Латвия, 20 июня, 2012, 17:10 — ИА Регнум. В Латвии разгорается новый скандал на политико-идеологической почве. Члены Подкомиссии Сейма по патриотическому воспитанию осудили высказывания известного публициста Александра Гильмана о советских репрессиях. Политики выразили решимость не оставить эти высказывания безнаказанными и призывали Полицию безопасности провести проверку в связи с действиями Гильмана. Многими это было воспринято в качестве очередного этапа наступления на свободное обсуждение исторических проблем - тем более, что история с Гильманом не является прецедентной.

Статья, которую сделали скандальной

Громче всех на эту тему высказался председатель подкомиссии патриотического воспитания, глава Национального Союза Райвис Дзинтарс. По его мнению, статья Александра Гильмана, посвященная событиям 14 июня 1941 года, содержит все "признаки разжигания национальной розни и оправдания преступлений против человечества". Р. Дзинтарс заявил, что общество должно резко осудить любые попытки унизить достоинство латвийцев, пострадавших в ходе репрессий. В связи с этим подкомиссия отдельно призвала русскоязычную прессу "объективно отражать мнения о советских репрессиях".

Из-за чего же разгорелся сыр-бор? Поводом стал текст Гильмана, опубликованный некоторыми латвийскими русскоязычными масс-медиа. В нем Гильман (к слову, сам имеющий статус политически репрессированного), утверждает, что жизнь в сибирской ссылке не была столь трагичной, как это сейчас изображает официальная пропаганда. "Когда люди в молодости провели по пятнадцать лет вместе вдали от родины, то более близких друзей у них быть не может. Почти все приятели моих покойных родителей были с ними в Сибири. Они часто приходили к нам в гости и вспоминали эти годы, как мы вспоминаем стройотряды, походы и колхозы: много молодежи живет в одном бараке, влюбленности, вечеринки, смешные происшествия - не ссылка, а увеселительная прогулка на лоне природы. Человеку свойственно забывать плохое и помнить хорошее - но и объективно жизнь в Сибири была не так трагична, как принято об этом говорить. Очень трудной оказалась первая зима - из-за холода, неустроенности и безработицы: не было ни пайка, ни зарплаты. Потом был тяжелый труд - лесоповал, подледная рыбалка, но еще через год-другой почти все нашли работу в конторе. Не потому, что у ссыльных были какие-то привилегии, просто все они имели хотя бы среднее образование, а среди тамошних кадров никого нельзя было найти на должность бухгалтера или даже кладовщика".

Кроме того, А. Гильман указывает, что советские депортации проводились весьма хаотично: "Общий принцип арестов был ясен: брали высших чиновников, общественных деятелей, крупных предпринимателей с семьями. Но исполнение было такое же бездарное и некачественное, как и большая часть советской продукции: совершенно невозможно было понять, почему этого человека арестовали, а его компаньона не тронули". Причем, как напоминает автор статьи, репрессии не были направлены исключительно против латышей. Опять же, публицист подчеркивает, что в осуществлении депортаций участвовали люди разных национальностей: "Всех моих близких высылали латыши - молодые ребята из "Рабочей гвардии". Более того, он позволяет себе иронизировать над "священными коровами" официальной идеологии: "По господствующим в обществе мифам, репрессированный - это старый человек, у которого в глазах вся скорбь латышского народа. А я еще не стар - ни скорби, ни латышскости". Подводя итог, Гильман пишет: "Поколению, которое родилось в первой четверти прошлого столетия, выпала очень трагичная судьба. Жизнь не дала им благополучных дорог, сложить голову можно было на любой. Выделять из массы жертв жестокого века одну группу - цинично и подло".

Скорее всего, данная статья осталась бы не замеченной общественным мнением, если бы национал-радикалы не сделали ей столь громкую рекламу. Р. Дзинтарс заявил, что это не менее чем "плевок в лицо" всем репрессированным и сообщил о том, что намерен обсудить с главой Минюста Г. Берзиньшем (своим однопартийцем), как помочь организациям репрессированных подать на Гильмана в суд за оскорбление чести и достоинства. В свою очередь, представитель Объединения политически репрессированных Латвии Петерис Симсонс назвал Гильмана "типичным продуктом советской пропаганды" - потому, мол, репрессии 40-х годов не имеют для него отпечатка трагичности.

Казус Ефимова

Необходимо упомянуть, что история с Гильманом, чем бы они ни закончилась, не является для Латвии прецедентной. Два года назад имел место куда более громкий скандал вокруг жителя Даугавпилса, публициста и общественного деятеля Руслана Ефимова. Он имел неосторожность написать и опубликовать статью, за которую ему "светило" до пяти лет тюрьмы. Истерия разгорелась вскоре после того, как на портале Gorod.lv появился материал "Депортация - как проявление излишнего гуманизма Советской власти". По мнению многих читателей, статья получилась в значительной степени спорная и противоречивая. Некоторые пассажи были выдержаны в излишне резком тоне, а заголовок и вовсе получился словно бы нарочито провокационным. Но автор статьи Руслан Ефимов, оправдывая проведенные в 1941 и 1947 году депортации, был отнюдь не одинок в своем мнении. Собственно, не менее половины материала состояло из выдержек исторических документов и фактических данных. Авторская позиция основывалась на трудах историков, которые можно купить в латвийском магазине или прочитать в интернете. Однако, власть предпочла бороться с неприемлемой для себя точкой зрения административными мерами. Сначала представители партии ТБ/ДННЛ подготовили донос в Полицию безопасности, а через несколько дней работники этого учреждения начали уголовный процесс.

Латвийский политбомонд, в целом, горячо поддержал начало процесса против Ефимова. В частности, применение санкций против неугодного публициста одобрил историк Хенрихс Стродс, а депутат Сейма Янина Курсите-Пакуле призвала к созданию законов, "которые регулируют воспоминания об истории Латвии в конкретном виде". В итоге, дело Ефимова квалифицировали по статье 74, пункту 1 Уголовного Закона "о публичном прославлении, отрицании или оправдании геноцида, преступления против человечества, преступления против мира или военного преступления". При этом, сторонники осуждения Ефимова в запале не желали реагировать на доводы о том, что бороться с оппонентами следует более цивилизованными методами. В свою очередь, в пользу Ефимова высказывались многие жители государства, указывавшие, что если не деяние, а мнение считается преступлением против человечества, то это является ярким свидетельством профнепригодности правящего режима. Мол, человек должен иметь право высказывать свою точку зрения по любому вопросу (если, конечно, он не призывает к убийствам и прочим экстремистским действиям). Если мнение ошибочное, то с ним можно и нужно спорить, но карать за него - просто варварство и средневековье. Дескать, поступая таким образом, государство демонстрирует совершенно тоталитарный образ мысли.

Сам же Ефимов на первых порах демонстрировал однозначную неготовность взять свои слова обратно: "Я остаюсь при своих убеждениях и готов, если потребуется, за них пострадать. Меня обвиняют в том, что я одобряю советские депортации. А как назвать тех, кто осуждая действия Сталина, сами довели общество до тотального падения рождаемости, выезда десятков и сотен тысяч латвийцев, спасающихся от голода и нищеты, в другие страны? Разве их действия под определение геноцида не подпадают? А как назвать такое государство, где суд преследует ветеранов Великой Отечественной, одновременно разрешая неонацистские шествия? В оккупированной немцами Риге местные айзсарги, полицаи, перконкрустовцы проводили зверские массовые экзекуции. Тогда тысячи людей были расстреляны без суда и следствия. Когда Латвия была "приведена в порядок", они выезжали "на работу" в Россию, Белоруссию и Польшу. На территории Латвии при их участии было истреблено 313 798 мирных жителей (в том числе 39 835 детей) и 330 032 советских военнопленных. Не менее 40 тысяч человек были уничтожены при помощи карателей из Латвии в годы войны на территории России, Белоруссии, Польши и Украины. Уже в послевоенное время, с 1944 по 1952 год, "лесные братья", подготовленные отступающими гитлеровцами, совершили не менее 3 тысяч диверсионно-террористических актов - депортации 1947 года были ответом на этот массовый бандитизм! Но у нас сейчас принято считать легионеров героями и гордиться их "подвигами". Нет, что вы там не говорите, но я даже и не хочу милостей от подобного государства!"

В конце концов, дело Ефимова стало настоящей головной болью для государства. Власть начала понимать, что если она его действительно осудит на реальное тюремное заключение, то добьется лишь того, что сама же породят нового "мученика", сделав Ефимова куда более известной и влиятельной фигурой, авторитет которой окажется "выстрадан", а значит и куда более весом. Были опасения и в том, что если Ефимов сумеет заручиться помощью квалифицированных историков, то сумеет сделать из своего процесса настоящее "шоу", результат которого, опять же, окажется невыгоден для правящих.

В конце концов, Руслану Ефимову была предложена сделка: он признает свою неправоту относительно депортаций и отделывается минимальным наказанием. Тот, несколько протрезвев после своих первых заявлений о готовности "идти до конца" и прикинув возможность провести за решеткой от двух до пяти лет, согласился на этот вариант. В начале 2011 года он признал свою вину и получил 60 часов исправительных работ. Кстати, данный шаг вызвал негодование у некоторых оппозиционных деятелей, ранее заявлявших о поддержке Ефимова. В частности, политический активист Юрий Зайцев опубликовал по этому поводу открытое письмо в его адрес: "Руслан! Твое согласие пойти на сотрудничество с властями повредило общему делу. Ты не пошел до конца, хоть публично заявлял о том, что собираешься это сделать. Ты создал лишний прецедент латвийским властям, результатом чего может быть лишний вынесенный кому-либо несогласному с официальной трактовкой событий 40-х годов приговор. Своими действиями ты укрепил систему!"

Возможные последствия

...Судя по всему, некоторые представители власти постараются создать Гильману максимальные затруднения. Так, Р. Дзинтарс опубликовал в своем "твиттере", что "Гильман за свои высказывания должен быть в тюрьме. Демократия не означает возможность издеваться над святыми вещами для государства и народа". Позже он высказался на этот счет более развернуто: "Высказывания, которые кощунственно оскверняют память людей, замученных органами советской власти, не являются и не могут являться нормой в латвийском обществе. Мы призываем журналистов, политиков, лидеров общественного мнения и прочих граждан быть беспощадными к такого рода вседозволенности, а также делать все, чтобы политически-репрессированным жителям Латвии подобные слова не приходилось слышать... Также хотим извиниться перед латвийскими политрепрессированными за то, что сегодня, в свободной и независимой Латвии, допустимы такие высказывания. Наш долг - сделать все возможное, чтобы виновного привлекли к ответственности и память людей, замученных советскими властями, была защищена".

Подобная резкая реакция на, казалось бы, довольно безобидную статью не удивительна. Ведь Гильман "имел наглость" потрогать за вымя священную корову нацрадикалов. Как это так - депортации не были направлены исключительно против латышей? Ведь Р. Дзинтарс и его однопартийцы привыкли спекулировать на уникальной боли латышского народа, причинённой ему пришлыми оккупантами. А если оказывается, что высылали не только латышей, и не только русские, то данная "боль" начинает терять конкретные национальные очертания. Получается, что избиратель VL-ТБ/ДННЛ уже не сможет искренне ненавидеть русского соседа Ваню, после того как узнает, что его деда с бабкой высылал дед соседа Яниса. А это уже размывает электоральную базу Нацсоюза. Нет, националистам у власти требуется, чтобы неприязнь была чистой и незамутнённой - только "русские оккупанты", только латышей. Всё остальное, по их мнению - разжигание национальной розни.

Конечно, вряд ли Гильману грозит реальный тюремный срок. Но нервы ему потреплют наверняка изрядно. Возможно, придется еще и потратиться на защиту в суде. Именно в этом состоит расчет: не столько по настоящему расправиться с инакомыслящими, сколько запугать их и принудить к молчанию угрозой репрессий. Не исключено, что латвийские правящие постараются по максимуму перенять опыт соседней Литвы, где недавно осудили политика Альгирдаса Палецкиса, высказавшего неприемлемую для тамошних элит точку зрения на один из моментов истории советского периода. В любом случае, история с Гильманом уже сейчас демонстрирует неприглядные симптомы очередного наступления на свободу слова и мнений в Прибалтике.