей правоте и неоспоримой пользе принимаемых решений не только для суда, но и для российского государства. Привнесенные элементы пиара, "паблисити", подкрепленные цифровыми проектами, привлекали внимание журналистов и общественности. Но случилось неизбежное. Привычные для коммерческой среды механизмы коммуникации, стали использоваться для закрепления публичного успеха. При этом стандартная конкурентная бизнес-психология была проявлена достаточно прямолинейно: в настойчивых попытках демонстрации преимуществ "современного" ВАС над "несовременным" Верховным судом.

Для многих судей это было, мягко говоря, странно, ведь они не привыкли к существованию в бизнес-среде, где "фирма", оказывающая подобные "услуги" - это конкурент, которого необходимо опустить в глазах потребителя, приподняв как можно выше себя на его фоне. С определенного момента ВАС стал навязывать ВС и судам общей юрисдикции соревнования в области электронного документооборота, а также в так называемой открытости для СМИ, которая на практике часто проявлялась лишь в ярких эмоциональных высказываниях, соответствующих публичным запросам. Верховный суд, будучи не только консервативным органом, но и головной частью многотысячной системы судов, в информационном пространстве ставился в сложнейшие условия, однако всячески избегал прямых перепалок, уклоняясь от "социалистического соревнования" с более мобильной и компактной арбитражной системой, нагрузка которой в десятки раз ниже той, которую испытывают районные и городские суды. Новая мифология делала свое дело, и даже некоторым специалистам стало казаться, что по качеству работы арбитраж действительно начинает показывать прорывные результаты. Однако, есть признаки, которые, к сожалению, вызывают ощущение обманутых надежд.

Главный повод для разочарования это так и не возникшие проявления массового доверия к отечественному арбитражу со стороны крупных и даже средних российских компаний, которые заключая сделки с такими же российскими компаниями, упорно продолжают выбирать для разрешения споров зарубежную юрисдикцию. Если контракт заключается на большую сумму, то в пункте о месте разрешении споров появляется Лондон, Сингапур, Стокгольм, и так далее. Те, кто не так богат, или совершают сделку на менее чувствительные для бизнеса суммы, часто выбирают коммерческий арбитраж, который действует при таких организациях, как Торгово-промышленная палата или Российский союз промышленников и предпринимателей. Попытки ВАС объяснить подобные явления всего лишь "модой на иностранную юрисдикцию" не выдерживают критики. Разочарование усиливал и тот факт, что при кратной разнице в количестве судов, судей, зданий, в социальной нагрузке, "арбитражники" и "общая юрисдикция" получали сопоставимые объемы финансирования. То есть 110 арбитражных судов получали аналогичную сумму денег на ту же модернизацию, что и 6000 судов общей юрисдикции.

Как итог, доверие к судебной системе от попыток внедрить модернизационное сознание не выросло. Этому весьма способствовало стремление показать достижения одной ветви судебной системы за счет другой. Однако полученный в результате общий информационный негатив, вопреки ожиданиям ровным слоем лег на всю российскую Фемиду. Неудачи в попытке раскрутить в судейской среде подобие конкуренции, на мой взгляд, произошли еще и потому, что в качестве целевой аудитории был выбран ограниченный круг "зрителей": журналисты, критично настроенные общественники и правящая элита. Бизнесмены же, как жаловались, так и продолжают жаловаться на арбитраж, особенно в регионах, где притчами во языцех гуляют рассказы о заоблачных взятках и сомнительных банкротствах. Любовь журналистов проходит так же внезапно, как и возникает, ну а правящая элита, посмотрев на результаты восьми лет скандальной "модернизации", приняла решение закончить бессмысленное состязание. Невзирая на юридические и организационные трудности практической реализации такого решения в форме слияния высших судебных инстанций.

Ошибка вторая. Метания в кадровой политике.

Появление на одной из вершин судебной системы корпоративного юриста Антона Иванова показывают весьма широкую амплитуду поиска модели кадровой политики при формировании судейского корпуса. Много демагогии разводится по поводу того, что "судьями должны становиться адвокаты", или о выборности судей. Продолжаются попытки изобрести велосипед, на фоне весьма странных действий и бездействий государства в отношении судов, в условиях надвигающейся настоящей кадровой катастрофы.

Несмотря на весь шум правозащитного сообщества, никакие адвокаты работать в суд не стремятся, а выборы судей в современных условиях могут привести к тому, что в черных судейских мантиях может оказаться просто криминал. Зная особенности российской избирательной системы, нетрудно представить, во что могут превратиться подобные выборы.

Опыт закрытых консервативных систем, в которых на служащих налагаются весьма чувствительные ограничения, показывают, что наиболее успешными и перспективными кандидатами являются представители династий - выходцы из той же профессиональной среды. Особенно в разведке, силовых структурах и других службах, где излишнее общение с внешним миром нежелательно. Суд является подобной системой, где привычка к ограничениям в общественной и повседневной жизни является одним из важных факторов служебного соответствия. Ведь даже появление судьи в ресторане или в сомнительном обществе могут стать поводом для серьезных дисциплинарных разбирательств. В этих условиях передача и накопление опыта из поколения в поколение, возможность не только знать, но и являться носителем принципов служения судьи, привитых с детства, позволяют обогатить судейский корпус очень сильными кадрами, преданными своему делу. Не говоря уже о передаче профессиональных юридических знаний и опыта. Так вот сегодня эта система, фактически уничтожена. Система трудовых династий в судейском корпусе России подвержена таким ограничениям, преодолеть которые практически нереально. Виной всему понятие "конфликт интересов", который якобы возникает в ситуации, когда близкие родственники оказываются судьями, работающими на территории одного субъекта федерации. То же самое относится и к супругам, которым сегодня приходится выбирать, кому снять мантию, если муж и жена - судьи, работающие в одном регионе. И если еще недавно родственники могли "разбежаться" по разным ветвям судебной власти: один в арбитраж, а другой в общую юрисдикцию, то сегодня, когда объявлено об объединении высших судов, такая возможность утрачена. По крайней мере, рассмотрение кадровых решений в отношении таких родственников сегодня приостановлено. Ситуация является ярким примером, когда коррупцию ищут совсем не там, где она могла бы быть. Ведь по существующим правилам муж может быть судьей, а жена, к примеру, корпоративным юристом, притом, что такое распределение семейного труда несет в себе на порядок больше коррупционных рисков, чем когда родственники находятся по одну сторону процессуальных отношений.

Вот такое необдуманное "антикоррупционное" правило ставит крест на карьере сотен молодых людей, с детства мечтавших повторить путь родителей. Повторюсь, молодых специалистов, имеющих мощный профессиональный потенциал и чувство судейской этики. Сегодня родители - опытные судьи, носители колоссального профессионального опыта, вынуждены просто уходить в отставку ради карьеры детей. Результат тут один - серьезнейший невосполнимый ущерб кадровому потенциалу судебной системы.

Еще один удар по кадровому обеспечению судов наносит непристойно низкая заработная плата сотрудников аппаратов судов. При колоссальной нагрузке помощники судей получают несколько тысяч рублей. На такие деньги трудно работать даже ради получения стажа или опыта. Найти сотрудника на огромное количество зияющих вакансий просто невозможно. Ведь на аналогичных должностях в органах исполнительной власти или в муниципалитетах зарплата в десятки раз выше. Например, сотрудник делопроизводитель в суде получает 10-12 тысяч, а на соседней улице в каком-нибудь госархиве 35-40 тысяч. А ведь именно аппарат суда, молодые помощники, сотрудники управлений Судебного департамента, которые формируются как специалисты, непосредственно участвуя в судебной деятельности, являются и всегда являлись основным кадровым резервом для судейского корпуса. Сегодня этот резерв не просто сокращается количественно, но и деградирует, так как все реже можно встретить сотрудника аппарата суда с достаточным стажем для начала судейской карьеры.

Ошибка третья. Непрерывная реформа.

Непрерывное состояние реформы, как непрерывная терапия в отношении больного, которого хотят залечить врачи бессовестной коммерческой клиники - изматывает и не дает возможности перейти от аврала к планомерному развитию. "Судебная реформа" - словосочетание, которое преследует судей уже два десятка лет. "Есть у революции начало, нет у революции конца" - пели в честь октябрьского переворота, результатом которого стало разрушение национальных традиций и уничтожение национальной элиты. В этом присутствует печальная аналогия с тем, чему подвергается судейское сообщество. Состояние реформы - унизительно. Оно подчеркивает неполноценность института, его незаконченность, недоделанность. Как многолетний ремонт в квартире нерадивых хозяев, в которую стыдно пригласить друзей из-за строительной пыли и разложенных по полу газет.

Реформа в истинном понимании предполагает четкий и понятный план реорганизационных мероприятий от одной временной точки до другой с прописанными ожидаемыми показателями и результатами. Реформа в существующем виде способна эффективно выполнять только одну задачу: держать судейский корпус в состоянии неопределенности, в непрерывном ожидании внезапной конституционной реформы или любого другого решения, последствия которого скажутся на судьбе конкретных людей. Задача эта может быть связана с обеспечением управляемости. Внешней управляемости, которая позволяет в нужный момент контролировать те или иные процессы, оказывать прямое или косвенное влияние на принятие решений, имеющих государственное значение. В этом нет ничего нового. И "рукотворный хаос" и принцип "разделяй и властвуй" - стары как мир. Однако, если решение об объединении высших судов, фактически, ставит точку в применении второго из указанных принципов, то есть надежда, что после завершения формирования новой и окончательной конфигурации судебной власти, хаотичное состояние российского суда постепенно трансформируется в планомерное и самостоятельно развитие.

Ошибка четвертая, главная, производная от остальных: десакрализация.

Необходимо, наконец, принять очевидный факт, что никакая "открытость правосудия", в том смысле, в котором ее сегодня пытается навязать так называемое правозащитное сообщество, никогда не приведет к повышению доверия к суду. Точно так же, "открытость" в работе нейрохирурга не поможет делать ему операцию лучше. Наоборот, если хирурга заставить описывать и разъяснять вслух каждое действие и разрез, то, скорее всего, это негативно скажется на состоянии пациента.

Единственный путь к доверию граждан это сакрализация судебной власти. Формирование Духа Правосудия, основанного на опыте поколений, на безупречном служении, четкой нравственно-идеологической базе, подкрепленных качественной и достоверной внешней атрибутикой. Именно по этому пути идут англо-саксонские страны. Для Великобритании мантии и парики, которые носят даже адвокаты во время процессов, это не блажь и не анахронизм. Правосудие должно быть сакрально, должно вызывать уважительный трепет и содержать в каждом своем проявлении настоящий государственный авторитет. На этом месте должна прозвучать фраза обывателя: "ну конечно, нашим судьям, какой парик не надень, все равно будут брать взятки и обслуживать обвинителей". Действительно, опыт участия в судебных процессах оставляет неприятный отпечаток в памяти десятков миллионов человек ежегодно. И не всегда справедливо стандартное объяснение, что "одна из сторон всегда проигрывает". Трудно спорить с тем, что в нашей стране регулярно выносятся предвзятые решения, которые без должного внимательного изучения, практически "на автомате" подтверждаются высшими судебными инстанциями. Не открою секрета, что судьи, которые намеренно банкротят состоятельные предприятия или своими решениями отнимают недвижимость, выкидывая на улицу несчастных граждан - существуют. Их не так много в общей массе измученных запредельной нагрузкой вполне честных и профессиональных судей, но появление даже одного предвзятого или неквалифицированного судьи становится слишком ярким поводом для тихого возмущения очень многих людей, а информация о творящихся несправедливостях имеет свойство к более активной циркуляции, чем хорошие новости.

Но и в этом случае показная "открытость правосудия" не способна выкинуть из системы оборотней в мантиях. Сегодняшнее моральное состояние суда - перегруженного, вечно виноватого и вечно реформируемого института, как раз и становится поводом, чтобы в судейском корпусе заводились подобные "паршивые овцы". В наше безнравственное и потребительское время очень многие молодые люди мечтают, как говорится, "срубить денег". Негативная репутация суда делает работу в судебной системе привлекательной в первую очередь для тех, кто видит в судейской мантии глубокие потайные карманы. А чем еще может быть интересна работа в суде для молодого человека? Ненормированным рабочим днем? Изучением дел дома на выходных? Постоянными ограничениями? В нынешних условиях осталось только два мотива: профессиональные амбиции стать классным юристом или материальный интерес, причем связанный не только и ни сколько с зарплатой, а с "дополнительными возможностями". Закономерная ситуация для общества потребления в котором о суде можно писать либо плохо, либо никак. Суд, который под внешним воздействием десакрализуется и в какие-то моменты сам себя перестает уважать - это уже реальная угроза для конституционного строя.

Что делать?

Подлинная (ни в коем случае не имитационная!) сакрализация судебного действа, судейского служения, это единственный шанс сделать российский суд по-настоящему устойчивым и надежным столпом российской государственности.

Для этого не нужно затевать очередную реформу или еще раз (после объединения высших судов) менять Конституцию. Главный резерв преображения судебной власти это преданные делу судьи, которые являются носителями традиции и которые должны формировать повестку судейского сообщества. Одновременно должны быть проведены мероприятия по очистке судейских рядов от всех тех, кто под внешней респектабельностью распространяет вокруг себя коррупционную культуру. Обе категории судей известны всем, по крайней мере, внутри судейского корпуса никаких тайн нет. Однако их судьба и возможность действовать зависит от внешнего воздействия, причем коррумпированные судьи, как правило, имеют покровителей в исполнительной власти и правоохранительных органах. Механизм самоочищения судейского корпуса, освобожденный от внешних манипуляторов, помог бы достаточно быстро устранить поводы для разговоров о коррумпированности российского суда, учитывая, что на данный момент большинство судей законопослушны и честь мантии для большей части служителей Фемиды - не пустой звук. Регламент, по которому судьи сами смогут решить, с кем им не по пути может быть разработан специально созданной комиссией при Совете Судей во главе с председателем Верховного суда.

Сегодня судебная власть, получив еще один шанс обрести подлинную самостоятельность, испытывает колоссальное внешнее давление. И именно это внешнее давление, а также внешнее покровительство тем судьям, которые готовы выполнять "отдельные поручения", настойчиво исходящие от структур из других ветвей власти, и создают ту неприглядную картину, которая является поводом для непрерывной критики российского правосудия.

Понятно, что независимость суда является важнейшим конституционным принципом, однако обретение такой независимости это лишь одно из необходимых условий для становления судебной власти в том виде, в котором она нужна гражданам.

Идеология, нравственно-этические принципы, а также внешняя атрибутика должны быть тщательно проработаны и сформулированы не только с учетом требований процессуального законодательства, но и с целью формирования нового восприятия судебной власти. Сакрализация образа предполагает строжайшие требования к самим судьям, а также ко всем участникам процесса, включая репортеров в залах заседаний и за его пределами. Сакрализация судебной власти должна опираться на исторический базис российского правосудия. При этом совершенно нетронутым источником для такого базиса является традиция судопроизводства, существовавшая в дореволюционной России. Устойчивость любых социальных институтов определяется глубиной исторической традиции и преемственности, и напротив, искусственное купирование корневой системы, неумение воспринять опыт многих поколений, уничтожение культурного слоя приводят к деградации. А ведь даже в произведениях многих писателей образ суда царской России воспринимается как образ справедливой и беспристрастной системы применения законов того времени.

Воссоздание связи с историческими корнями, проработка актуальной, но вместе с тем консервативной идеологии судейского служения, цельной, мобилизующей судейский корпус к исполнению новых стандартов поведения - работа, требующая основательного подхода и серьезных интеллектуальных ресурсов. До сих пор подобной работы в достаточном общероссийском масштабе не проводилось, хотя очевидно, что создание любого государственного института должно начинаться с истоков и исторического наследия.

В этой связи понятие "открытости правосудия" тем не менее, должно остаться востребованным. Однако необходимо четкое понимание утилитарного практического значения этого словосочетания. Открытость суда это не "стриптиз" системы на потребу журналистов и правозащитников, и не уничижительная самокритика перед телекамерой. Открытость судебной власти заключается в первую очередь в удобстве для граждан, участвующих в судопроизводстве. Выскажу крамольную мысль: даже количество или отсутствие опубликованных судебных решений в сети Интернет не определяет открытость. Гораздо важнее - вежливые и готовые помочь помощники судей, четкая система назначения даты и времени судебных заседаний, консультации для тех, кто в силу возраста или образования далек от тонкостей процессуальных норм.

Открытость правосудия - это порядочные адвокаты, это качественно написанные законы, это честные профессионалы в следственных органах и прокуратуре, это четкая система исполнения судебных решений. Очень многое в открытости правосудия не имеет отношения непосредственно к судьям.

Современный механизм "общественного контроля", который распространяется на действия министерств и ведомств, не может быть под копирку применен по отношению к российским судам просто в силу специфики процессуального законодательства. При этом круг экспертов, с которыми происходит публичное взаимодействие судейского сообщества, не должен ограничиваться исключительно журналистами и правозащитными организациями, цели и задачи которых не всегда прозрачны, а методы работы часто заключаются в том, чтобы истребовать финансирование на проекты с нечетко обозначенными результатами. К сожалению, большой и очень востребованный круг ученых правоведов, представителей ведущих российских юридических вузов нечасто появляется в президиумах конференций и на дискуссионных площадках, организованных при участии судей.

Судебная система не может и не должна развиваться под излишней внешней опекой, ни со стороны государства, ни со стороны правозащитников, которые чаще всего оказываются просто заинтересованной стороной в определенной категории дел. Задача государства создать для судов стабильную социальную базу и не мешать формированию кадрового резерва. Также государство не должно ставить на судьях экспериментов и, конечно же, строжайшим образом наказывать чиновников и правоохранителей любого уровня даже за попытки воздействия на вынесение судебных решений. Все остальное судьи пока еще способны сделать своими силами, опираясь на лучших представителей судейского корпуса, на исторический опыт и, конечно же, на Закон.

Денис Дворников, член Общественной палаты РФ, к.ю.н.