«Дикий народ, дети гор» — примерно так многие оценили волнения в Дагестане, тот самый погром в махачкалинском аэропорту, где возмущенные массы искали прилетевших из Израиля евреев. Это же просто какое-то новое средневековье — с еврейскими погромами и возбужденной толпой. Нужно примерно наказать, а потом просветить — то есть на смену дикому средневековью должно прийти просвещение. Которое у дагестанских народов так и не наступило (точнее пришло в советские годы, а потом сменилось регрессом и откатом к диким нравам).

Иван Шилов ИА Регнум

Проблема в том, что считать главным в средневековье.

Если агрессивную ксенофобию, непроходимое невежество, коллективную внушаемость и прочие «пережитки прошлого», то, конечно же, нужно срочно спасать дагестанские народы от этого.

Однако всё это есть и в современном обществе, урбанизированном и образованном — какие-то больше распространены на Западе, какие-то на Востоке, но не видно никакой разницы в степени внушаемости и управляемости пакистанского и американского общества: разве только в том, что одни слушают мулл, а другие соцсети, пастора или комментаторов с ютуба. Ксенофобия принимает разные формы в исламском мире и в американском — но если сейчас Газа спровоцировала в мусульманском мире приступ острой ненависти к американцам, то в самих США растет исламофобия. Все это, конечно, можно назвать «новым средневековьем». Но можно и постгуманизмом.

Если же считать главным в средневековье бережно хранимые традиции и уклад, непринятие потребления как главной ценности, непререкаемость авторитета старших, то не дай бог пытаться искоренить его в Дагестане. Потому что вместе с таким средневековьем исчезнет и сам Дагестан с его огромным разнообразием народов, ведь они сохранились именно благодаря столетиями не менявшемуся укладу жизни.

Валерий Шарифулин/ТАСС
Вид на Махачкалу

Отмена дагестанского средневековья опустошит ущелья, в которых живут десятки разных народов. Они растворятся в общей городской массе, забудут язык и обычаи. Они будут оторваны от своего уклада, от традиции — а именно это и сохраняет народы, тем более малые. Примеров этому не счесть в мировой истории.

Большинство дагестанцев уже и так не живут в горных аулах, они переселились на равнину, на побережье, в Махачкалу и прилегающие города. Начавшись еще в советские годы, урбанизация в Дагестане приобрела лавинообразный характер после распада Союза. Теперь там все хотят больше денег, потребления и удовольствий.

И вот как раз такой городской житель в первом-втором поколении и становится лучшей питательной средой для появления «нового постгуманистического средневековья» — лишенного традиций, ценностей (кроме успеха и денег), уважения и понимания сложного разнообразия дагестанской реальности. Это называется люмпенизацией — когда человек уже оторвался от своей родной среды и культуры, но еще не прибился к новой.

Отметим в скобках, что еще очень важно — к какой именно новой культуре, но речь сейчас не об этом.

Русские тоже проходили через люмпенизацию: в конце 19-го — начале 20-го века в города хлынули массы крестьян, быстро радикализировавшихся и ставших пролетариями. А в городах им промывала мозги радикально настроенная интеллигенция. В итоге произошла революция, сменившая весь строй, весь социально-экономический уклад.

Еще долгие годы после революции большинство русских жило в маленьких городах и деревнях. И все изменила только послевоенная урбанизация — к 80-м годам русские в большинстве своем переехали из сел в города. Русский традиционный уклад стал исчезать, а распад Союза стал тяжелейшим ударом по еще оставшимся крепкими деревням и малым городам. Русские оказались оторваны от своего привычного образа жизни, хотя и сохранились как народ и цивилизация.

Яков Берлинер/ РИА Новости
Вид на Русский драматический театр имени Максима Горького в Махачкале. 1957 год

Если проводить параллели с сегодняшним Дагестаном, ситуация будет похожей. Есть масса молодых горячих мужчин, которые, переехав в города (или родившись в них в первом поколении), одновременно и очень хотят заработать денег, и недовольны сложившимся укладом (при котором все должности и деньги в руках старшего поколения, представителей других кланов или народов и т.д.). А еще есть радикально настроенные молодые образованные мусульмане, которые говорят этим горячим парням о том, что существующий уклад не просто несправедлив, но и противоречит Корану. А значит, с ним — и установившим его государством — нужно бороться всеми возможными способами. Вот вам если и не революционная, то бунташная ситуация…

Но если у русских процесс урбанизации все-таки шел постепенно, на протяжении столетий (пусть и в дико ускоренном темпе в последние десятилетия), то у дагестанцев отрыв от традиционного уклада происходит стремительно, на глазах пары-тройки поколений.

Кроме того, урбанизация русского населения происходила в годы советской власти, то есть в условиях политики равенства и справедливости, построения ориентированного на нематериальное общества с четкой системой ценностей. Дагестанцы же попадают в города в ситуации разрушения общинного уклада и приоритете гедонистически-потребительских ценностей.

Ну и очень важно то, что русские все-таки большой, имперский народ — а многие дагестанские народности насчитывают несколько десятков тысяч человек. И, попав в Махачкалу, не говоря уже о Москве, они во втором-третьем поколении утратят сначала большие семьи, потом язык, а затем и саму национальную идентичность.

Чтобы сохранить дагестанцев, нужно вернуть (точнее удержать) их в средневековье — то есть сохранить традиционный уклад жизни. А он у большинства дагестанских народов связан с горами. Аварцы и табасаранцы, даргинцы и рутульцы должны не просто сохранять свои родовые аулы в качестве музеев — в них должна жить ощутимая часть этих народов.

Да, это сложно и дорого — нужно поддерживать социальную сферу, сохранять или создавать возможность для заработка (в первую очередь в сельском хозяйстве, но и туризм может сыграть свою роль).

Но если не стимулировать возвращение людей в горы и не создавать условия для того, чтобы они оставались там жить, в очень обозримой перспективе дагестанские народы растворятся в плавильном котле урбанизации. Ничего хорошего от этого не будет ни Дагестану, ни России в целом — цветущая сложность нашей общей цивилизации станет тусклее и беднее.

Не говоря уже о том, что поверхностный, неукорененный, оторванный от родной культуры городской житель всегда будет удобной игрушкой страстей, собственных и чужих, направленных против нашей большой страны. Это касается, конечно, не только дагестанцев, но к ним это относится особенно: вследствие их мусульманской и горской пассионарности.