Решение Верховного Суда РФ, подтвердившего законность запрета ношения хиджабов в школах Ставрополья, дает повод подвести некоторые итоги споров вокруг мусульманской одежды в этом регионе. Я намеренно не обозначаю предмет споров как одежду школьниц, потому что в публичном пространстве Ставрополья речь в основном шла не о ней.

Это может показаться удивительным, ведь законодательная инициатива ставропольского правительства касалась хиджабов в школах и ничего более. На уровне федеральной власти вопрос о хиджабе также звучал исключительно в связи со школьной формой. Можно было ожидать, что в обсуждении позиции краевых и федеральных властей - с любой долей ее одобрения или неодобрения - ключевую роль сыграют специалисты-педагоги, психологи. Они должны были бы попытаться ответить на действительно непростой вопрос о том, как, избежав этнической или конфессиональной сегрегации в школьной среде, одновременно воспитать у ребенка уважение к иной вере и иной культуре.

К сожалению, дискуссий об этом в крае было очень мало. Вопрос о школьной форме, хоть и был причиной обращения к теме хиджаба, быстро сменился в публичном пространстве чем-то совсем иным. Не утруждая себя обсуждением серьезных проблем педагогики, большинство комментаторов, выступающих с позиции "местных", ограничивалось тем, что призывало "не дать слабину", "держать удар", "сохранить устои". Разговор перешел на самую широкую тему защиты "своего" и противостояния "чужому", символизируемому, на взгляд многих обитателей ставропольских соцсетей, именно хиджабом. Причем ключевую роль в этой защите и в этом противостоянии призывали играть краевую власть.

Вряд ли ставропольские события могут напрямую повлиять на спор о том, чем должно быть государство - нанятым налогоплательщиками оператором, обеспечивающим безопасность и исполнение писаных законов, или же самоценным хранителем некого единственного верного, избранного уклада, недружественным ко всему, что данному укладу не соответствует. Этот спор - слишком глобальный, слишком острый для современной России, что особенно ярко проявилось в последние год-полтора, когда религиозная тематика стала проникать в заголовки главных новостей дня. И все же нельзя не заметить, что именно в ставропольском споре о хиджабах деление "свой - чужой" демонстрировало и свою несостоятельность, и свои очевидные риски. По этой причине происходившее в крае оказалось весьма поучительным.

Прежде всего, надо обратить внимание, что ставропольские сторонники борьбы с хиджабом рассматривали ее как защиту края от приезжих. С миграцией в Ставропольском крае, особенно в крупных городах, действительно, связаны серьезные проблемы. Не буду повторять очевидное - что за преступления конкретных приезжих не должны страдать все их соплеменники, замечу другое: на Ставрополье среди мусульманок, носящих хиджаб, - не только уроженки других регионов. "Хиджабный" скандал первоначально возник как раз в той части края, где мусульманское население никак не относится к приезжим новой волны. Ведь на востоке края дагестанцы живут с 1950-х годов: тогда дагестанские колхозники были мобилизованы советской властью для развития на этой территории тонкорунного овцеводства. Что касается ногайцев, то их проживание в восточном Ставрополье и вовсе исчисляется веками. Кроме восточных районов, в крае есть и другие места, где этносы, преимущественно исповедующие ислам, стали жить задолго до постсоветских переселений - как, например, карачаевцы в окрестностях Кисловодска или те же ногайцы в районе Минеральных Вод. Среди всех перечисленных народов немало мусульманок, носящих хиджаб. И если борьбу с хиджабом, в том виде, как она пропагандировалась в местном медиа-пространстве, понимать как меру противостояния "чужим", то границей между "своими" и "чужими" будет вовсе не стена между Ставропольем и северокавказскими республиками, о которой кто-то мечтает. Эта граница разорвет изнутри сам край, его районы и даже села.

Кроме того, кампания против хиджаба подавалась и как защита от радикальных течений в исламе. Но ведь в соседних со Ставропольем кавказских регионах, где друг другу противостоят разные исламские направления, хиджаб не связан ни с одним из них. Например, в Дагестане среди женщин, появляющихся на людях "закрытыми", - верующие самого разного толка, в том числе и последовательницы суфизма, который принято рассматривать как наиболее "умеренную" и дружественную России ветвь дагестанского ислама. Вполне естественно, что они следуют этой форме одежды, и когда приезжают на Ставрополье или живут там. (Уж если говорить о связи между одеждой и принадлежностью к разным исламским группам, то в Дагестане скорее есть смысл смотреть на разные цвета тюбетеек, но тюбетейки на Ставрополье вроде бы никто пока регламентировать не собирается...)

Итак, хиджаб в Ставропольском крае невозможно считать ни атрибутом приезжих, ни экстремистским атрибутом. И здесь, на примере развернувшихся в регионе дискуссий, открывается главная опасность того, когда противостояние "свой - чужой" пытаются вывести на уровень политики: оказывается, что граница между "своими" и "чужими" на деле может быть установлена только произвольно, через некий символ, а не через поступки или ясно зафиксированную позицию.

"Чужой" - это не "криминальный мигрант" и не сторонник терроризма. Попутно заметим, что для борьбы с обеими этими группами в регионе требуется не охранительная риторика, а профессиональная, основанная на законе и подконтрольная общественности работа государственных служб.

"Чужой" - это просто тот, кто не "свой". А вот кто такой "свой" - сегодня определяется через отношение к одежде, а завтра - как угодно иначе. В силу этой произвольности, если послезавтра лояльность некой "традиции" станет входным билетом в те или иные сферы, будь то госслужба, бизнес или даже культура, практическим результатом будет всего лишь появление новых источников коррупционной ренты для чиновников, наделенных правом отделять "своих" от "чужих". Искренних государственников-традиционалистов такая перспектива, кстати, вряд ли обрадует.